Я смотрела на Матвея, лежащего рядом со мной, и пока он спал, любовалась его лицом. Думаю, мне никогда не надоест смотреть на него. И спустя два года наших отношений я так и не сумела привыкнуть, что этот красивый мужчина мой. Полуденное солнце лило расплавленное золото сквозь неплотную крону берёз на шелковистую траву под ними, лучи скользили по загорелой гладкой коже Матвея, заставляя его веки смыкаться плотнее. Я заметила: часто мужчины являются обладателями длинных ресниц. Матвей не исключение – глядя на его ресницы, я иногда досадовала расточительности природы. Мало того, что она одарила его замечательными зелёными глазами, так ещё и украсила их шикарными ресницами. Даже когда я сердилась, не могла отыскать недостатков в его внешности. Прямой нос, чёткого рисунка подбородок, высокие скулы и вдобавок к этому умопомрачительно соблазнительные губы. Конечно, я отдаю себе отчёт, что смотрю на него глазами влюблённой женщины, только вот, к сожалению, красивым его считаю не я одна, а большинство представителей слабой половины человечества. Стоит им столкнуться с ним, как они уже не спускают с него горящих взоров. Меня это жутко злит и раздражает, я стараюсь не показывать вида, но изредка срываюсь: мне очень трудно контролировать свой темперамент. Матвей не понимает, почему я так долго и упорно отказываюсь узаконить наши отношения. Не хочу ему признаваться, что время – это некая проверка долгосрочности наших чувств. Глубоко в душе, до конца не верю в его любовь. Да, я хорошенькая, но и только. Из-за занятий танцами у меня отличная фигура, но сейчас большинство девушек следит за собой, поэтому хорошей фигурой никого не удивишь.

Я приподнялась на локте, осторожно прикоснулась пальцем к щеке Матвея и смахнула серёжку-самолетик, упавшую с берёзы. Его густые чёрные волосы шевелил тёплый июньский ветерок, я наклонилась и вдохнула запах, присущий лишь одному человеку на земле: моему любимому мужчине. Моё сердце замерло на секунду, а потом убыстрило свой бег. Вот же ненормальная! Не прошло и получаса с момента, как он обладал мной, а желание уже проснулось и волной прокатилось по телу. Я вздохнула и откинулась на спину. В горячем жёлтом мареве, будто в замедленной съёмке, лениво вздымали крылья бабочки, словно миниатюрный вертолётик пролетела крупная стрекоза. Неожиданно покой леса потревожила оглушительная соловьиная трель. Певец, опустившись на тонкую ветку, покачиваясь на ней будто на качелях, продолжил выводить рулады. Матвей повернулся на бок, лицом ко мне, сморщил нос: песня соловья потревожила сон, но не позволила проснуться окончательно. Я протянула руку и кончиками пальцев разгладила морщинки. Губы Матвея тронула лёгкая улыбка, он дышал почти неслышно, его грудь вздымалась размеренно и спокойно. Я тоже легла на бок, укрыла себя ситцевой простыней, набросила её и на бёдра Матвея. Я не боялась, что нас увидят посторонние, этот молодой лесок находился сразу за Чёртовым логовом, имеющим дурную славу у местных. Ходить сюда для практичных жителей села Вереева было незачем: в берёзовой рощице ещё не завелись грибы и ягоды. Лесок не представлял интереса для пронырливых туристов и отдыхающих с турбаз, зато для меня и Матвея это было самое любимое место. По тропе, известной лишь нам, мы могли добраться сюда за каких-то двадцать минут. Сначала пробовали уединяться днём в домике на турбазе, но нам вечно кто-то мешал. Я не могла расслабиться, чутко прислушивалась к любому звуку – Матвей, посмотрев на мою зажатость и мучения, отвёл меня в этот лесок. Здесь отыскалось уютное местечко: две берёзы, переплетённые между собой стволами, понурив макушки, опускали гибкие ветви до самой земли. Этот зелёный шатёр стал нашим прибежищем и любовным ложем в тёплое время года.

Хотя лёгкий ветерок и остудил разгорячённую кожу, над верхней губой Матвея всё же выступил пот. Прозрачные капельки, будто крохотные бриллианты, поблёскивали в солнечных лучах. Я, придвинулась ближе, совсем близко, осторожно, словно утреннюю росу, сняла капли языком, и хотела также неслышно отодвинуться, но Матвей неожиданно открыл глаза.

– Ты думаешь, что после этого останешься безнаказанной? – произнёс он хриплым от сна голосом. – Я долго спал?

Он слегка толкнул меня в плечо, укладывая на спину, навис надо мной тучей. Я попыталась упереться ладонями в его грудь.

– Полчаса. Нам нужно возвращаться на турбазу. Обеденный перерыв окончен. Как бы мне ни хотелось получить наказание, у нас на это нет времени.

Из-за близкого расстояния я видела, как зрачки Матвея расширяются, заменяя чернотой зелёную радужку.

– Не стоило меня провоцировать. Знаешь же, как я соскучился по тебе. Из-за твоей дипломной работы мы не виделись целых две недели. Я должен наверстать упущенное.

Сначала он одарил меня лёгким поцелуем, едва прикоснувшись губами к моим губам, но уже через секунду приник к ним и начал целовать так, что у меня появился звон в ушах. Сквозь пелену страсти мне показалось: Матвей превратился в многорукое существо, его пальцы ласкали мою кожу сразу в нескольких местах. Она немела и покалывала иглами, заставляя меня непроизвольно подаваться навстречу его прикосновениям. Я забыла о времени, о месте, обо всём на свете. Мир вокруг перестал существовать, я ощущала лишь Матвея, слышала его голос, дыхание и стук сердца. Здесь со мной был лишь мой любимый, его губы, руки и тело, дарящее сладость и освобождение от всех тревог и волнений. Ни искр, ни фейерверков в голове или перед глазами как описывают в книгах, я не видела, но вот чувство полного слияния и единения появлялось после близости всякий раз. Думаю, мой любимый чувствовал то же самое: он всегда прижимал меня к себе, не позволяя отодвинуться.

– Ещё немного, и нас начнут разыскивать, – прошептала я в шею Матвея. – Тебе ведь ещё нужно провести туристам инструктаж, подготовиться к походу.

– Знаю. Но так не хочется тебя отпускать. Лишь в такие минуты ты всецело моя – на душе становится спокойно. В остальное время ты ускользаешь, отдаляешься и мне не принадлежишь.

Он часто называл меня переменчивым ветром или ртутью, которую сложно поймать и контролировать. Отчего я вызывала такие у него ассоциации непонятно. Матвей знал о моей любви к нему, для него не было секретом и то, что мне с ним необыкновенно хорошо. Почему он по-прежнему испытывал беспокойство, не понимала. Как не разделяла его желание как можно скорее пожениться. Впервые о браке Матвей заговорил спустя два месяца после знакомства, чем поразил меня до глубины души. В то лето два года назад мы прошли через многое, и эти месяцы, насыщенные событиями, стоили нескольких лет. Видимо, из-за этого возникло понимание: мы нашли друг друга неслучайно – расставаться нам нельзя.

Вернулись мы на турбазу с десятиминутным опозданием. Туристы успели пообедать и сидели на брёвнах у кострища, от скуки рассматривая окрестности и потухшие угольки меж камней. Матвей приложил руку к груди в жесте извинения. От взгляда на нас на лицах мужчин возникли улыбки понимания и одобрения, а вот в глазах некоторых женщин вспыхнуло возмущение, обида и злость. Я почти привыкла к тому, что Матвей вызывал у дам, девушек и даже девочек восхищение и желание его покорить. Пока они не подозревали о моём присутствии в его жизни, могли свободно предаваться мечтам и конкурировать за внимание Матвея друг с другом, но как только я появлялась рядом с ним, большинству хотелось прибить меня и причём немедленно. По их виду можно было легко прочесть один единственный вопрос: почему именно она? Самые храбрые задавали этот вопрос вслух. Однажды, совершенно случайно, я услышала его ответ.

– Настя будто кусочек пламени, который не поймать и не приручить, но им можно вечно любоваться.

Этот ответ лишь подтвердил моё опасение: со мной он чувствует беспокойство и не уверен в крепости наших отношений. Я не понимала, как ещё убедить, что люблю его. Неужели штамп в паспорте так много для него значит? И почему у него такие мысли.