Немного погодя снова пальцами заменив зрение, он развязал мешок и аккуратно разложил все предметы на земляном полу. Достал из ящика с инструментами лампочку, патрон и кусок электрического шнура; к его радости, шнур кончался двойной розеткой. Все это он рассовал по карманам, вскарабкался на ржавые трубы и заглянул в церковь; там было темно и пусто. Где-то здесь в стене должна быть проводка - но где? Он слез, постучал по стене черенком отвертки, но полости не нашел. Придется долбить наугад, сказал он.
Он час пытался выковырять кирпич, а когда зажег спичку, оказалось, что углубился в стену всего сантиметра на два! Вздохнул: здесь ковырять бесполезно. При неверном огоньке спички взглянул наверх, потом под ноги, снова наверх - и удивился. Прямо над головой, за трубами, тянулось множество электрических проводов. Скажи пожалуйста, хмыкнул он.
Достал из ящика старый тупой нож и, как прежде, ощупью, нашел две жилы и стал снимать изоляцию. Два раза его несильно дернуло. Он зачистил провода, подсоединил к ним свой шнур и ввинтил лампочку. Внезапный свет резанул по глазами, ослепил его, и он зажмурился. Ну, с этим сладил, радостно подумал он.
Он положил лампочку прямо на пол, и мрачные глиняные стены рельефно выступили в ее жестком, свете. Затем он включил во вторую розетку приемник, нагнулся и повернул ручку; почти сразу раздался треск помех - но ни речи, ни музыки. Почему не работает? Может, повредился по дороге? Или нужно заземление? Ну да...
Он порылся в ящике с инструментами, нашел еще кусок шнура, подсоединил к "земле" приемника, а другой конец намотал на трубу. Отчетливая, набирающая звучность мелодия заворожила его своим размеренным течением. Он сел на ящик, радуясь ей как помешанный.
Немного погодя он опять порылся в ящике и нашел двухлитровую банку клея; открыл ее, вдохнул резкий запах. Тут он вспомнил, что еще не полюбовался на деньги. Взял зеленую пачку и взвесил на ладони, потом сорвал обертку, поднес одну купюру к свету и внимательно рассмотрел. _Соединенные Штаты Америки выплатят предъявителю сто долларов_, медленно прочел он; и дальше: _Этот казначейский билет является законным платежным средством по всем долгам, общественным и частным_... Он задумчиво засмеялся: впечатление было такое, будто он читает о делах людей, живущих на далекой планете. Он перевернул бумажку и на оборотной стороне увидел красивое легкое здание, сияющее свежей краской среди зеленой травы. Ему совсем не хотелось пересчитывать деньги; завораживало его то, что они обозначали - многообразие жизненных потоков, бурливших на поверхности земли. Потом он развернул столбики монет и высыпал из бумаги на землю; новенькие ясные центы, пяти- и десятицентовики насыпались у его ног высокой кучкой, курганчиком светлого серебра и меди. Он пропускал их между пальцами и слушал, как они позванивают, падая на коническую горку.
Ах да! Совсем забыл. Сейчас он напечатает свое имя на пишущей машинке. Он вставил лист бумаги и положил пальцы на клавиши. Но как его зовут? Уставясь в стену, он пытался вспомнить. Потом встал и сердитым взглядом окинул пещеру; имя, казалось, просится на язык. Но он не мог его вспомнить. Почему он здесь? Ну да, он бежал от полиции. Но почему? В мыслях был провал. Он закусил губу и снова сел, ощущая смутный ужас. Да стоит ли волноваться? Он засмеялся и медленно отстукал: _былдолгийжаркийдень_. Он решил напечатать эту фразу без ошибок. Как печатать заглавные буквы? Он попробовал разные клавиши и выяснил, как поднять каретку для заглавных букв и как отпустить. Потом научился делать интервалы и отпечатал правильно и аккуратно: _Был долгий жаркий день_. Почему он выбрал именно эту фразу, он не знал; для него это был просто обряд, доставлявший удовольствие. Он вынул из машинки лист, обернулся всем телом, не поворачивая шеи, и тяжело взглянул на воображаемого собеседника:
"Да, завтра контракт будет готов".
Он рассмеялся. Вот как они разговаривают, сказал он. Игра ему надоела, и он отодвинул машинку в сторону. Взгляд его упал на банку с клеем, и у него родилась озорная мысль, которую ему немедленно захотелось осуществить. Он вскочил, открыл клей, и посрывал обертки со всех пачек. Ничего себе выйдут обои, сказал он и захохотал так, что у него подогнулись колени. Взял полотенце, которым был перевязан мешок, скатал из него большой тампон, макнул в клей и похлопал по стене; после этого наклеил рядышком две сотенных. Отступил на шаг, наклонил голову. Вот это да! Смешно... Он шлепнул себя по ляжкам и захохотал. Он одержал победу над наземным миром! Он свободен! Если бы только люди могли это видеть! Ему хотелось выбежать из пещеры и кричать о своем открытии всему миру...
Он намазал клеем все земляные стены пещеры и облепил зелеными бумажками; когда он кончил, стены пылали желто-зеленым огнем. Да, эта комната будет его убежищем; между ним, и миром, который заклеймил его виной, будет этот издевательский символ. Он не украл деньги; он просто подобрал их, как человек подбирает в лесу хворост. И мир наземный казался ему теперь именно таким - диким лесом, населенным смертью.
В конце концов стены денег ему наскучили, и он стал искать новую пищу своим чувствам. Секач! Он вогнал в стену гвоздь и повесил на него окровавленный секач. Потом возникла другая мысль. Раскрыл металлические коробочки и выстроил их в ряд на земляном полу. Он с ухмылкой глядел на золото и жаркие камни. Из одной коробки выгреб горсть тикающих золотых часов, поднял за цепочки, поглядел на них с ленивой улыбкой и начал заводить; он не поставил их стрелки на один час, потому что время для него больше не существовало. Потом взял гвозди, воткнул их в оклеенную стену и развесил часы; часы качались на блестящих цепочках, поворачивались и деловито тикали на зеленой стене; в электрическом свете она отливала лимоном, а золотые кружочки часов напоминали желтки. Не успел он повесить последние часы, как в голову пришло кое-что новое; он взял из ящика еще горсть гвоздей, воткнул их в зеленую стену, набрал золотых колец из коробки и стал надевать на гвозди. Голубые и белые искры от камней рассыпались по комнате дребезжащим смехом, словно и камешки радовались его уморительной игре. Придумает же человек себе потеху, подивился он.
