Катерина, закрыла избушку на засов, взяла батожок и, стараясь держаться ближе к забору, поплелась к магазину, стоящему в центре деревни. Она ещё не совсем старая, ей всего 80, но после гибели двух сыновей и мужа у неё часто ноет сердце, накатывает противная тошнота, слабеют ноги, кружится голова. Врачи говорят, что «скачет давление». Опасаясь приступов, Катерина ходит с палочкой, из скотины держит всего лишь трёх овец и пяток куриц с петухом. За ними она ходит не торопясь, не отказываясь о помощи своих внуков, сыновей её младшего сына Сергея – Федота и Матвея. Всего двух детей успела родить Ефросинья мужу, пока его не забрали на фронт. Зато оба они сильные и высокие. Девчатам нравится их сила, их добродушная улыбка, густые русые кудри. Только Федот уже выбрал себе жену и зимой женился, а младший осенью пойдёт в армию. Работает Федот в леспромхозе лесорубом. Не смог на него накинуть «хомут» председатель колхоза, хотя не прочь был заиметь такого работника.
Бабка им носки, варежки свяжет, на табачок денежки выделит. А заняты они, так Ванька с Санькой, Ольгины сыновья – погодки прибегут, тоже на карамельки заработают. Катерина держится за батожок, старательно обходит коровьи лепёхи. Травка вытянулась, загустела, полностью покрыла мокрую тёмную землю. Густо желтеют одуванчики. К одному цветку, росшему чуть в стороне от других, Катерина даже наклонилась, восхищённая его размером и яркостью окраски. Царь-цветок, пока другие боятся, ждут настоящего тепла, он уже вымахал, красуется. Отдалённо, по краям деревни слышится лай собак, скрипит «журавль» у колодца, из леса доносится кукование кукушки, на высокий тополях у магазина грачи устроили переполох. Серая лохматая ворона уселась на изгородь и давай чистить свой клюв о верхнюю перекладину жердины.
Подходя ближе к магазину, старушка расслышала крики ребят, вывозивших навоз в поле. Парнишки, положив сухие дощечки поверх навозной кучи, садились на них и без нужды громко покрикивали на терпеливых пегих лошадок. Светлые рубашонки вздувались пузырём, чумазые лица задорно улыбались друг другу. Братья в азарте вставали, держась за вожжи, пытаясь ускорить шаг своих лошадей, снова понукали их, стараясь не отстать – обогнать друг друга. Ошмётки навоза сыпались на землю, и тут же затаптывались беззаботной ребятнёй, почётным экскордом следующей за телегой. Они цеплялись за грядку телеги, норовили прокатиться, показав при этом свою удаль и сноровку. Они кидали камешками в грачей, неосторожно приземлившихся вблизи от них. Услышав гудок паровоза, ребятня выбежала на улицу, а затем, к огорчению возчиков, ушла смотреть телевизор. Возчики примолкли, поехали тише. Вскоре на гнедой лошадке их догнал Витька, молчаливый, серьёзный парень. Следом за ними проехал и малолетний Димка. Старуха озабоченно проводила его через дорогу, смотрела, как он умело вписался в узкие ворота завор. Сухой рукой она перекрестила его, беспокоясь, чтобы шустрые сыновья Ольги не обидели бы сына солдатки Клавдии.
Магазин, как Катерина и предполагала, оказался закрытым на большой массивный замок. В углу сохранился голик, которым зимой обметали валенки, а на широкий ступеньках крыльца уже заметны свежие ошмётки грязи. Катерина присела на широкую толстую доску, низко прибитую к стене, сбоку от крыльца, служившую для деревенских людей вместо скамейки. Отсюда видна улица, крыши овчарен, спрятавшихся в мелком осиннике, виден краешек колхозного клуба, отсвечивают на солнце окна конторы, открыты ворота конюшни, оттуда возят навоз, мужики возятся с мешками у амбара. На дальнем поле тарахтит трактор, пуская в синь неба фиолетовый дымок. На столбе, рядом с колодцем, висит железный лемех, привязанный за толстую верёвку. Рядом лежит ось от телеги. Ею ударяют по лемеху, призывая колхозников на работу.
Всё вокруг здесь для Катерины родное и близкое: любая деталь вызывает ворох воспоминаний, заставляющие её задуматься или улыбнуться. Хотя многое в деревне изменилось, утратилось, сохранилось лишь в её памяти. Упала та высокая, ветвистая берёза, на коре которой когда-то было вырезано её имя. Разобрали старые, ещё крытый берёстой, амбар – на его месте выстроили новый. Сменили и столбы у ворот, да и саму изгородь меняли не раз. Лишь стёжки – дорожки сохранились прежними, и дорога, как и прежде, пролегает посреди деревни. Кусты, как и в дни её молодости, растут в низине. Есть, где уединиться влюблённым и мужикам в дни получки затаиться от строгих жён и матерей, ребятишкам играть в «войнушку»
Из раздумий её вывели не торопливые шаги людей, идущих по влажной траве. Катерина подняла голову – к магазину подходили трое: Ольга, Маша и Катя. Все трое тащили по огромной охапке пиканов. Высокие сапоги их, забрызганные росой, влажно блестели на солнце. На пиджаках Маши и Ольги, на фуфайке у Кати на швах застряли мелкие травинки, на платках налипла мелкая паутина. Усталые прогулкой, довольные добычей, обеспокоенные возможными переменами, происшедшими в деревне, за время их отсутствия.
– Мои пострелята навоз возят, – определила Ольга. Она заметила огрехи на дороге, образовавшиеся от быстрой езды, нахмурилась, – Опять Ванька хотел Саньку обогнать. Младше брата на год, силёнок поменьше, а ни в чём уступить не хочет.
Возчики, завидев мать, мимо неё проехали медленно, понурив голову.
– Потом с ведёрком всё уберёте, – приказала она, кивая на навоз, просыпавшийся на дорогу. Сыновья согласно кивнул головой, а задира Ванька чуть – чуть улыбнулся. Ольга сурово поджала губы, хотя в душе была довольна настойчивым характером сына, не хотевшему ни в чём отставать от брата. Она положила пиканы на скамейку, сняла и отряхнула платок. Осторожно, оберегая свой, уже сильно заметный живот, провела рукой по пиджаку, стряхивая мусор. Круглое белое лицо её с полными губами, курносым носом и карими ясными глазами дышало спокойствием, здоровьем. Она довольна весной, прогулкой в лес, своими сыновьями, своим мужем Николаем, который сейчас где-то в лесу валит высокие сосны. Маша тоже приостановилась, отряхнула платок, убрала травинки с пиджака и с сапог. Она всё время смотрела в сторону своего дома и не одобрительно пережидала выговор Ольги своим сыновьям: возможно, мешающей им сказать ей нечто важное и нужное. Её сомнения развеял радостный крик Ваньки.
– Машка, твои телевизор привезли, иди смотри!
– Ага, привезли, тяжёлый, – запоздало обернулся и Санька, – дядька Вовка по дороге его нёс, корячился, а тетка Валька очищала передним дорогу.
– В наших Терешатах телевизор появился, – проговорила, глядя вслед убегающей Маше, Катя. – А давно ли, кажется, радио провели. Я ещё в девках была. – Она настороженно всматривалась в лицо Катерины, вдовы своего брата: не грустит ли? Здорова ли? Во всей деревни, кроме Марфы, они самые пожилые. Катя остро жалела подругу, потерявшую войну мужа и сына. Отнял у неё верхушку жизни, остался лишь боковой отросточек. Она помогает Катерине сползти со скамейки, ведёт к себе домой. Сейчас они сварят свои любимые пиканы, досыта поедят их со сметаной и поговорят. Дожили до первой зелени, доживут и до ягод, грибов. Они тихо, поддерживая друг друга, тихо бредут по деревенской улице. Радовали их жёлтые одуванчики, радовало тёплое солнышко, лёгкий ветерок, доносивший до них знакомые запахи влажной, оттаявшей, зацветающей земли. Катя выше невестки, шире в плечах, у неё меньше седины, крепче руки, круглее и белее лицо. Она меньше склоняется вперёд, держится более прямо. Лоб прорезали две глубокие морщины, и две скорбные складки опустились от уголков рта.
– Где бродили? – спрашивает Катерина. Она сама уже пятый год в лес не захаживала, а места помнит, и сейчас, хоть мысленно хочет прогуляться по ним.
– По Лузуковским полям прошли, по мёжам пошарили. Мимо высокой Рябины прошли, цвет уже набирает Рябина. От высокой Ели с большим муравейником свернули к болоту. Дошли до Сосны, что рядом с Дубом растёт, мы там с тобой ещё от грозы прятались, помнишь?
За всю свою жизнь Катерина много где от дождя пряталась, но деревья, отличающие от своих собратьев высотой и мощностью, она не забыла.
