Семейные застолья – неотъемлемая часть детства каждого советского ребенка. Это сейчас есть бранчи и ланчи в ресторанах на любой вкус, караоке с профессионалами на бэк-вокале. Люди все реже собираются дома. Сложно представить, что «праздник» – это двадцать человек в однокомнатной хрущевке. Если бы не воспоминания детства целого поколения людей этой страны…

Окраина сибирского городка, серая пятиэтажка, магазин «Юный техник» на первом этаже. Каждый ребенок, неважно, мальчик или девочка, посещающий этот район, мечтает, что ноги понесут родителей именно сюда, за приобретением долгожданного алюминиевого конструктора из планок с отверстиями под болтики. Ведь из него можно бесконечно долго мастерить замысловатые конструкции экскаватора или легкового автомобиля с пошаговой инструкцией, отпечатанной на глянцевой бумаге. До «Лего» – еще целое поколение и десять тысяч километров, разделенных железным занавесом.

Пятый этаж, дверь из крашеной ярко-желтой ДСП, с номером пятьдесят шесть.

День рождения, Пасха или Первое мая. Повод значения не имеет. Форма праздника в этой квартире, как и по всей стране, одна: холодец с горчицей, тазики салатов, вареная картошка с тефтелями, фирменные голубцы, самогон, трехлитровые соленья и, конечно, застольные песни. С петровских времен до недавних пор эта традиция сохранялась повсеместно. Ни Наполеон, ни Гитлер, ни Сталин, ни Горбачев не убили в народе стремление к объединению душ во время пения. Для выживания людям необходимо было ощущение единства и соборности, присущее русскому национальному сознанию, возможность коллективного самовыражения. Все это делало жанр застольной песни любимым в каждом маленьком доме большой страны. Как говорил один русский писатель-драматург: «Песня – душа народа. Загубишь песню – убьешь душу». А что еще, кроме души, было у людей того поколения? Разве что искалеченные судьбы.

Хозяйка дома – Ксения. Женщина советского раннего пенсионного возраста. В чертах лица еще сохранились следы былой красоты. Ботулотоксин еще не вошел в массовое употребление, и косметология ограничивается огуречными масками и ромашковыми отварами, так что к пятидесяти пяти годам глубокие морщины нарисовали у Ксении на лице несмываемое выражение вечного холода. Когда-то, в девичестве, она носила красивую фамилию Лалетина. Ксения Лалетина. Родись в девятнадцатом веке, могла бы рассчитывать на завидную партию из знатного рода каких-нибудь Оболенских или Вертинских. В ее время происхождение фамилий больше ничего не значит.

Про таких женщин в советском обществе принято говорить с глубоким уважением: «Она умеет „держать лицо“». Это позже психотерапевты будут учить целые поколения российских великомучеников выпускать из внутренней тюрьмы свои эмоции и страхи, «проговаривать» трагедии и отпускать ситуации. В культуре, где живет Ксения, лицу не разрешается плакать, тем более отражать скорбь, уныние или отчаяние. Все это непозволительная для ее жизни роскошь. Как давно она научилась «держать лицо» – уже и не вспомнить. А точнее, непонятно, было ли когда-то иначе.

Ее отец был бригадиром в горнорудной шахте Приморского края, и однажды его бригаду завалила осыпавшаяся горная порода. Он остался жив. Один из всей смены. Однако в его судьбе эта случайность не стала счастливой. Он винил себя, что выжил, и эта вина очень скоро съела его изнутри. Через год он повесился во дворе собственного дома, записав склонность к суициду в генетический код большинства своих потомков. Дома, в таежной глубинке, он оставил жену и семерых детей. Ксюша, которой тогда только что исполнилось семь, каждый день с рассветом вставала на табурет, сделанный перед смертью отцом, и готовила еду на братьев, сестер и маму, которая мыла золото на местном прииске, чтобы хоть как-то прокормить себя и детей.

Сейчас Ксении почти пятьдесят шесть, а волосы до сих пор сохранили детскую мягкость и природный каштановый оттенок. Они просто как будто немного выцвели, и аккуратно уложенный низкий пучок покрылся тонким инеем седины. Жизнь долго и сильно давила всей своей тяжестью на это тело. В какой-то момент спина перестала быть натянутой струной: лопнула, сначала обмякла, а потом застыла в согнутом состоянии, уже навсегда.

Сегодня Ксения хлопочет «по хозяйству» в ожидании гостей, близких по крови и географическому расположению. Для некоторых из тех, кого она сегодня ждет, из ее сердца тонкой струйкой все еще сочится любовь, что когда-то била в ней горячим ключом…

Первая любовь Ксении случилась далеко от этой квартиры, на малой родине, в приморском городке Уссурийск, всемирно известном своими краснокнижными тиграми. В городе эти хищники тогда были бытовым явлением. В очереди за свежим молоком из бочки соседи частенько обсуждали, что опять «повадились тигры за собаками по дворам». А сейчас люди по всему миру создают фонды в разной валюте, чтобы сохранить этих полосатых разбойников.

Ксения училась на товароведа («специалист по ретейлу», как бы сейчас написали в резюме выпускники того учебного заведения), ее жених, Валентин, служил в армии.

Поженились, его перевели служить в поселок Славянку, ту самую, из одноименного вальса победителей. Именно этот вальс сегодня, тридцать лет спустя, она наверняка попросит сыграть на засаленном баяне своего первенца Юрочку. Юра родился в бухте Славянского залива и впитал навсегда вместе с вальсом любовь к холодному морскому воздуху своей родины.

Через несколько лет, уже в Сибири, куда мужа в очередной раз перевели на службу, появился второй сын, Володя.

В Сибири Валентин уволился из армии, и Ксения вместе с мужем стала работать на ремонтно-механическом заводе. В их жизни появился Коллектив со своей иерархией: начальство, итээровцы (так называли инженернотехнических работников) и рабочие. Ненасытный зверь Коллектив жадно хотел все и всегда знать, обсуждать и осуждать. С восьми утра и до пяти вечера Ксения и Валентин жили в новой большой семье, со своими порядками, событиями и эмоциями. Отдушиной дневной жизни были короткие дружеские беседы в столовой с теми, кто назывался приятным словом «коллега». Это было единственное свободное время без осуждающих взглядов высшего руководства.

В столовой не было меню, и от этого рождалось ощущение маленького праздника. Что «Бог послал» или начальник продовольствия привез в больших баках, люди узнавали, только стоя в очереди с голубым в крапинку пластиковым подносом. Манная каша – настоящий праздник для женской половины завода. Беляши – радость рабочим. Как только весть о них разлеталась по заводу, каждый цех отправлял в столовую гонца за порцией «на всех». Запивали деликатес молоком, выписанным «за вредность». Руководство страной почему- то тогда решило, что молоко нивелирует последствия того, что человеческий организм каждый день вдыхает металлическую пыль и сажу и глохнет от воя станков. Столовая была единственным местом, где рабочие были важнее итээровцев. Те обедали позже и тем, что останется. В общем, беляши им доставались редко.

Вот в такой атмосфере советского коллектива муж Ксении завел «служебный роман», но не такой, какой случился в одноименном фильме, а плотский и прозаический, с молодой Любаней из отдела снабжения.

Ксении опять пришлось совершенствовать свой навык «держать лицо». Каждый день ходить на работу, улыбаться товарищам по цеху, стоять в очереди с подносом в столовой, делая вид, что все хорошо и нормально. Валентин же не умел держать ни лицо, ни другие части тела. Они с Любаней использовали все подсобные помещения для удовлетворения своей похоти, игнорируя осуждающие взгляды Коллектива. Через год изменник с молодой любовницей сбежал на Кавказ, в окрестности Черкесска.