— Вряд ли вы хотели со мной встретиться, только чтобы предаться воспоминаниям, — сказал Рогир, ставя кубок на маленький столик и пододвигая посетителю.

Тот взял бокал:

— Я хотел поговорить о том, что случилось. — Он пригубил вино. — О словах Тирда… о том, что он… сделал… — Имкаэль смолк, отвел взгляд и расправил плечи. Со дня поединка минуло всего две недели. Старшие сыновья прибыли в Рикар за родителем и телом брата, дабы увезти обоих в Кимарас. Рогиру сообщили, что Тирда кремировали четыре дня назад и урна с его прахом похоронена в семейном склепе Кардова. Имкаэль на следующий же день возвратился в Рикар и сразу испросил аудиенцию у племянника. — Думаю, вам известно, что я не желал отбирать у вас корону, — продолжил Имкаэль. — Вы законный правитель этой земли, и я никогда не считал иначе.

— Не сомневаюсь, дядя.

— Тирд… он… даже не представляю, как у него возникла такая мысль… — Имкаэль сокрушенно покачал головой. — Не знаю… Я пытался быть хорошим родителем всем своим детям. Хотя с Тирдом виделся нечасто. Когда он рос, то не очень любил жить в Кимарасе. Больше предпочитал Анжу.

— Ничего удивительного, — отозвался Рогир. — У вас дома он был просто младшим ребенком, тогда как там — наследником Явана. Насколько я понял, Тирд придавал огромное значение родословным и титулам.

Имкаэль вздрогнул и пробормотал:

— Моя вина, не доглядел. Я не замечал этого, но после каждого возвращения из Кимараса он становился другим. Все больше расспрашивал. Особенно его интересовало, насколько я рассердился, когда наследником трона вместо меня объявили вас. Невзирая на то, что я отнекивался, после визитов в Анжу он снова и снова упорно задавал один и тот же вопрос.

— Но вы от него отмахивались, так? — догадался Рогир.

Герун уставился на него, потом опустил глаза:

— В первый раз, когда речь зашла о вас, у меня как раз возникли некоторые политические разногласия… — Имкаэль снова наморщил лоб. — Я пожаловался, что вы игнорировали мой совет.

— И тем самым позволили ему считать, что вас постоянно обделяют и вы просто скрываете свои истинные чувства.

— Очевидно, — нехотя подтвердил Имкаэль, горестно вздыхая. — Теперь уже не узнаешь… Внезапно его глаза укоризненно сверкнули, будто он винил Рогира. — Кое-что никак не дает мне покоя… Во время поединка ваш любовник…

— Лассен, — поправил Рогир. — У него есть имя, дядя.

Имкаэль скорчил кислую мину, но все же выговорил:

— Лассен Идана никогда не считался хорошим воином. И вот, в какой-то момент его точно озарило свыше знаниями и навыками, коими он раньше не обладал. — Герун подался вперед и пристально посмотрел на племянника. — Уверен, что узнал некоторые приемы и стиль. Я не раз видел их на деле. У вас. Там, во дворе, словно вы сами сражались в его теле. Поразительное сходство. Не знаю, как вам это удалось, но вы помогли ему.

— И что с того?

— Но это несправедливо по отношению к Тирду!

— А Тирд справедливо поступил, бросив вызов Лассену, заранее зная, что тот намного слабее? — Взгляд Рогира смягчился. — Думайте что угодно, дядя, но Тирд вовсе не был беззащитной жертвой. Разве не он склонил вас вынудить меня на нем жениться? Однако кроме постели, муж не выказывал ко мне никакой склонности, не искал моего общества, даже когда я сам делал попытки к сближению. Думаю, отчасти поэтому наш брак и оказался бесплодным. Более того, Тирд испытывал прямо-таки нездоровое удовольствие, подробно рассказывая, как он убьет Лассена и что будет со мной после. Какие мучения меня ожидают всю оставшуюся жизнь. Это говорит само за себя.

Имкаэль сжал в пальцах кубок:

— Само за себя?

— Сдается мне, дядюшка, вы сами о многом подозревали. С Тирдом явно было не все в порядке. Безумие или просто какие-то дурные черты… не могу сказать с уверенностью.

Герун прикрыл глаза и понурил голову:

— Теперь это неважно. — Голос звучал глухо, хрипло. — Он мертв, и его мотивы погребены вместе с ним. Однако я люблю своего сына и буду о нем скорбеть.

— Да, разумеется. Иначе нельзя.

Имкаэль поднял взор и безмолвно поглядел на племянника. Рогир тоже молчал. Наконец Имкаэль со вздохом поставил кубок на стол.

— Я подверг вас серьезной опасности, навлек большое несчастье, хотя и помимо воли, — признал он. — Получается, я оказал вам гораздо худшую услугу, чем ваш наложник. — Он встал. — Йован прав. В выборе решений я руководствовался лишь собственными убеждениями и не прислушивался к мнению других. Никудышный из меня советчик. Так что, лучше мне удалиться в Кимарас. Видимо, пришла пора уступить место Махаэлю.

— Двор с радостью примет его, — заверил Рогир.

Дверь за Имкаэлем закрылась. Рогир откинулся в кресле и несколько минут разглядывал мутный осадок на дне кубка. Потом поднялся и вошел в спальню. Улыбнулся, увидев сидевшего в углу на стуле Лассена с тихо посапывающим Вайроном на руках. Лассен только что закончил кормить ребенка и еще не успел запахнуть на груди свободную домашнюю одежду.

Рогир осторожно взял у него сына, чуть покачивая, принялся касаться легкими поцелуями нежных, как лепестки цветка, щек малыша и пушистых волос на головке. Удостоверившись, что Вайрон крепко спит, положил его в колыбель и укрыл одеялом.

— Ты слышал? — спросил он, выпрямляясь.

Лассен кивнул:

— Мне по-настоящему жаль его.

Рогир взял любимого за руку и подвел к кровати. Они прилегли. Лассен устроился в объятиях Рогира. В спальне воцарилась тишина. Затем Лассен поднял голову и нерешительно начал:

— Ро?

— Хм?

— Ну, теперь-то ты мне скажешь?

— Что ты хочешь узнать?

— С самого начала? Ладно. Во время поединка… у меня возникло ощущение, словно ты был там, со мной. Во мне. А после… ты расщепил копье прямо в воздухе. Конечно, у тебя особые таланты, но я раньше никогда не слышал, чтобы даже самые искусные мастера проделывали такое.

Рогир поколебался и вздохнул:

— Я — храмовник, — произнес он спокойно.

Лассен распахнул глаза:

— Как Тенрион?

Рогир кивнул:

— Вот поэтому родители и назначили его моим наставником. А окружающие считали, что они просто выбрали для меня самого лучшего учителя. Ну, Тенрион и есть лучший. Но это дало мне возможность обучаться в Зиане — сердце нашего братства, где воспитываются все его будущие рыцари. Там я провел бόльшую часть своей юности.

Лассен выдохнул:

— Имкаэль знает?

Рогир покачал головой:

— Каждый из нас сам выбирает, перед кем открыться. Так же я не имею права называть других членов ордена. Знают только Дайлен, Эйрин и теперь ты. Эйрину я сообщил, потому что это мой личный врач.

— Но остальные… они ведь могут о чем-то подозревать…

— Многие мои необычные способности приписывают потенциалу Эссендри. Наша семья очень одаренная, а я так вдвойне, потому что мои родители происходили из одной ветви. Возможно, кто-то и догадывается, но никому ничего не известно наверняка.

— И ты никому больше не скажешь?

— Нет. Лишь в крайнем случае.

— Почему такая таинственность?

— Чем меньше о нас знают, тем лучше.

— Но Тенрион не делает из этого тайны.

— Он занимается обучением новичков и набирает молодежь. Родители охотнее доверят своих детей кому-то знакомому. Так им спокойнее.

Лассен призадумался.

— Ты когда-то говорил, — продолжил он после небольшой паузы, — что наша связь возникла задолго до того, как мы встретились.

— Помнишь мой приезд в Таль Ирек? — спросил Рогир. Когда Лассен кивнул, он добавил: — Я искал тебя. Твоя душа взывала к моей. Вот почему я заглянул в твои мысли. Мне надо было удостовериться, что это именно ты. Что ты возвратился ко мне.

— Все равно мне не ясно…

— Дейры приходят в мир без воспоминаний о прошлых жизнях, но память души остаётся, — объяснил Рогир, — запертая в самых глубоких слоях разума, доступных лишь избранным.

— Как ты?

— Как все храмовники. Мы единственные, кто может вспомнить каждый жизненный цикл нашего существования и вынести это. Любой другой с ума сойдет от такого колоссального бремени.