Выступал и Дважды Рождённый, но в его речи не было ни слова о нашей миссии, зато было много благодарностей капитанам и экипажу крейсера за радушный приём и оказанные почести.
В конце, уже под утро, нас так же торжественно проводили обратно. Когда мы сходили с мотобота на борт «Киклопа», «Последователь» отсалютовал нам выстрелами из орудий!
Ибильза после этого ужина, разумеется, тоже опьянел и его не вызвали на прерванную вахту, ту вахту вообще считай отменили, а мою сдвинули на восемь часов вперёд, и поэтому наши следующие с Ибильзой вахты совпали. Мы выспались, и хотя меня разбудил таймерный сигнал, я проснулся со свежей головой (лишь во рту у меня пересохло, словно там ночевал пустынный суховей). Посещение флагманского крейсера я запомню как одно из самых ярких событий в моей жизни.
Перед поверкой мы сидели в нашей каюте, поедая завтрак, и рассуждали о том, как противник мог бы заманить нас, точнее, заставить наш флот войти, в рифы. Установкой подвижных минных заграждений? Или слухи об оружии Альянса, способном вызвать направленный ураган и смести надводные суда на сотню миль в нужную сторону — не слухи на самом деле, а утечка их секретов? Атмосферные явления заметно изменились с появлением Смутного Купола, и я бы не дал гарантии, что тот ураган, что показывает наш радар — естественного происхождения. Увы, мы можем лишь строить догадки, водя пальцами по карте. Скорее всего, штаб флота Альянса разработал достаточно простой, может быть даже единственно возможный, стратегический план, но мы с Ибильзой его не понимаем. Впрочем, здесь важно, чтобы его поняли в штабе нашего флота.
Ещё одна странность этой войны, такая же неясная, как Смутный Купол: костяные солдатики. Вполне естественно, когда в начале войны вы встречаете в действующих войсках в основном профессиональных солдат, а позже — ещё и призванных резервистов. Всё это, как правило, молодые и хорошо подготовленные в военном деле люди, которых отличает безупречный внешний вид и отличная военная выправка. Они как раскрашенные глянцевыми красками костяные игрушечные солдатики, которыми играют чуть ли не все мальчишки мира. Со временем, когда войска понесут существенные потери и профессиональных солдат станет не хватать, власти проводят более широкую мобилизацию. В любом случае, по ходу затяжной масштабной войны молодых, вымуштрованных и подтянутых людей в армии постепенно сменяют или очень молодые, или уже в возрасте, разного роста и выправки, порой слишком худые или толстые, кривобокие и животастые мобилизованные. Они, конечно же, уже не такие отборные, вымуштрованные и дисциплинированные. Этот процесс так же естествен, как смена поколений. Но у Альянса почему-то совсем не так. Павшие на поле боя и пленные всё чаще оказываются примерно одного возраста профессиональными солдатами. Они, конечно, разные, но их словно подбирали для почётного караула, по хорошему армейскому стандарту. На допросах они выдают заученные ответы, как и положено, но почти никто из них не помнит или упорно не желает рассказать самые простые сведения о себе: где родился, где учился, кто его родители. И чем дольше идёт война, тем больше у Альянса таких солдат, словно они производят их на какой-то фабрике. Про это рассказывали нам наставники на последнем курсе в академии, про то же и газеты писали, только толкового объяснения этому нет… да и бестолкового тоже.
Пора было заступать, мы с Ибильзой уже выходили из каюты, когда «Киклоп-4» столкнулся с большим, едва выступавшим над водой обломком другого судна. Неопознанного. Таких обломков плавает теперь по морям немало. Мы ощутили сильный толчок, но устояли на ногах. Наш ракетоносец застопорил ход и по инструкции аварийная команда должна была как можно быстрее осмотреть днище. Через несколько секунд в отсеках погасло освещение (как мы позже узнали, из-за удара случился сбой в работе ряда систем и многие агрегаты временно обесточили), на какое-то время мы очутились в полной темноте, а нам необходимо было срочно прибыть на посты. Тут-то и представился случай попользоваться аварийной разметкой внутри нашего судна. Я бы даже сказал «полюбоваться», потому что эта разметка мне очень нравится, и когда вернусь домой, я обязательно раздобуду радиевую краску, вырежу трафареты и нанесу что-то похожее — хотя бы в своей комнате. Разметку становится видно, когда выключается основное освещение, например как тогда, при небольшом сбое, или во время некоторых регламентных работ, или же (храни нас Хардуг Праведный!) при близком термоядерном взрыве и серьёзных повреждениях судна. Становятся видны многочисленные значки, контуры дверей, люков и мебели, стрелки и указатели. Словно ты попадаешь в сказку-загадку, где тебе, тем не менее, всё хорошо знакомо. Такая разметка есть и в каютах, и вообще по всем помещениям. Когда я выключаю основной свет в каюте, и остаётся светиться лишь экран монитора и тусклая лампочка в алтаре, тогда на двери и около неё, на полу, на краях мебели и кое-где ещё начинает проступать эта разметка. Если судно полностью лишится электропитания, весь этот светящийся путеводитель становится ярким и чётким и позволяет экипажу отлично ориентироваться в отсеках. В академии нас учили быстро и бесшумно передвигаться по всяким узким и извилистым лабиринтам с ловушками (вместо «учили» вернее было бы сказать «нещадно гоняли»), но не в полной темноте, а хотя бы в свете тактического фонаря. Но теперь мы с Ибильзой без труда пробежали весь путь меньше чем за четверть минуты, открыв и задраив за собой два люка, не считая двери в каюту (которую нужно было закрыть на защёлку). На любом судне есть неудобно выступающие железки, которые не защитишь мягкой прокладкой и на которые легко наткнуться даже при свете — в основном это всевозможные вентили, клапаны и патрубки — но мы знали все такие места наперечёт. Мы прибыли на свои посты немного раньше начала вахты, но места уже пустовали: офицеров с предыдущей вахты отправили искать повреждения.
Совсем скоро «Киклоп» опять набрал ход: команда, которая занималась последствиями столкновения, кроме пары царапин ничего не обнаружила, во всяком случае, ничего опасного для судна. Под брюхом у нас водозаборные устройства и ещё много всякого — так что все облегчённо вздохнули.
Я ещё на базе писал рапорт капитанам о том, что могу подстроить приёмо-передатчик беспилотного аэроплана-разведчика так, чтобы сигнал с его камер принимался более уверенно, а команды проходили на большем удалении, в том числе и в плохую погоду и в условиях повышенной ионизации атмосферы. Я почти забыл об этом рапорте, во всяком случае, расстался с надежной, что на него обратят внимание. И тут Скванак-Ан показывает мне этот рапорт и даёт наряд заняться проверкой и настройкой всей электроники аппарата. Формальность ли это, просто чтобы меня чем-то занять, или есть какой-то план по разведке? Мне этого не сказали. Но я провёл добрые полвахты, ковыряясь в электронной начинке беспилотного разведчика и настраивая приёмную аппаратуру на посту управления. Кажется, мне всё удалось. Ну уж дальность уверенного приёма и управления точно выросла — на четверть, может и больше. Я также запустил и погонял двигатель, и даже позвал Свена, помощника моториста, чтобы тот его послушал. Не уверен, что капитаны слезут с меня когда-нибудь с этим ардуговым наказанием! Ох, неужели мне и в следующую вахту придётся возиться с этим аэропланом?..
И ещё в эту вахту был приказ по экипажу: забрать со склада комплекты боевого оружия, а заодно и обмундирование для тропических широт. Я вместе со всеми порадовался лёгкой одежде: сандалиям, жёлтым с зелёными пятнами шортам и такой же рубашке. Но ещё больше я рад тому, что отправил на склад занимавшую в каюте много места тёплую одежду и экипировку для холодного климата. Особенно объёмной (для нашей маленькой каюты) была верхняя одежда с пухом хемроза — комбинезон, куртка и шапка — всё в двух экземплярах. Многие жители на моей родине никогда и не видели такой одежды. Хемрозы это чёрно-белой масти водоплавающие птицы, что обильно гнездятся по берегам Арктиды. Они выстилают свои гнёзда этим пухом, и живущие в тех краях охотники на диких фрагидов после того, как птицы отгнездятся, собирают пух из покинутых гнёзд. Нет одежды теплее той, что начинена этим пухом.
