Молитвами святыми дышит мир Мы с вами – копеечные свечи, Праведник – пудовая свеча, В его взгляде заблудился вечер, Утонула ясная заря. И не важно, что свеча потухла, Ведь молитва стала лишь сильней — Приходите к выцветшей иконе, И с любовью поклонитесь ей. Для земли святое слово ценно, Ревностной молитвой дышит мир, И опять вполне обыкновенно: Свет и тьма затеяли турнир. Где-то там, в безликой деревушке, Молится убогий старичок, Неприметный с виду и ненужный, Но он – Божий кладец, сундучок. И его молитв вполне хватает, Чтоб спокойно спать могла Земля. Многие глупцом его считают, Хотя сила слов в нём велика. Мощь на вид простого богомолья Из уст старца – словно волшебство… Даже если мир его не знает, И узнает лет так через сто. Вот такой Божественный Светильник С необъятной широтой души — Для заблудших душ словно будильник И «молитва совести» в тиши. Обними судьбу свою за плечи, Ведь она у каждого своя. Мы с вами – копеечные свечи, Праведник – пудовая свеча. Наедине с душой Доброта Пусть этим миром правит Доброта, Она сильней войны, важней раздоров. Без Доброты, душа как сирота, Хоть в золотом, хоть в ситцевом уборе. Пусть не черствеют никогда сердца, Слова не жгут, а только согревают. Ведь Доброта – великий дар Творца, Который сеем мы и пожинаем. Пусть Доброта любого исцелит, Не гостьей, а хозяйкой прослывёт, Она не судит нас, она не мстит, А руку бескорыстно подаёт. Пусть каждого с заботою коснётся Души мягкосердечной красота, И дивным эхом всюду отзовётся, Воспетая Всевышним Доброта. Три слезы Три человека плакали у храма. Один от злости уронил слезу, Другой – от жалости к себе, рыдая, Третий просил простить грехи врагу. Три человека, три души, три сердца На разном расстояньи от Христа Роняли слёзы у алтарной дверцы, Но лишь пред третьим Бог открыл врата. Если жизнь поставит на колени Если жизнь поставит на колени, Стоя на коленях помолись, А потом без устали и лени, На тропу спасения вернись. Посмотри на ближних добрым взглядом, Чей-то путь улыбкой освети, Дай совет в любви, тому, кто рядом, Только никого не осуди. Если жизнь заставит поклониться, Поклонись! Душе не повредит. Если даже не легко смириться И обидеть кто-то норовит. Чтобы счастье было чем измерить И прощенья радость с чем сравнить, Надо в Божью милость свято верить, И людей безропотно любить… Проживи без тягостных сомнений, В небо с благодарностью вглядись… Если жизнь поставит на колени, На коленях стоя, помолись. Нарисуй мою душу, художник
Нарисуй мою душу, художник, Расскажи, какой видишь её, Ей не чужды любовь и тревожность, Бытность, истина и волшебство. Нарисуй мою душу, художник, Для начала карандашом, А потом акварельными красками, Не навязчивым, нежным штрихом… Нарисуй мою душу, художник, Подбери только нужную кисть, Пусть она будет лучшим творением, За твою беспокойную жизнь. Нарисуй торжество белых ангелов, Так, чтоб каждый взмолился безбожник, Чтобы Небо от радости плакало, Нарисуй мою душу, художник. Я вернусь Я однажды вернусь к Создателю, По нехоженной раньше тропе, И Он спросит, была ли спасателем, Но не спросит, помог ли кто мне… Я однажды вернусь к Создателю, Проигравшей в своей борьбе, Но Он спросит, была ли подателем, И не спросит, подали ли мне… Я однажды вернусь к Создателю, Ко причалу в своей судьбе… А Он спросит: «Была ли мечтателем?!» И затем улыбнётся мне… В день, когда я вернусь к Создателю, Пребывая в слезах и мольбе, Скажет Он: «Ты была искателем!» И напомнит мне о тебе… В час, когда поклонюсь Создателю, Прошепчу: «Ты прости рабе…» Он откроет во мне писателя, Что любви не таит в себе. В миг, когда расскажу Создателю, Обо всём… Он ответит мне: – «Я был лучшим твоим читателем, Я любовь подарил тебе!» Две крайности Мы в этом мире временно живём, Но каждый раз об этом забываем, И топчем чьи-то души сапогом, И дорожим не тем, чем обладаем. Не замечаем Господа даров, Что в суете обыденной сокрыты… О том, что этот мир Творцом веков Дан «для двоих» давно нами забыто. Но вновь на перекрестке двух миров, Встречаются две крайности, две жизни, Переча целой тысяче умов, В нас будят мысль о неземной Отчизне. Чужое счастье людям непонятно, Их души рвутся в ревностной тоске, И лезут, то в сапог, то в чьё-то платье, Но то мало, то вновь не по ноге… |
