Склонившись над клавиатурой и не глядя на комбинации букв, цифр и пиктограмм, Хаб начал строка за строкой вводить команды. Слышалось лишь его тихое дыхание и стук пластиковых клавиш.

Команда, команда, выполнить. Команда, команда, выполнить.

Ничего. Никакого доступа, никаких копий, никаких черных ходов. И проблема заключалась вовсе не в программном обеспечении – никакого физического соединения попросту не существовало, к тому же сеть была заблокирована столь мощной защитой, что та выглядела такой же огромной, как и сама сеть. Если абстрагироваться от факта, что программа еще не до конца была введена в Сердце и компьютеры корабля, защиту загрузили в самую первую очередь. Что ж, может, это был еще и не конец войны, но данное сражение Хаб проиграл в самом начале.

– Подождем Сердца, хитрый лис, – проговорил Хаб, доставая из-за уха окурок.

Из всех четверых, только что принятых на работу, только Месье не интересовали голониша, шкафчики, туалет или даже распаковка вещей. Закрыв дверь, механик рухнул на койку и почти сразу же заснул.

Корабль шумел.

Механики из Научного клана не спеша отсоединяли кабели и забирали инструменты. Системы со свежезаписанными программами ждали ввода кодов. На темных экранах компьютеров мигали белые черточки курсоров.

Сев в капитанское кресло, Миртон Грюнвальд хлопнул ладонью по кнопке, переводя сиденье в позицию полулежа. Стоявший рядом доктор Гарпаго проверял трубки-инъекторы. При соединении с импринтом стазис приходилось подавать аккуратно, чтобы отключить двигательные функции, но не мозг.

– Как ты их оцениваешь, доктор? – спросил Грюнвальд.

Гарпаго пожал плечами.

– Они в точности такие, как вы и хотели, капитан.

– Откуда ты знаешь, чего я хотел?

Джонс присел, нажимая кнопку введения наркотика. Находившийся над управляющими консолями счетчик показал двадцать секунд. Стазис действовал быстро, но для безопасности прыжок в Глубину происходил еще через десять секунд. Естественно, в случае настоящего ввода стазиса, а не его несколько разбавленной версии запас времени обычно устанавливали больше.

– Думаю, знаю, капитан.

– Джонс… – Миртон чувствовал, как начинают застывать мышцы лица. Может, стазис и был разбавлен, но дело свое делал. – Сжалься. Давай подробности.

– «ПсихоЦифр» подтвердил, что все ведут себя достаточно скрытно, – сказал доктор. – Скорее всего, они настолько отчаялись, что готовы закрыть глаза на ваше прошлое… насколько им это удалось. Заметно, что история с «Драконихой» больше всего беспокоит Хакль. Подписывая контракт, она несколько раз пыталась расспрашивать о… вашем бывшем корабле. Так или иначе, я мало что о них знаю, но «ПсихоЦифр» утверждает, что это лучшие из кандидатов. Может, для начала… вы меня слушаете?

– Да-а, – невнятно пробормотал Грюнвальд. Тело постепенно теряло структуру и очертания – Миртон уже почти плыл в кресле. – Ка-ак-нибудь на-адо будет повтори-ить…

– Сейчас будет немного больно, – предупредил доктор. – Возвращаясь к нашей теме… о механике мне ничего не известно. Какие-либо данные отсутствуют, не считая крайне высоких профессиональных оценок. Нет даже никаких спецификаций, только этот идиотский псевдоним. Но ко всем остальным бумагам не придраться. Так что, похоже, для нас он ценное приобретение. Внимание, включаю управление импринтингом.

Миртона затрясло. Почти невыносимая боль пронзила тело, вызвав ряд непроизвольных судорог.

– Тански, в свою очередь, тот еще фрукт, – продолжал доктор, проверяя уровень загрузки. – Возможно, был как-то связан с Научным кланом. Эгоцентрист до мозга костей, как и все они. Данные о прежних местах работы он стер сам. Каким образом, понятия не имею. Может, и правда он раньше нигде не работал? Скорее всего, самоучка. По сути, мы знаем о нем ровно столько, сколько хотелось бы ему самому. Быстро идет… уже двадцать процентов. Выдержите?

Грюнвальд застонал.

– Эрин Хакль была военным пилотом. Эсминцем, правда, не командовала, но это вовсе не значит, что она не справлялась со своими задачами. Поскольку официальных данных нет, подозреваю тайные операции Альянса. Молниеносная карьера – а потом она вдруг исчезает, причем имея весьма хорошие рекомендации от начальства. Почему – неизвестно. Известно лишь о нескольких последних, не особо интересных контрактах, но трудно сказать, чем они закончились. Уже почти сорок процентов… еще немножко… – доктор поскреб плохо выбритый подбородок. – Больше всего мы знаем о Пинслип Вайз. Она – гений астролокации и высококлассный глубинник. Родом с Евромы-7, маленькой лесистой планеты. Увы, последние несколько лет она провела в Дурдоме – кажется, три года. Это мы знаем точно, поскольку такие документы не скроешь.

– В Ду-урдо-оме?!

– Именно. На Центральной психиатрической планете Альянса. Но прежде чем вы заявите, что сумасшедшая вам на корабле ни к чему, напомню, что хорошего астролокатора практически не найдешь, и уж точно не на то жалованье, которое позволяет ваш бюджет. А она весьма хороша… хотя и ведет себя… не знаю… как мимоза? Девяносто процентов. Уже почти всё.

Грюнвальд его не слушал, обмякнув в кресле. Внезапно, когда желтая полоска загрузки сменила цвет на зеленый, он ощутил корабль.

Вряд ли это чувство можно было описать словами. «Ленточка» вдруг попросту стала полностью принадлежать ему. Он ощущал потоки и пульсации в реакторе, размеренный шум Сердца, воспринимая нервными окончаниями щекотку компьютеров и генокомпьютеров, напряженные волны антигравитонов, а также сам глубинный привод, опутывавший корабль сетью соединений и магнитно-гравитационных наростов. Может, что-то еще, нечто почти неуловимое, но ощущение взаимосвязи уже исчезало, расходясь медленными волнами и ослабевая вместе с воспоминаниями о боли.

– Готово, – кивнул доктор Гарпаго. – Мне стоит говорить, что это вас убьет?

– Дай… – простонал Грюнвальд. Поморщившись, доктор протянул ему бутылку с энергетиком. – Не то… – скривился Миртон, но доктор был неумолим.

– Никакого алкоголя после импринта, – объявил он. – Предписание врача. Вам уже хватит.

– Эгоцентрики, говоришь?

– Все до единого.

– Ты разыграл все так, как я говорил?

– Да. Они думают, будто что-то выяснили, но на самом деле не знают ничего.

– Хорошо. А ты… как их оцениваешь? Поладят друг с другом?

– Насколько смогут. Похоже, Хакль понравилась Вайз, но могу поспорить, что лишь до поры до времени, – доктор Гарпаго отключил трубки со стазисом. – «ПсихоЦифр» никогда не ошибается. А, по его мнению, о вашей новой команде точно можно сказать одно.

– И что же?

– Сыгранной команды из них никогда не выйдет, даже если бы они сами захотели, – ответил доктор, а затем, наклонившись к капитану, прошептал: – И они никогда не узнают правды.

Отверженный.

Натрий Ибессен Гатларк из рода Гатларков сидел на террасе старинного родового замка Гатларк, недовольно глядя через выщербленное ограждение.

Веселье только начиналось. О празднестве в честь помолвки Исы Анемотрии Ибессен Гатларк с принцем Рунхоффом Казаром из рода Исеминов, транслировавшемся вживую с помощью тысяч летающих голокамер, было объявлено больше лазурного месяца назад, и оно должно было продолжаться еще по крайней мере месяц. Торжество по случаю будущего замужества глуповатой Исы с якобы слегка психически ненормальным Рунхоффом все же не относилось к разряду обычных. Союзу двух молодых людей предстояло завершить старый конфликт между системами Гатларк и Исемин. «Собственно, даже не конфликт, – подумал Натрий, – а бессмысленную грызню. Грызню, которая ни к чему не приводила и вполне могла длиться еще несколько столетий».

Гатларк, Исемин и полтора десятка других близлежащих систем официально входили в состав Альянса, который – по великой своей милости – позволял частично сохранять структуры Старой Империи. Чем ближе система находилась к ядру Выжженной Галактики и Лазури – планеты-столицы Альянса, – тем меньшую терпимость к ней проявляли. Кого, однако, волновали Пограничные герцогства? Внешние системы на краях Выжженной Галактики, может, и объединялись в коалиции или вели между собой романтические войны, но – что важнее всего – регулярно платили причитающиеся налоги и выделяли часть своих флотов пограничникам для их патрулей, охраняющих Галактическую границу. Соответственно, им позволяли существовать в прежнем виде – как из сентиментальных чувств и удобства, так и из-за невозможности полностью их контролировать.