— Ну, сейчас не знает, потом догадается, не дура поди. Не кисни, Джим, если ты захочешь, у тебя таких Петуний будет ещё… целая клумба.
И тут Джеймс внезапно вскочил, выхватил волшебную палочку и резко махнул ею на друга. Сириус взмыл вниз головой к потолку, словно подвешенный за ноги на верёвке. Парень забился и завопил: «Отпусти сейчас же! Ты чего?!» Джеймс пару секунд смотрел на него, потом повёл палочкой, и Сириус рухнул на пол. Мгновенно вскочив, он рассерженно похлопал себя по бокам в поисках своей волшебной палочки, но, поскольку был в пижаме, палочки при нём, конечно же, не было. Поттер фыркнул смехом. Блэк яростно глянул на друга, но… любопытство пересилило.
— Это что такое было? Что за заклинание?
— Невербальное. Я нашёл в том учебнике, помнишь, я тебе показывал. Не знаю, кто делал эти пометки, но автор явно с головой дружил. Почерк, правда, просто жуть, я читал-читал… все глаза сломал. Там много чего было любопытного, я списал себе пару рецептиков интересных… Но в основном непонятно было. Это вот только смог расшифровать. Невербальное, подвешивает противника вверх ногами. «Левикорпус». А освободить — «Либеракорпус». Палочкой вот так, — он показал, — и вот так.
…И ещё целый час парни тренировались в применении нового заклинания, позабыв про глубокую ночь. Со следующего дня жизнь Джеймса Поттера вернулась в обычное русло. И всё же, Сириусу Блэку казалось, что его друг слегка изменился. Или не слегка. Или не казалось… Но он больше никогда не упоминал при Поттере Петунию Эванс.
Ну, а что же сама Петуния Эванс?
На следующий день она встала очень поздно. Снилось ей что-то плохое, тревожное, страшное, и, вздрогнув в самый кошмарный момент, Тьюн проснулась с настоящими слезами на щеках. Она медленно встала и подошла к окну. Природа, казалось, разделяла её настроение, по стеклу лились струи дождя. Девушка вернулась в постель, закуталась в одеяло и долго смотрела на афишу на стене, пока из-за слёз не перестала видеть такое знакомое изображение. Похожее на Его лицо. Такое родное. Такое любимое. Почему ей отчаянно казалось, что она больше никогда не увидит его улыбку? «Никогда». Какое страшное слово! Сразу вспомнился Эдгар По: «Nevermore**»… Громко всхлипнув, Петуния стала снимать афишу. Руки её дрожали. Плакат, аккуратно сложенный, оказался под матрасом, а из-под подушки выскользнул волшебный учебник. Подобрав его с пола, девушка сидела и гладила прохладную обложку. Конечно, она с лёгкостью может вернуть книгу назад, на полку сестры, но… Зачем торопиться? Это ведь единственная ниточка, которая связывает её с Джеймсом. Лили ведь всё равно не заметила, что книги нет… «Потом поставлю, — решила Тьюн, — когда-нибудь потом». И она убрала учебник под подушку. Глубоко вздохнув, она пошла умываться и потом занялась обычными делами.
Учебный год должен был начинаться в сентябре не только в Хогвартсе, но и в школе Петунии. Её задания на каникулы оставались всё лето заброшенными, поэтому ей всё-таки пришлось срочно засесть за уроки. Тем более, что год обучения был последним, и ей предстояло хорошенько постараться, чтобы оценки в дипломе выглядели достойно. Это казалось даже полезным: должно было помогать отвлечься от мыслей о кареглазом волшебнике. Петуния очень старалась не думать о Джеймсе, о том, с какими трудностями ему предстоит столкнуться, с какими опасностями, как ему придётся тяжело там, на их войне, такой непонятной, невидимой для неволшебников, и оттого ещё более пугающей. Но если днём это ей кое-как удавалось среди учёбы и всяческих забот, то ночью мысли брали верх. Она спала очень плохо, часто просыпалась в слезах, сильно исхудала от переживаний и подурнела. К тому же, миссис Эванс стала чувствовать себя хуже. Родители видели перемены, происходящие со старшей дочерью, но заблуждались в их причине. Они считали, что Петуния так сильно переживает из-за матери, но это была, конечно, только половина правды. Тем более странным казалось Петунии поведение сестры, когда Лили появлялась на каникулах, ведь та продолжала вести себя как обычно, никак не показывая волнение из-за событий, которые, по словам Джеймса, угрожали волшебникам. Но старшая сестра нашла этому объяснение: «Лили просто очень хорошо скрывает своё беспокойство и страх перед этой их войной, потому что не хочет волновать родителей. Она, как может, старается защитить свою семью. И меня. И, наверное, сейчас дом ей кажется единственным островком её безопасности, поэтому она и старается, чтобы никто из нас ничего не знал. Милая моя сестрёнка… Я же всё знаю! Как мне поддержать тебя?»
Поддержать Лил Петуния пыталась тем, что лучше всего ей удавалось: домашним уютом и вкусной едой. Она не могла заботиться о Джеймсе, но могла перенести эту свою жажду заботиться на сестру, и считала, что таким образом помогает и ему. Ну, а Лили, разумеется, было вовсе не против такой заботы.
…Так прошёл ещё один учебный год. Школу Петуния заканчивала в Лондоне: семье пришлось разделиться из-за усиливавшейся болезни Айрис Эванс. Мать поместили в больницу, Петуния, чтобы ухаживать за матерью, временно поселилась у двоюродной сестры миссис Эванс, Холли Эвергрин. Отец же вернулся обратно в Коукворт, он не мог бросить работу. Петунии удалось получить диплом с отличием, хотя никто не догадывался, какой ценой. Она больше не была той хорошенькой девушкой с идеальной фигурой, как год назад: волосы поредели, глаза словно выцвели, сильную худобу уже никто не мог назвать стройностью… Но самым мучительным для неё стало то, что весь год не было обещанных весточек от Джеймса. Ни единой записочки. Ни-че-го. Девушка гнала от себя мысль о причине этого, но, проснувшись однажды поутру, она поняла: её любимый волшебник погиб. Пал в бою со злыми силами, защищая мир светлых магов и её, Петунию.
Жизнь потеряла для неё смысл. Если бы не было необходимости помогать матери и отцу — кто знает, на что могла бы решиться Петуния Эванс… Но понимая свою ответственность перед семьёй, девушка стала искать возможность собственного заработка. Она с отличием закончила курсы машинописи и стенографии и легко устроилась на работу секретарём в довольно крупную фирму «Граннингз», которая производила и продавала дрели и свёрла. Ответственность, послушание, аккуратность быстро снискали ей хорошую репутацию у руководства, что существенно повысило доход семьи Эванс. Мать к этому времени отошла в лучший мир, отец остался один. Петуния редко навещала Коукворт, ссылаясь на занятость, но деньги, бóльшую часть заработанного, отсылала домой регулярно и оплачивала все счета. Она, конечно, давно съехала от тётки Холли и дяди Йена, хотя Эвергрины вовсе не против были, если бы хозяйственная домовитая племянница продолжала у них жить. Но бездетная пара вдруг решила обзавестись приёмным ребёнком, и в их доме воцарился пищащий младенец. Петуния ничего не имела против детей, но предпочла всё-таки жить отдельно, и сняла маленькую квартиру неподалёку от офиса. Общение с сестрой Петуния хоть и не прекратила, но старалась свести к переписке. Лили бомбардировала её письмами по меньшей мере дважды в неделю, и Тьюн очень скоро привыкла держать окно чуть приоткрытым: обычной почтой сестра-волшебница не пользовалась, от неё постоянно прилетали совы. Конечно, вторжение сов Петунии не нравилось, но тут она уж ничего не могла поделать. Птицам, к тому же, приходилось ждать на окне, пока она писала ответ. Настырных существ выгнать без ответного письма никак не получалось, более того, они могли очень больно щипать, если не сесть сразу за письмо. Даже сама Лили пару раз навещала сестру, особенно когда ей надо было по каким-нибудь волшебным делам побыть в Лондоне, но Петуния вдруг резко перестала интересоваться делами магического мира и обрывала сестру, когда та пыталась делиться новостями. Нет, у старшей Эванс не было никакой неприязни к сестре, и завидовать она давно перестала. Просто всё необычное для Петунии стало ассоциироваться с волшебством, а волшебство — с тем, кого она больше никогда не увидит. Появление же в её идеальной квартирке сестры-колдуньи — что же может считаться необычнее? Тьюн отчаянно старалась возвести вокруг себя стену из всего обыкновенного, правильного, предсказуемого, «нормального», этим она защищала себя от до сих пор болезненных воспоминаний, и, конечно, сестре-волшебнице место было только вне этой стены.
