Узнать о таком эффекте и феномене как "нормальные" мама \/ папа, Марго могла только от окружающих. Сначала интерпретацией была та же самая бабушка, но моложе. Потом в глазах одноклассников Маргарита видела маму как нечто более строгое, что следит и ругает. Дети постоянно ссылались на фразу – Да вы что, меня мама убьёт, если я так сделаю. Окружающих ребят не заботило, нужно было им это делать или нет, можно это делать или был ли в этом какой-либо смысл. Главным для них был факт угрозы.
– Домашнюю работу пойдём делать в библиотеку? – Однажды спросила Марго одноклассницу.
– Мне не нужно, у меня мама уехала, а папа не проверяет. – Ответила хвастливо та, а Марго не могла понять, зачем мамам домашняя работа дочерей и шла одна её делать.
Родителями угрожали учителя, на родителей равнялись, они разрешали, запрещали, снисходили, одаривали, карали. Родители были тем самым божеством и матерью природой, о величестве которого говорила бабушка. Но потом наступал момент, когда мама \/ папа представлялись в глазах подростков совсем иными. Одни служили лучшими подругами и представлялись наставниками, а другие существовали отрешённо, не понимая детей, споря и ругая. Но и те, и другие заменяли самостоятельность. Где бы ты ни был, что бы ни произошло, к ним можно было прийти, и они знали что делать. Они давали совет, они помогали. Этого Маргарите и не хватало.
Она брала знания из книжек, из фильмов, сериалов, журналов или слухов. Она видела представленные факты в действии, понимала и принцип, и логику. Не хватало только подтверждения кого-то близкого. Чтобы такой же человек, как и она или тот, кому она доверяет, сказал: «да, делай так»; или «нет, не делай». Даже и «не знаю» было бы ответом. С ним можно было бы поразмышлять. Даже, если бы он и молчал и своих мыслей совсем не внёс в разговор, а всё решила бы Марго сама, то девочка всё же думала бы, что этот человек помог ей.
После школы дети разбегались по секциям или гостям. В первый день у одного друга несколько ребят сидели и играли, в другой день у следующего. Марго поначалу тоже приглашали, но быстро прекратили, так как она всегда отказывалась. Так было принято, если тебя позовут, значит, и ты зови. Но что можно было делать в её ободранной комнате?
Тусклые обои отклеились в уголках. Плинтуса расшатались. Грязь забилась под тяжеленные шкафы, которые девочка не способна была сдвинуть. Линолеум под ножками стола продырявился. О том, что занавески нужно стирать Марго никогда не представляла. Окна прогнили, и она каждой зимой их всё сильнее задавливала, найденным у помойки, поролоном. Плафон однажды просто упал и разбился, с тех пор лампочка лупила в потолок. Прямо на том месте из года в год всё больше чернело запёкшееся пятно. В углу стоял громадный телевизор, при включении которого из всех щелей выдувались клубы пыли. Балкон можно было открывать, только когда сходила ледяная корка.
На подоконнике стояла коробка с рисунками и поделками девочки. Они всё скапливались и скапливались. Частенько Марго выкладывала старые рисунки и клеила из них фигурки. Но и те со временем сминались и выбрасывались. Доделать ни одной не получалось. Она всегда задумывала максимально подробную скульптуру, на создание которой нужны были недели. А монотонность и одинаковые движения надоедали и наскучивали, и она бралась за новое. Но самые интересные или пока недодуманные листы, всё же девочка уберегала от мусорки. Там были и подробнейшие неаккуратные картины, и всевозможные механизмы, и задачки, которые она сама придумывала и регулярно дополняла. Уже после это будет казаться детскими фантазиями, но пока у девочки открывался мир удобного будущего. От колёс на ногах каждого до улыбающихся, понимающих и незлящихся людей.
Телевизор всё чаще переключался на научные программы. Хоть понятно ей было мало, но интерес побеждал. Интерес ко всему неизвестному. К тайному, необоснованному. Зачем люди врут? Какой путь проделала пуговица, пока девочка не нашла её на улице? Почему существуют разные языки? Ладно в древние времена, когда люди жили раздельно и изолированно развивались, но сейчас же уже давно налажена связь со всем человечеством. Можно было давно создать один общий язык. Общий единый словарь. Чтобы хотя бы в семантике слов не было противоречий, для возможности объяснения чего угодно кому угодно. Но дабы, ни подавлялась историческая культура, можно обучать человека и любому другому языку.
В голове у девочки такие витиеватые, ещё допустимые человеческому размышлению, вопросы всё больше сменялись разумеющимися и невообразимыми. Не из-за сложности построения, а от банальности прямоты. Они были настолько простыми, что казалось и ответа на них нет. Что это принцип такой, заложенное правило и другого не дано.
Зачем люди злятся? Почему забывают? Как мы понимаем друг друга? Что такое завтра и время вообще? Куда делось вчера? Почему синий – это синий? Ведь может быть так, что человечку, у которого с детства нарушено цветоосознание, сказали, что определённый цвет является синим. У человечка, как и у всех, есть все цветовые разделения, но только он видит совсем другие цвета. Его спектр смещён. Он запомнил, что синий – это синий. Но всё же может быть совсем иначе.
Только когда обычный озадаченный человек ищет ответы или смиряется, Марго зажималась и подавлялась. Вопросы не переставали её мучить, но ответа девочка не находила. Она боялась задавать вопросы. Во-первых, было некому; во-вторых, у нас не принято об этом говорить. Делать нужно то, что делают окружающие – это правило вдалбливалось в голову каждого ребёнка. Таков физиологический принцип существования.
Все её вопросы и интерес всё больше приходили к одной мысли: у остальных-то такого нет. Вот это и есть её отличие от окружающих. Так что Марго старалась прятать свои вопросы как можно глубже внутрь. Она яро боролась с интересом, намеренно занимаясь вещами, которыми занимались окружающие. Заставляла себя смотреть телешоу, играть, смеяться, когда ни попадя, и даже краситься. В целом стараться подобать кому-то.
Но ничего у девочки не удавалось. Всё казалось бредом, непонятными махинациями. Сначала просто нелогичными, потом глупыми и наконец отвратными. Она смотрела на себя в зеркало, стараясь оценить внешность как бы окружающим мнением. Каштановые кудрявые волосы спадали до груди. Вроде не толстая. Аккуратные брови и пухлые губы, щёки, кажется, большие. А глаза постоянно бегают и прячутся от себя же самих. Как будто, поймав свой взгляд, они застыдят всё на свете. Человеку не стыдно смотреть на сексуальные черты других людей. Ему стыдно если кто-то узнает, что он сейчас на них смотрит. Марго не было стыдно на себя смотреть. Также ей не было неприятно или приятно. Она просто считала, что это глупо.
Мне же, всё-таки кажется, что она весьма привлекательна. Девочка всегда высматривала себя в зеркале, уточняя, похожа ли она на окружающих. Глаза, рот, нос есть, что же им ещё нужно? А всё же все всегда на кого-нибудь да похожи, хотя бы отдельными чертами напоминают известных или отдалённых личностей. Только себя она никак не могла ни к кому привязать. Так же она не могла понять, что привлекательна, поэтому, задерживающиеся изредка на ней взгляды прохожих, вызывали опасность.
Вот, Катя, одноклассница, она, да, красивая. Ну, должно быть красивая… У неё ровные зубы, длинные светлые волосы, цепочки, серёжки, всегда яркие и красочные наряды. Мальчики, даже из старших классов, постоянно вокруг неё ошиваются. Над всеми её фразами смеются и её первую приглашают танцевать на дискотеках. Но Катя всегда и всем отказывает. Излишнее внимание действует только на её подруг, и те пользуются положением. А Катя изо дня в день всё больше молчит. У неё растёт грудь. Одноклассницы завидуют, мальчики съедают глазами, а Катя начинает сутулиться. После того, как один из старшеклассников осмелился сделать комплимент её глазам, Катя стала прятать взгляд. Она стирает косметику, которую ей поутру наносит старшая сестра. Она всё больше молчит. Чувствует себя неловко и неуверенно. И эта скромность со скрытностью ещё больше возбуждают окружающих. Мальчишки спорят, раззадорясь недоступностью, а девчонки злятся, чувствуя свою никчёмность в присутствии Кати.
