— Обещай, колдун, что проводишь меня к Виланке и дашь мне возможность с ней поговорить, а ей — свободно выбрать свою судьбу. Свободно! Без всяких твоих чар и других колдовских штучек!
Я хотел ещё добавить: «Учти, что не все довольны твоим присутствием на судне и имеется большой шанс, что тебя выкинут за борт.» Но, как ни хотел надавить на колдуна, я не стал этого говорить, сочтя такое давление бесчестным.
— В свою очередь, пылкий юноша, тебе не стоит сполна вверяться одним лишь собственным представлениям, ибо обстоятельства, в которых мы оказались, весьма непросты, так, что даже у меня отсутствует ясное видение того положения, в котором ныне пребываем здесь как мы, так и все, кого нити судьбы завели в этот не знавший Богов тупик.
Слова карапа так и сочились бесстыдным лицемерием. Без сомнения, он хитрый, изворотливый, бесчестный человек, за замысловатыми и внешне пристойными речами он скрывает непроглядную темноту своей сущности.
— Раз уж ты сам признался, что похитил её, — сказал я колдуну жёстко, — Ты должен знать точно, где она теперь, и ты меня к ней проведёшь, в то место, куда её поместили, будь то Симбхала или что-то другое. Если вам так уж нужен кто-то для людоедских опытов, возьмите меня, а её взамен отпустите! Или я лично будут свидетельствовать перед Богами о ваших злодеяниях!
— Не злодеяние вершится над Виланкой, но благо! — с негодованием воскликнул колдун, и сделал он это столь искренне, что я вновь на мгновение ему поверил. — Величайшие маги вознамерились разрешить Гею от пагубы Безликого Воинства, — продолжил он после небольшой паузы. — Я полагаю, их обряд не пошёл по предначертанному замыслу, либо же содеялось иное недоразумение. Но, именно так это, или как-либо иначе произошло, но Виланка, потребная им дева, чистая душой, ныне нисколько не относится ко мне, но лишь к тем магам. И ты, юноша, ни коим образом не сможешь её заменить.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь, колдун, — решительно заявил я ему, — Но я не сомневаюсь, что добьюсь своего.
— Лучшим выбором для тебя, храбрый юноша, будет отказаться от заблуждающих твой разум предубеждений и вслед за мудрыми твоими капитанами довериться мне хотя бы в той части, что относится к нашему вызволению из этого скорообречённого мира. Но для этого в далёкой Арктиде мы должны отыскать вход в Симбхалу, что при наличии такого корабля, как этот, не составит нам сколь-нибудь существенных трудов. Подземная страна, надо полагать, в этом мире также безлюдна, как и поверхность, но под внутренним светилом Обители Просветлённых не может быть демонов, что кишмя кишат здесь, зато в благолепном Агарти наверняка пребывает в целости и готовности Пирамида Странствий, что существует безотносительно времени и суть частица самой вечности. Этот божественный механизм и доставит нас домой.
Я довольно смутно представлял себе, о чём это говорил колдун, но под «пирамидой странствий» он имел в виду, очевидно, какое-то карапское устройство, возможно, их космический корабль, способный вернуть нас обратно. Ради этого, если следовать его плану, мы и должны попасть в подземную страну. Всё это, конечно, смахивает на плутовство, но я не представляю, что ещё мне остаётся делать, как не довериться безобразному, насквозь лживому колдуну… Не торчать же тут до тех пор, пока все мы не станем жертвами демонов, как несчастные моряки с «Копья Ксифии»? Я вспомнил, что увидел там, и невольно ощутил на себе удушливое веяние страха.
Но доберёмся ли мы до Арктиды?.. К северу от островов Европы лежат холодные воды Арктического моря, в районе полюса их гигантским полумесяцем обнимает этот промёрзший континент. Из-за ледяного хаоса и постоянных штормов навигация в Арктике невозможна. Огромные волны там несут глыбы льда размером с гору и разбивают эти глыбы о неприступные скалистые берега. Большую часть северного материка составляют безжизненные скалы и ледники. В незапамятные времена, если верить преданиям, по заснеженным полям Арктиды бродили гигантские белые хищники — арктосы — давшие этому континенту название. Но теперь лишь кое-где по берегам, и только в светлый сезон, можно встретить северных птиц и диких фрагидов. Сейчас же в этом месте царит ночь, и ближайший рассвет забрезжит лишь через полгода. Это самый мрачный и опасный регион Геи. Где-то на дальнем краю тех вод, у его безжизненных берегов, по заверениям карпа, находится вход в легендарную подземную страну…
В том, что карапский колдун проведёт нас в Симбхалу, я в этом почти не сомневаюсь. Я перестал удивляться чудесам тут, на этой Гее, после того, как увидел машины демонов и стал свидетелем, как их заклинает этот колдун. Но поможет ли он нам вернуться в родной мир? Выполнит ли своё обещание, или же все мы в итоге станем закуской к карапскому столу?
В последний момент, перед тем, как я покинул медпункт, я обернулся и вновь встретился с ним взглядом. И я вдруг прочёл в огромных выпученных глазах колдуна странное, я словно бы заглянул в его душу, как будто искра Хардуга вспыхнула и озарила на мгновение тёмную бездну, таящуюся в сердце этого создания. И там, не дне её, я увидел лишь печаль и тоску. Мне подумалось, что у стены сидит вовсе не подлый и жестокий карапский колдун, а страдающий от излишнего веса и клаустрофобии, измученный и беспомощный старик. А я был с ним так резок и холоден! Волна горького раскаяния неожиданно захлестнула меня… но лишь на пару мгновений. Судите сами, разве могло родиться в коварной душе карапа что-то иное, помимо злобы, хитрости и притворства? «Он опять пытается меня заморочить, это его колдовские штучки!» — понял я, и в следующую секунду взял себя в руки. Записываю про это, хотя, скорее всего, всё это мне просто почудилось.
15-я боевая вахта
Погода портится. Усиливается северо-восточный ветер и, похоже, мы застали здесь сезон дождей. Примерно до полудня видимость не превышала пары миль, и это нам на руку.
То, что мы сегодня узнали, всех нас повергло в скорбь, а вместо восемнадцати малаянцев мы взяли на борт всего троих… точнее даже двоих, потому что третий — вовсе не малаянец. О, Близнецы! Написать бы про всё случившееся так, чтобы ничего не упустить.
Ранним утром мы прибыли, наконец, к покинутому неделю назад архипелагу, и зашли в ту же бухту у большого острова, в которой останавливались ранее. Бухта закрыта от ветра с севера, запада и востока, поэтому, не смотря на ненастье, там было относительно спокойно. Нам показалось, что всё в этом месте осталось по-прежнему: исправно работал установленный моей командой курсовой радиомаяк, только дождь смыл почти все следы нашего пребывания на пляже. Нескольких матросов и двух офицеров, которые пожелали искупаться даже в такую погоду, отпустили на берег, остальные занялись подготовкой к приёму малаянцев. Только вот попытка сразу связаться с экипажем «Прыжка Компры» по радиостанции, отобранной у Каманга Гуена, мне не удалась — эфир упорно не отзывался. Дежуривший в рубке Скванак-Ан не хотел пугать малаянцев и провоцировать конфликт, заявившись к ним внезапно, но предупредить их о нашем визите по радио у меня не получилось. Я тогда предложил отправиться к ним в качестве парламентёра, но Скванак мне отказал. Он планировал дождаться хотя бы небольшого прояснения погоды, войти в залив на юге острова-птицы и приблизиться к лагерю медленно и поэтапно, периодически запуская в небо сигнальные ракеты, чтобы малаянские моряки в итоге заметили «Киклоп» издали и ответили на наши попытки с ними связаться.
Прояснение наметилось ближе к полудню, когда те члены нашей команды, которые сходили на берег, уже вернулись. Покидая берег, они обнаружили там, рядом с одним из наших старых кострищ, жестяную коробку, а в ней пластиковый пакет с зашифрованным посланием. Коробка была привязана к шесту, воткнутому в песок. К сожалению, птицы расклевали и коробку, и пакет, дождевая вода проникла внутрь, и часть написанного килидоном на типографской бумаге послания деформировалось, а краска расплылась.
Это, по-моему, самое неудачное заимствование, которое мы сделали у селенитов: стержни со специальными наконечниками, через которые при письме выдавливается чёрная или другая тёмная краска. Хотя в итоге получается, конечно, ярче и разборчивее, записи можно оставлять хоть на самой дешёвой бумаге, а если бумага достаточно плотная, чтобы краска не промокала её насквозь, то писать можно даже на обратной стороне листа, но насколько же сомнительны все эти преимущества! Письмо — не живопись, и насущная потребность оставить заметку в блокноте возникает порой весьма неожиданно. Руны всегда чертили стилом, а то и щипцами для еды. Во многих странах до сих пор принято затачивать ноготь большого, указательного или среднего пальцев и ими писать. Вообще, на писчей бумаге вы можете писать чем угодно, вот хоть патроном от «ферги», а теперь всё идёт к тому, что, помимо бумаги, придётся постоянно иметь под рукой ещё и заправленный краской килидон. Кое у кого из экипажа такие стержни есть — например, у Ибильзы, — но он им не пользуется, по-моему, он у него даже не заправлен. Я уже не говорю о том, что эти устройства часто ломаются и теряются. Они постоянно подтекают, а краска воняет и сильно пачкается, к тому же она быстро заканчивается — едва успеешь исписать десяток-другой листов. В академии меня особенно раздражало, что после того, как сделана последняя запись на странице в тетради, надо дать краске высохнуть — иначе, если раньше времени перелистнёшь страницу, на соседней отпечатаются следы… Повсеместное введение килидонов, в том числе и в армии, оправдывали дешевизной типографской бумаги по сравнению с бумагой писчей, но ведь каждый из таких стержней с краской стоит как целая стопка писчей бумаги! И вот вам практический результат незадачливого нововведения…
