— Что ты?! — Шепот Белки походил на хрип, будто Мартин пережал ей не запястье, а горло. — Как можешь ты так говорить о ней после её постыдной лжи?!

Мартин взял Белку за второе запястье, и между ними застыла бутылка, точно меч правосудия.

— Прекрати судить свою мать. На ровном месте подобного не происходит, понимаешь? Я не знаю, что делал не так. Почему у неё не хватило сил вытерпеть меня ещё каких-то года два, чтобы получить документы и спокойно со мной развестись. Я бы, честное слово, не стал её удерживать. А сейчас мне стыдно, стыдно перед тобой за всю эту грязь, через которую тебе пришлось пройти…

Он нервно моргал за стеклами очков, и Белка нисколько не удивилась бы, полейся из его глаз слёзы. Она сама чуть не плакала и, сорвав с глаз тёмные очки, смотрела на Мартина в упор. Она всё забыла, а он напомнил, как мать утащила её из тёплого дома в приют для женщин, пострадавших от домашнего насилия. Нос защипало от тошнотворного запаха чужого пота, впитавшегося в старый матрас. Все эти кричащие женщины вокруг, странные забитые дети, и она — оторванная от написания эссе о том, как она замечательно отдохнула с семьей на пасхальных каникулах. Мать твердила, что отчим очень плохой человек, что он её обидит, если они не сбегут. Люди в форме говорили то же самое и хотели услышать от неё всё самое плохое о мистере Деграсси. Они почти подсказывали ей ответы, но она твердила на всё — нет, нет и нет. Тогда её забрали и от матери и поселили в незнакомую семью, где её жалели и обхаживали. В школе учителя тоже странно улыбались и всегда находили повод спросить, как у неё дела и не нужно ли ей чего-нибудь? Дела были плохи, все полгода, пока длилось расследование и суд, и она не могла видеть ни мать, ни отчима. А потом, когда вернулась домой, она стала запираться у себя в комнате на замок, чтобы никто больше не мог забрать её отсюда. Отчим перевёл её в частную школу, а потом нашёл работу в другом штате, чтобы Белка оставила все страхи позади и обрела новых друзей, которые считали её родной дочерью Мартина.

— Это всё она, — процедила Белка сквозь зубы. — Всё плохое в моей жизни от неё. Всё хорошее — от тебя…

— Не надо так говорить, Белка! — перебил Мартин грубо. — Алина твоя мать, так нельзя. У неё должны были быть веские причины поступить так, как она поступила. Но я их так и не узнал. Сначала полиция запрещала нам говорить. Затем не хотел говорить я. А потом — она… Белка, от меня ушли две женщины. Дети остались со мной. Выходит, я хороший отец, но плохой муж. Так бывает, Белка. Бывает… Пойдём! Хватит… Я не хотел и сейчас не хочу этого разговора. Во всяком случае его продолжения. Просто, чтобы ты понимала. Понимаешь?

Белка кивнула. Теперь лучше искупаться, чтобы смыть испарину, проступившую на коже не из-за бега, а жестоких слов. Она напоминает ему мать. Ужас! Она уже не цельная личность, которая зовётся дочерью — она нечто, за что несут перед законом ответственность, и призрак… Фантом потерянной женщины, которая, Белка надеялась, навсегда исчезла из их жизни. От неё сейчас будто отрезали часть. Одним ударом ножа мясника отсекли маленькую девочку, мечтающую, чтобы её полюбили просто за то, что она есть. А теперь тот человек, за любовь которого она столько лет боролась, бежит от той части неё, которой никогда не существовало и не существует. Мать никогда не носила длинных волос, и цвет их был чуть ли не на три тона светлее. Как она может напоминать ему Алину? Как!

Мартин бросился в воду первым. Белка замешкалась, потому что чуть не упустила в шортах прорезиненный шнурок. Они встретились там, где вода доходила обоим до подбородка. Как зеркало, она растекалась во все стороны, почти не дрожа.

— Сплаваем до буйков? — предложил Мартин, и она согласно кивнула.

Море почти не сопротивлялось пловцам. Усталые мышцы расслабились, дурные мысли отступили, оставив обоих наедине с водной стихией. Они вылезли на берег довольные и почти на том же месте, где и зашли в воду. Белка потянулась, подставив мокрое лицо солнцу.

— Знаешь, а я ещё разок сплаваю, чтобы окончательно проснуться.

Отговаривать Мартина было бесполезно. С ногами на ширине плеч, одна рука на бедре, другая у лба, Белка следила за удаляющейся точкой. Когда голова Мартина слилась с морем, Белка тяжело вздохнула. Чёртов танец! Может, не пригласи она Мартина потанцевать, он никогда бы не признался, что тяготится её обществом. Вот так, то, что должно дарить радость, в миг разрушило радужный мир детства, точно мыльный пузырь.

Ах, Мартин, Мартин… Белка покачала головой… Море эхом откликнулось именем отчима, и по спине Белки пробежал холодок. Она даже на цыпочки приподнялась, будто могла заглянуть за линию горизонта, и тут же осела под тяжестью полотенца. В ушах снова звучало родное имя, но теперь Белка знала источник звука. Выскользнув из-под полотенца, она оказалась лицом к лицу с Денисом. «Ты следишь за мной?» — готовилась выкрикнуть она, но он не думал замолкать:

— Нынешнего кандидата, выходит, зовут Мартин, и он отличный пловец?

Денис успел поймать полотенце до того, как то коснулось песка, и вновь накинул его на плечи Белки.

— Далеко уплыл, — Денис покачал головой и бросил всматриваться в сияющую даль. — Как он тебе? Лучше предыдущего? Тебе, гляжу, спортсмены нравятся?

Белка молчала. Зачем отвечать, когда между вопросами нет пауз? И вообще зачем ему отвечать? Лучше спросить, что он всё-таки здесь делает? До Ле-Баркареса по меньшей мере полчаса неспешной езды на машине.

— Не поверишь, — улыбался во весь рот Денис. — Тебя ищу.

Что ж тут не поверить-то, ведь нашёл же, нашёл… Как он подгадывает-то, или она не оригинальна во времени посещения пляжа? Или, куда проще, он живет здесь, в одном из прибрежных домиков. Она просто ходит одной и той же дорогой, вот и не встречала никогда синий мазерати. Так что она спросила только, зачем она ему понадобилась. Он начал, как прежде с «не поверишь». И в этот раз Белка действительно не поверила:

— Хотел попросить тебя побыть сегодня моей женой.

Она дара речи лишилась и машинально сомкнула на груди руки вместе с чужим полотенцем. Улыбка будто приклеилась к губам Дениса или просто запуталась в бородке.

— Исполнение супружеских обязанностей по желанию. Остальное там, тёплые взгляды, обнимашки, уж, пожалуйста, вынь и положь. Ну что скажешь? Не хочешь в дружбу, так я заплачу. Ты же не на целый день приклеилась к своему Мартину? Посмотрела и хватит. Скажи, надо подумать. Мужика надо заставлять нервничать, это полезно для отношений и мужского здоровья. Ну?

Белка молчала. Наглость его улыбки ослепила её, но язык не вырвала. Она просто не знала, на какой из вопросов отвечать первым.

— Слушай, белочка, — он вцепился ей в плечи, но она не дёрнулась, решив дослушать очередную тираду до конца. Любопытство одержало верх над брезгливостью. — Ты ничего плохого не подумай. У меня, как никогда, кристально-чистые намерения в отношении к девушке. Я не собираюсь портить тебе брачную охоту. Можешь наплести своему Мартину что угодно. Я могу оказаться твоим братом наконец. Ну, как в арабских странах, типа женщина без родного мужика никуда. Ну, мама там велела одобрить выбор дочки… Ты там ведь не спала с ним ещё? Не могла ведь успеть…

— Что тебе от меня надо? — выдохнула Белка прямо в его наглую рожу. — Говори прямо.

Денис вдруг убрал руки и перестал улыбаться.

— Я домик решил прикупить. Не хочу, чтобы меня надрали. Ну, типа просто инвестора надо раскрутить на бабки, сама понимаешь. Но если мы заявимся как семья… Типа, этот домик именно для нас, типа, летний «гэтавэй» для будущих детишек, то у них совесть проснётся, и они не станут впихивать говно. Ну, и ты женским глазом явно увидишь то, что я просмотрю. Идёт?

Белка покачала головой.

— Если ты подъедешь на мазерати, тебе никакая жена не поможет.

— А ты не дура, и это славно. Машина не проблема. Сегодня у меня съёмный Фольксваген. Ну, по рукам, жёнушка?

Белка спрятала руки за спину, и рукопожатия не состоялось.