Особенно удивился резкому гласу тощей чужеземки водитель подкатившего открытого микроавтобуса, тощий белозубый, черноусый мулат. Недоуменно и безотрывно, пока мы грузились, то пялился на разноцветную пигалицу, то переводил озадаченный взгляд на скульптуру. Очнулся, когда его нижняя челюсть громко ударилась о его же грудную клетку. Подтянув губу, слюни и челюсть на место, рявкнул что-то вроде: «Чингас! Эйсгёрл, стоп де маднесэбавт де Рок» *, – и неспешно повез в дальний конец аэропорта к самолетику на колесах-поплавках. Едва успел прочитать надпись над терминалом «Л.Ф.Вэйд Интернэшнл Аэропорт». Ассоциации с Сейшелами не возникло. Покосился на штаны, и в мозгу почему-то всплыло название «Бермуды». Мать твою, уже не скучно.
Роль стюарда теперь исполнял второй пилот, баскетбольного сложения усатый негр, которому не хотелось возражать, когда он выдал каждому спас-жилет и парашют и предложил надеть. Пышка «двести-сто шестьдесят-двести», пока стюард, вожделенно сопя и страстно потея, пытался умять лямками парашютных ремней и мощными черными ладонями ее пышные «два по сто» в единое компактное «двести», утробно захихикала:
–– Говорят, негры никогда, ничего и никого не стесняются; ведут себя просто и естественно, особенно в постели, – это и принесло им славу великолепных любовников, а вовсе не размер…
–– Голодной куме хлеб на уме, – укоризненно покивала мягким подбородком теть Валя.
–– Не хлеб, а…, – торопливо собрался пошутить поэт, но оборвал фразу после короткого удара Музы остреньким кулачком по ребрам.
–– Убить нас хотят, а деньги присвоить, – заскулил, тычась носом меж крутых холмов теть Валиной груди, хлюпик.
–– Бог с тобой, – нежно одернула мудрая теть Валя, – за тысячу баксов так далеко убивать не возят.
–– Поддерживаю, – солидно пробасил Дачник, пихая в пакет свои «Ваши шесть соток». – За маленькие деньги особо изощряться не будут. Тюкнули по головенке у подъезда, и всего делов.
Стюард-пилот-негр распахнул дверь, выглянул, остужая встречным ветром разгоряченное лицо, и жестом пригласил выметаться.
–– Кольцо дергать нет, – пояснил на языке Пушкина и Гоголя. – Открывайся сам.
«Открывайся сам, как хочешь», – мысленно повторил я и первым шагнул в пустоту. Спуск комфортный: из синего неба в синее море… или океан с островком, при теплом мягком ветерке. Вытянувшись строчкой, опускались восемь попутчиков. Самолетик зашел на второй круг. В дверях модельная соседка активно противостояла негру. Потеряв терпение, пилот-стюард поднял девицу на руки и вышвырнул из салона.
Видимо, в борьбе повредился датчик высоты или девица слишком кувыркалась, но парашют не раскрылся. Пришлось действовать по обстановке, благо, парашют-параплан, худо-бедно, поддавался управлению. Раскачавшись на стропах, как на качелях, вытянул ноги и руки вперед и схватил девушку сразу четырьмя конечностями. На секунду показалось, что оторвались сразу все, а на вид не тяжелая.
Девица успокоилась мгновенно. Обхватила за шею, прижалась уютно и голову на плечо положила. Кое-как направил парашют по ветру к островку с пальмами. Управлять, свободные руки нужны. Попытался так-сяк перехватить, а ладони попадали сплошь на трепетно-нежные, качественно возбуждающие выпуклости да округлости. Девушка, то ли пугаясь прикосновений, то ли возбуждаясь в ответ, прижималась сильнее, сковывала и мешала управляться.
Не дотянули до берега метров двадцать и плюхнулись в парную океанскую стихию по пояс, и вода отчасти сняла оттопырившее «бермуды» неуместное возбуждение. Вынес красотку на берег, на ноги поставил, руки заботливо расцепил.
–– Глаза можно открыть, приехали.
Обычный тропический островок, как в телевизоре. Пальмы длинноствольные торчат, как штакетины в палисаднике, подлесок непролазный. Под ногами фауна членистоногая суетится: тараканы с палец, муравьи всех сортов, крабики с ноготок и крабищи, как перевернутые тазики с клешнями. От кромки прибоя с насмешливым любопытством пялилась на парашютистов большая желто-зеленая морская черепаха.
–– Разбегайтесь, – завизжал пронзительный голос сверху.
Пришлось повторно принцессу спасать. Повалил и закрыл телом. Над нами пронеслась и взрыла пляж глубокой песчаной бороздой стройная пышка-кругляшка, двести-сто шестьдесят-двести.
–– Кайф, – Пышка подолом желтой майки стерла с лица песок, ослепив и заставив сексуально напрячься белизной футбольного размера шаров. – Классный экстрим.
На берег и в неторопливый прибой радостно сыпались остальные туристы. Девушка-лошадь с криком «Поберегись!», похожим на задорное «Иго-го!» летела широко и мощно. Я в очередной раз отнес на руках в сторону слегка помятую и совершенно разомлевшую принцессу.
–– Как говоришь, тебя зовут?
–– Я не говорю, я наслаждаюсь, – девушка вновь закрыла глаза и привалилась головой к плечу, шепнула после паузы, – Ирина.
–– А я Андрей-Андрюха. Ирина, посиди, осмотрись. У нас человечек на пальме застрял.
Посреди пляжа старое бревно, в коре замшелой. Усадил девушку нежно; рядом, отдуваясь, Пышка уселась. Побежал хлюпика спасать. Легкие кости и нулевая мышечная масса сыграли с парнем веселую шутку: пролетел за границу пляжа и сел на верхушку пальмы. Теть Валя, суетливо кружа, хлопала по стволу мягкими ладошками.
–– Держись крепче. Высотища-то!
Прихватив с песка раковину, острым краем отрезал от парашюта лямки, связал вокруг ствола кольцом. Случалось, опять же, в телевизоре, видеть, как островные туземцы на пальму почти бегом забираются. Мы от обезьян подальше, но добрался, перебрасывая кольцо вверх, до собрата по одиночеству.
–– Карабкаясь на пальму, человек невольно возвращается к истокам, да-а, – не удержался от комментария с кавказским проносом подоспевший поэт, а я сразу вспомнил, что наши четверорукие предки использовали плоды пальм в качестве метательных снарядов и всерьез собрался воспользоваться древним опытом.
Хлюпик держался за два кокоса и сидел на третьем; если оторвутся, с ними и полетит до самой земли. Быстро обрезал стропы с одной стороны и привязал к стволу, вытолкнул из-под бедолаги кокос, и парень повис, судорожно прижимая к груди два оставшихся.
–– Теть Валь, кокос – это фрукт, овощ или ягода?
–– Орех, – крикнул подбежавший Дачник. – Нарви побольше, коль ты там.
–– А орех – это фрукт или овощ? Лови первые два, – аккуратно перехватывая стропы, опустил хлюпика в добрые руки теть Вали.
Помахал все еще кружащему над островом самолету. Негр белозубо оскалился во весь рот и вытолкнул два больших ящика, над которыми сразу распахнулись квадратные купола. Качнув крыльями, самолетик растворился в небесной синеве, оставив незадачливых искателей счастья на необитаемом острове посреди океана.
Благополучное приостровление расслабило, раскрепостило, сблизило группу. «Десять негритят» столпились у бревна; неумолчно болтали, делясь впечатлениями и знакомясь. Красавец-качок оказался Игорем, его подруга-лошадь – Мариной. Дачник назвался Степан Сергеичем, поэт – Артуром. Пышка жеманно представилась:
–– Изольда, – и народ ответил аплодисментами, а поэт, обласкав пышку-кругляшку взглядом черных глаз, сложил строку:
–– Изольда – хрупкий стебелек.
Пышка радостно зарделась, а критикесса Лора скривила тонкие красные губы над остреньким подбородком:
–– Возьми в рифму «мотылек», и я уписаюсь от вычурной банальности надуманных образов.
Девушка пнула ногой бревно, и кусок коры вдруг двинулся вверх, открывая зеленый хищный от нависающих надбровных дуг, глаз крокодила. Бревно изогнулось вслед за вскакивающими туристами, и передние зубы, мягко щелкнув, прихватили край «бермудов» на критикессе.
Среди женского визга и басовитых мужских возгласов на пляже разыгралась нешуточная битва. Качок Игорь тянул упирающееся лапами в песок чудище за хвост; Марина, "гекая" и "хакая", колотила животное кулаками по спине; Ирина шлепала стянутым с ноги кроссовком. Теть Валя суетилась с подхваченной жердиной, примеряясь ударить половчее, но задела и свалила на песок отиравшегося сзади хлюпика Федора. Бросив жердину, начала поднимать и отряхивать «свово Феденьку».