Алиса была всегда упрямицей и с характером, позже она стала еще и язвительной и вредной в каких-то моментах и вещах.

Алису долго и упорно переубеждали, угрожали, запугивали, лишали сладостей и прочего, что можно ещё придумать. Всё это было глупо и смешно, если б не было так грустно и реально. И вот тот день настал, когда девушка окончила школу и подала документы в мед .институт. И когда она в него не поступила, у девушки началась истерика, прям там, в холе института.

Алиса ненавидела эту художественную школу, куда мать столько вложила денег. – «Лучше б копила их. А не тратила на эту х..ню!» – Мысленно ругалась девушка. Истерику девушки увидела педагог этого института и, приведя Алису к себе в аудиторию и напоив чаем, поговорила с ней. Алиса была благодарна этой женщине за поддержку и за то, что её хоть кто-то выслушал.

Поблагодарив женщину, Алиса хотела уйти и покориться уже воле судьбы, так как её с руками и ногами взяло бы без экзаменов институт Сурикова и угробить ещё несколько лет жизни, на бессмысленные малеванья по бумаги.

Нет, Алиса любила рисовать, но не то, что ей говорили: все эти пейзажи у нее сидели в печенке, натюрморты оно вообще не понимал их смысла, кубические формы и всякие шедевры импрессионизма, она воспринимала как бред сумасшедшего, божественные мотивы и портреты без эмоциональных людей, она так же не понимала.

Но, девушка рисовала всё это, дома всё было завалено этим добром, от которого не куда было, деться, за то мать была счастлива и всем кому надо кому не надо хвастала её картинами. Самой же Алисе ни одна картина не нравилась, её настоящие картины, которые она нарисовала от души, хранились в тайничке. Ели бы их кто – либо увидел, то неизвестно, как бы их истолковал бы…

Но, удача улыбнулась ей, та женщина помогла Алисе поступить в медицинский, но не на бюджет. И когда девушка счастливая вернулась домой, мать осердясь выгнула её из дома, пришлось идти и просить на свою долю общежитие, но и тут ей улыбнулась удача. Алиса ждала, что мать одумается и простит её, но женщина не одумалась.

И так девушка скрепя зубами стала жить дальше, она продала все те картины, что успела забрать из дома, и какое-то время ей хватало денег, но потом, рисовать новые, у неё не было времени и желания. А сидеть по выходным на улице, как это делают многие бродячие художники, и предлагать нарисовать «ваш портрет», она не хотела. Таким образом, карьера великой художницы закончилась, так и не начавшись.

***

Павел Никифорович, с самого утра, после ухода Платона Ивановича, не разгибая спины, писал и писал и ещё раз писал. Писал он, то судные показания от немногочисленных свидетелей, то деликатные письма с просьбами, а где и с угрозами. Он имел в своих руках большую и разветвленную сет связей, которые иногда были ему нужны и полезны. Павел Никифорович, был человеком слова, и свои слова будь они хорошими или плохими исполнял в точности и без промедления.

Да, пять убийств за неделю это много, но то он мог сделать? Ни одной зацепки, ни одной улики, ничего. Да и его сыщики – молчат. Что ему делать? Только ждать.

Показания, которые дала пожилая пара, были ничтожны и даже можно сказать бесполезными, как и все остальные за эту неделю. Да, декабрь встретил Павла Никифоровича и снегом и кровью.

Труп молодой девушки, небольшие 25 лет привезли в морг на экспертизу, и теперь Павел Никифорович ждал результатов вскрытия. Нервно барабаня по крышке своего стола и в так барабанной дроби ещё и постукивая носком правой ноги об пол, Павел Никифорович напряженно думал. В кабинет постучали.

– Войдите. – Ответил Павел Никифорович. – Дверь открылась, в неё показался мужчина, среднего роста, с большими очками на лице, худой и с жидкими волосами на черепе.

– Ну, что Петрович? – Без приветствий сразу перешёл к делу Платон Никифорович.

– Ничего. – Ответил мужчина.

– Совсем?

– Вообще.

– А вскрывали?

– Нет.

– Почему?

– Может это какой-то новый яд, который сразу не появляется после смерти. – Начал Петрович. – Подождём пару дней, пока не пойдут трупные пятна, потом и вскроем. Ей теперь терять нечего и спешить тоже некуда. – Спокойно говорил мужчина.

– А, Петрович! – Махнул рукой Павел Никифорович. – С меня требуют. А что я им скажу, а? – Сердясь говорил он. Петрович поглядел на него своими глазами, которые из – за очков казались, как блюдца, светло голубые и сказал, всё так же спокойно:

– Так и скажи.

– Петрович, ты же знаешь, Платон Иванович уже приходил, орал, как угорелый.

– Он всегда орёт. – Спокойно вторил Петрович.

– Миша, как друга прошу, – уже мягким тоном сказал Павел Никифорович, – напиши что нибудь, а? Успокой ты его. – Михаил Петрович, в упор посмотрел на Павла Никифоровича, затем вздохнул, ответил:

– Могу сказать, что у всех предыдущих жертв, при вскрытии ничего подозрительного не обнаружены, как и причины смерти. Остаётся ждать трупных пятен и тогда…

– Петрович! – Взревел Павел Никифорович.

– Не уподобляйся Платону. – Спокойно ответил Михаил и без лишних слов вышел из кабинета, начальника уголовного расследования.

***

Александр Борисович, сидел в комнатке, рядом с секционной, когда городской телефон надломано и слишком громко, зазвенел своей дрожащей дробью. Саня, даже пальцем не повел, всё так же читая газету, где было опубликована о сери убийств молодых девушек. Телефон надрывно звенел, раздражая слух, но мужчина упорно не снимал трубку, хотя та лежала в шаговой доступности от него, на тумбочке.

– Санчис! – Крикнул из секционной Федор Егорович, он как раз вскрывал труб девушки, лет 79, которую лечили от воспаления легких, но так видно и не вылечили. – Возьми трубку уже! Не могу это слышать. – Александр, тяжело вздохнул и наконец, взял трубку. Частенько к ним звонили из соц. опроса или рекламных агентств, предлагали свои услуги.

Когда у Александра было хорошее настроение, он даже выслушивал, что ему говорят на том проводе, а потом спокойным, без каких либо признаков подстёба или эмоций вообще говорил:

– Спасибо, но нет.– И на вопрос – «Почему?», чуть ли не смакуя, ответ отвечал:

– Это – морг. – На том конце слышалось: «Ой» или «Ой, извините» и трубку бросали. Но сегодня настроение шутить у него не было, толи студенты так на него повлияли, толи погода менялась, а может что ещё, но Санчис не был готов выслушивать очередной бред о зубах, позвоночнике и о чуде креме, улучшающего потенцию или что-то в том же духе.

– Да? – Сказал он в трубку и уже приготовился сказать: «Это – морг», когда услышал:

– Здорова, старина. – Настроение Саши немного просветлело.

– Ты? – Удивился он. – С какой радости?

– Дело одно есть. – Услышал он на том конце.

– Ну?

– Не по телефону. Лучше приезжай ко мне, всё покажу.

– Хм…

– Приезжай, не пожалеешь. – Подбодрил голос с того конца провода.

– Ладно, смену закончу, приеду. Всё там же?

– Естественно.

– Тогда до встречи. – Ответил Саша и пожил трубку на рычаг.

– Кто звонил? – Услышал он голос из секционной.

– Приятель. – Отвечал Саня.

– Что хотел? – Продолжил Фёдор Егорович. Иногда Саша не переносил эту привычку коллеги всё знать, даже то, что его не касаться вовсе, но смирившись с этим, он решил сразу ответить, что бы потом тот не докапывался до него.

– Наш коллега. – Отвечал Саня. – Совет нужен.

– Да, ты прям нарасхват. – Подшутил Егорыч. Ответить Саня не успел, ибо послышалась, тарахтение из секционной. Фёдор начал просверливать крышку черепа бедной девушке, которая умерла от колита, как выяснилось, после тщательного осмотра зелено – желтых, слизисто – гнойных оболочек, некогда толстого кишечника и части тонкого.

***

Челкашов вернувшись, домой и сев за изучение сводки новостей, чем он занимался каждый день в интернете, занёс в электронную таблицу еще одну дату и краткое описание преступления. Он изначально хотел пойти в полицию, но потто, понял, что ему ближе трупы. Своё первое вскрытие он сделал, когда у него умерла собака. Андрею всегда нравилось изучать что-то, его интересовали те вопросы, которые не интересовали в его возрасте других детей.