Её поразила тяжёлая атмосфера этого места. Ни одного улыбающегося лица. Да что улыбающегося – было ощущение, что на лицах застыло одно и то же каменное выражение. При этом жители вежливо здоровались друг с другом, не пропускали ни одного встречного. Дроу в камзолах охраны отдавали друг другу честь, хлопая ладонью в левое плечо, жители приветствовали друг друга короткими фразами и кивками головы. Охранники, ведущие их, тоже отвечали на приветствия, а старикам уважительно кланялись. Многие дроу задерживали на ней свой взгляд. Любопытство можно было разве что кожей прочувствовать, потому что их лица ничего не выражали. Однако что бы о ней ни думали, этого было недостаточно, чтобы надолго оторваться от работы.
Как же тихо. Нет детишек, играющих на улице, да и народу-то раз-два и обчёлся. Они прошли всё селение насквозь, но больше толком никого не встретили. Потом начался ещё один спуск вниз. Ещё один переход, на сей раз по крепкому деревянному мосту. Странная холмистая местность, окружённая со всех сторон болотом. Ещё один подъём. Наверху этого холма их ждал такой же двухметровый забор, какой окружал их тюрьму. Они подошли вплотную к закрытым воротам, и один из охранников что-то прокричал. Раздались лязг и грохот, и створки медленно открылись.
Зашли.
В глазах зарябило от количества народа. Да тут явно всё селение! В основном мужчины, хотя попадались и женщины. Худые, измождённые, у некоторых явно больной вид. Дети. Множество детишек и подростков дроу. Ира умилилась бы очарованию, большим глазкам и плавности движений, если бы их поведение хоть отдалённо напоминало детское. Ей стало не по себе от их суровых взглядов. Дети так себя не ведут! Они были спокойны, никто не резвился, не болтал. Худые тельца, кожа да кости, как принято говорить у нас. Лица… таких у детей не бывает. Будто взрослые, успевшие навидаться на своём веку. Среди дроу она приметила одного человека без каких-либо признаков кандалов или цепей. Молодой мужчина, лет двадцати трёх – двадцати пяти на вид, со странного цвета густой серой шевелюрой – не поймёшь, то ли цвет такой, то ли брюнет, местами рано поседевший. Хм… значит, люди здесь тоже есть! Свободные люди! Эта мысль обрадовала, хотя она пока не знала, как это может ей помочь. Без знания языка поговорить с парнем не удастся, но само его существование было поводом для надежды. Кстати, парень выделялся из толпы не только видом и поведением свободного человека, но и широченной белозубой улыбкой во весь рот. Он спокойно общался с дроу, которые отвечали ему, не меняя выражения своего лица, но его это не смущало, и он продолжал улыбаться.
Раздался гонг. Вся толпа пришла в движение, выстраиваясь в очередь. Когда все немного разошлись, Ира увидела большую повозку, возле которой стояли охранники и ещё один дроу без формы. Последний был мужчиной явно среднего, если не старше, возраста, с руками, способными согнуть в бублик кочергу. Он был одет в одни только суконные штаны, и мышцы грудной клетки, ничем не прикрытые, не оставляли сомнения в силе этого создания. Обветренное открытое лицо производило приятное впечатление, несмотря на застывшее выражение. Если бы описывать его одним словом, то на ум пришло бы слово «трудяга».
Он откинул заднюю стенку телеги и в два движения снял огромный кусок грубого полотна, лежащий сверху. Внутри оказались инструменты. Тут были кирки, долота, молотки всех размеров, ящик с какими-то мелкими тесаками и несколько пустых, холщовые мешки, лопаты… много всего. Началась раздача. Каждому, кто подходил к телеге, Трудяга выдавал какой-то инструмент. Когда подошла её очередь, стоявшая рядом Маяти сказала дроу пару слов, и тот выдал Ире кирку. Она машинально закинула её на плечо. Девушке же досталось несколько ящиков разных размеров и кипа холщовых мешочков. Когда раздача закончилась, вся толпа двинулась в одном направлении. Иру поразило, что даже детишки несли инструменты, некоторые по весу и размеру были больше её собственной кирки. Снова спуск с холма, узенький перешеек между двумя кусками суши, окружёнными болотистой жижей.
Последний холм. Утёс. Он весь изрыт, внутри него были глубокие ямы-пещеры, сам холм нависал над болотами. Кое-где наверху стояли ограждения, но не везде. «И как это сооружение не развалилось?» Каменистая почва казалась изрытой насквозь, какими силами этот холм не расползался под ногами, одному богу ведомо. Все дроу, парнишка-человек, мужчины, женщины, дети стали расходиться по разным частям утёса. Подошли несколько охранников и, разделив заключённых на группы, развели их в разные стороны. Один из «кнутоносцев» подошёл к Маяти и Ире. Он коротко указал в сторону одной из пещер. Маяти кивнула и аккуратно потянула Иру за собой.
В пещере было сыро. Деревянные балки, удерживающие породу от осыпания, не внушали доверия. Влажный воздух с болота явно не шёл на пользу дереву, кое-где явно виднелись следы гнили. Пещера освещалась несколькими масляными лампами, чад от которых делал воздух ещё более тяжёлым. Здесь уже находились несколько дроу, среди них пара подростков, и другие работники ещё продолжали приходить. Все сразу включались в работу. Тяжёлый звон кирок о каменную породу бил по ушам. Её сердце сжалось, когда она увидела, как худые руки двух юношей, на вид лет пятнадцати, боролись с неподатливым камнем. Её оставили у одной из стен, и Маяти жестом показала на кирку и камень. Значит, вот какая работа ей предстоит. Новая знакомая куда-то ушла, едва пристроила её. Что ж… для начала не будем гневить начальство. Ира подняла кирку и резким замахом отправила её в породу. Удар отозвался в руках аж до плеч. Ей потребовалось сделать два-три десятка замахов, приноравливаясь к инструменту, чтобы понять, как им работать и самой не развалиться на части. Краем глаза она поглядывала на трудящихся рядом дроу, стараясь повторять их движения. Интересно, в чём смысл этих работ? Просто рыть пещеры? Или они что-то ищут? Примерно через полчаса появился тот самый парень с серыми волосами. Он привёз с собой тачку с лопатой и стал сгребать ту породу, которую они успели расколоть. Собранный камень и землю он отвозил и сваливал возле входа в пещеру. Что со всем этим делали дальше, с её ракурса видно не было. По всему телу тёк пот, дышалось тяжело. После сидячего образа жизни этот труд был феноменальным испытанием для организма, но она работала. Во-первых, потому что ещё помнила о плётках и гарпунах, а во-вторых, ею двигало что-то типа стыда. Рядом со вкалывающими в полную силу детьми её ленивые неразвитые руки казались чем-то ужасным.
За работой хорошо думалось. Раз за разом она прокручивала в голове события последних дней. Теперь хотя бы стало понятно, для чего тут она и прочие заключённые. Интересно, а за какие все-таки заслуги тут приговаривают к таким работам?.. Если подумать, то… в голове щёлкнуло. Приговор. Суд. Присяжные. Вряд ли она проспала такое масштабное действо, требующее обвинений и защиты. Её не судили. Конечно, может, в этом странном мире иные порядки и законы, но вот процесса над собственными грехами, какими бы они ни были, не было. А значит… её просто отправили на работы как… пленницу. Слово, которое моментально пришло на ум, произносить не хотелось даже мысленно. Это не тюрьма. И не исправительная колония. Это… рабство. Здешние хозяева никого не судят. Они просто отлавливают тех, кто не относится к их народу, делая из них пленников для своих нужд! Она не заключённая. Рабыня. По позвоночнику проползла холодная змейка. Если её догадка верна, то выйти отсюда путём «объяснений с руководством» не получится. Верить собственным размышлениям не хотелось, но раз за разом она приходила к выводу, что как бы это ни называлось здесь, но подобный тип «общественных взаимоотношений» иначе как рабством не назовёшь. Нет. Может, оставить пока обе версии рабочими? Тюрьма и… то самое неприятное слово. Может, её судили заочно? В первом случае есть надежда на нахождение общего языка с местными, хотя придётся приложить усилия на самообразование. Во втором – оставался только побег, осуществить который – задача с кучей переменных. А гигантский вопрос, что делать после побега? Как быть с ним?
