– Я ее уже нашел! – выпалил он торжествующе.

Как оказалось, за прошедшие годы жизнь так и не отучила его от блестящей способности влипать во всякие нехорошие истории.

Но торжество я испортил, впав в штопор. Голова стремительно потеряла устойчивость, а вместе с нею и высоту. Стол стремительно приблизился, а вместе с ним и недопитая бутылка, стаканы с остатками хлебала. В полированной поверхности стола я увидел бешено крутящийся пропеллер, панически дергающиеся элероны, за которыми с трудом угадывался мои носяра и лоб. Попытался взять штурвал на себя, но тут закрылки заклинило бесповоротно и окончательно, и я врезался всей плоскостью физиономии в стол, сметая остатки посуды.

«И наступила тьма, и сказал он, что тьма это хорошо».

Отлежав в госпитале в 81 году Б.К., я покинул доброжелательную диарейную Африку и рванул в метрополию. А Башмак остался, подвизавшись сначала в гумконвои, а затем и перейдя на работу в один из российских фондов помощи изголодавшим, овшивевшим и окончательно впавшим в дикость аборигенам.

На самом деле, когда он рассказал обо всем этом, после того как мы опохмелились на следующее утро, под прикрытием фонда работала шарашка по добыче артефактов эпохи до Б.К. Особенно американских. Америкосы хорошо похозяйничали в Африке, добротно обосновались и пустили корни. Их даже не сразу перебили после Б.К. А когда перебили после них осталось много лицензионных товаров, настоящий Клондайк. Естественно вспыхнули локальные конфликты, резали друг дружку по-тихому и не очень. Тут навыки Башмака, бойца 12 роты специального назначения воздушно-космических сил, и пришлись как нельзя кстати.

Хотя я не представляю, как можно носить опостылевшую форму после того, как мы чуть мозги не высрали после массового отравления в 81-м. Я, например, не смог.

При бесшабашности Башмака и его неуемной энергии, он вскоре оброс нужными связями и стал делать свой гешефт. Он перекупал и перепродавал нетбуки, лицензионные носители, пакеты фирменных программ. Но настоящий переворот в его сознании произвели найденные в Бамако древние записи, имевшие отношение к пришествию Великого Луки. Когда за них отвалили целый чемодан купюр, у Башмака открылись глаза. Он понял, где настоящие деньги, и стал целенаправленно охотиться за всем, что касалось Великого.

Удача поперла. Ведь по последним данным науки после Ватикана Луку видели именно в Африке. Сохранилось большое количество записей, трактатов и академических исследований, посвящённых этому периоду в жизнеописании святого, но достать их можно было лишь за большие деньги, соизмеримых со стоимостью самих артефактов.

– И знаешь почему? – с чувством глубокого превосходства объяснял Башмаков. – Не только из-за того, что за любыми сведениями о Великом, я подчёркиваю, любыми, охотятся всевозможные религиозные фанатики. Те же «пальцы на руках». Хотя это тоже прибавляют цены. Дело в том, что информация о Луке имеет офигительный прикладной характер. Магриб полон рассказов о внезапно разбогатевших счастливчиках, безумно разбогатевших. Но и это еще не все. Ходят истории об артефактах, дарующих бессмертие. Или вечную удачу во всем. Панацее от всех болезней. Неуязвимость от холодного и даже огнестрельного оружия. Люди будущее узнают!

– И ты веришь в эти сказки?

– А ты думаешь кто был Великий Лука? Еще один сдвинувшийся поп? Как бы не так! Есть информация, что он оттуда! – он неопределённо мотнул головой, я неопределенность не любил.

– С того света?

– Сам ты дерево! Пришелец, вот кто! С технологиями, опережающими наши по крайней мере на порядок. Он никогда не знал нужды ни в деньгах, ни в пище, почему? Да потому что обладал неограниченными возможностями.

– Ладно! – я успокоительно поднял ладонь. – Допустим, тамга это некий суперпропуск в рай на земле. Золотой миллион. Но его еще найти надо. Что о нем теперь разговоры разговаривать?

По тому как Башмак замялся, я понял одну тривиальную мысль, от которой меня чуть понос не прошиб покруче африканского. Этот сучонок знал, где тамга.

Город Абенгуру расположен между Ганой и Кот-Дивуаром, но принадлежит последнему. В нем проживает 100 тысяч жителей. Пыльные улицы с колчан деревьями и красными деревьями, корневища которых вьются по поверхности. Женщины с тюками на головах. Лысые дети с одинаковыми лицами тридцатилетних мужиков. Столетние бабки толкут длинными палками просовую кашу в чугунках.

Сержант Башмаков из ВЧК «Чапаев» прошел мимо стены с граффити с ликом полевого командира Махкамбы Второго и вошел в суннитский храм, одноэтажный, с четырьмя минаретами. Его встретил испуганный мулла в джинсах, полосатой рубашке и очках.

– Где эта падаль? – спросил сержант.

Официальный язык Кот-Дивуара французский, но основную массу Абенгуру составляют выходцы из Ганы, так что здесь говорили по-английски, на котором Башмаков мог худо бедно изъясняться.

Сказали бы ему в школе, тупому дебилу, что он окажется за границей и будет изъясняться на иностранном!

Внутри храма никакой мебели, глиняные полы застелены коврами, лежащими один на другом. У стены куча тряпья, в которой с трудом угадывается человек. Перед ним сидит тощий старик в вязаной шапочке. Башмаков прогнал его и опустился на корточки.

Больной доходил. Тело цвета глины, ребра торчат. Последняя стадия СПИДа. После Б.К. эпидемия охватила весь континент, и ею занимались чисто номинально. Почему? Так сказал Великий Лука!

– Зачем звал? – грубо спросил сержант. – Если ты вызвал меня по пустяку, считай это последняя минута твоей жизни!

И ненамного ошибся, подумал он. Ему что последняя, что предпоследняя, не жилец. Как и все в Африке. Как сказал Великий «Вернитесь в Магриб и умрите вместе с ним».

Волосы на голове больного похожи на засохшую грязь. Не лицо череп. Лик смерти. И эта смерть во плоти вдруг раззявила высохший рот и произнесла:

– Не напрасно, масса. Пришло время, начался великий круг, его не остановить, потому что иначе все живое умрет навсегда.

С этими словами он выпростал из-под дырявого хлопкового одеяла руку, что могла прямиком попасть в анатомический музей, настолько она оказалась высохшей до костей. В руке был клочок бумаги. Казалось, именно он поддерживал жизнь в бродяге, потому что сразу, как только Башмаков взял бумагу, несчастный отбыл даже не изменивший в лице.

– Откуда он? – спросил сержант у муллы.

– Из буша, – был ответ.

В бумажку оказалось что-то завернуто, но сержант решил все рассмотреть, когда выйдет на улицу. Заодно там и выбросить.

Но рассмотреть не удалось. Его вызвали по телефону. Вертолет. Полет. Зачистка. Горящий кишлак. Орущие бушмены. Все, как всегда.

Так что обнаружив где-то через сутки в кармане плотный бумажный комок, пропахший потом, Башмаков не сразу и вспомнил, откуда он взялся. Хотел сразу выбросить, уже очень подарочек подванивал, но потом все же раскрыл.

На следующий день он уволился и приехал в Париж, а еще через день встретил Стадника.

– На хрена нужна такая спешка? – недоумевал я.

– Знающие люди сказали, что в Париже можно взять за эту вещицу на порядок больше.

Башмак протянул мне бумажный пакет. С деланным равнодушием я его развернул.

– Ну как?

– А что, я должен от радости описаться? Болванка какая-то. На кредитку похожа.

Конечно же, это была никакая не болванка. Прямоугольник из материала, напоминающий тонко обработанный камень. Гранит, например. На одной стороне рельефное изображение…Чего? Что-то вроде скальной гряды. На другой стороне, отполированной до зеркального блеска, на первый взгляд ничего нет. Но если повертеть под разными углами, проступают невидимые доселе буквы. Вернее, знаки, потому что буквы эти письмена напоминают весьма отдаленно.

– Ничего не напоминает? – Башмак начал надоедать со своим щенячьим энтузиазмом.