Прибыв в роту, мы приступили к проверке согласно плану, рассчитанному на три дня. Вечером нас отводили каждый раз в другой дом и обильно угощали. На третий день мы подвели итоги работы в роте и по плану должны были улететь в Ашхабад в 15.00, а на 11.00 была назначена встреча у начальника УВД. Он нас принял и сказал, что наша командировка продлевается еще на два дня, этот вопрос согласован с командиром части полковником С. Т. Желновым.
На два дня нам предложили большую культурную программу с посещением интересных мест по всему району и обильными застольями. На второй день мы уже были довольно уставшие, и нам хотелось быстрее покинуть гостеприимный Ташауз. Но без доклада начальнику УВД уехать не могли. Примерно в 11.00 в день убытия он нас принял и еле-еле уговорил старшего комиссии поставить роте хорошую оценку. Затем мы поехали в лучший ресторан на обед, который стал затягиваться. Наши попытки остановить застолье не увенчались успехом. Мой бывший шеф заявил: «Самолетик вас подождет». В аэропорт мы приехали с опозданием в 30 минут. Пассажиры сидели в самолете и ждали нас. Я был удивлен силой местных властей пойти на это, ведь там было более 30 пассажиров, и никто не возмущался, сидели тише воды, ниже травы, поглядывали на нас и скромно опускали головы.
Прибыв в часть, мы доложили командиру части о результатах проверки и о том, что командир роты действительно потерял совесть и уронил честь офицера. По национальности он был уйгур, достигший пенсионного возраста, и командир части принял решение вызвать его на аттестационную комиссию и предложить написать рапорт об увольнении по собственному желанию. На комиссии он отказался писать рапорт об увольнении. Тогда ему предъявили материалы расследования по всем фактам его злоупотреблений. Он все опроверг и убыл в роту, где сразу начал преследование тех военнослужащих, кто дал мне показания. На следующий день после его возвращения в роту один из военнослужащих не сдержался и решил пойти на крайние меры. Будучи часовым КПП по пропуску сотрудников колонии, он при проходе через КПП командира роты закрыл его в проходном коридоре, парализовав работу ЛТП на несколько часов. Лишь после личных переговоров с командиром части и его обещаний уволить командира роты тот был уволен по служебному несоответствию. Для нормализации обстановки в роту была направлена комиссия по приему-передаче дел и должностей.
Ашхабад – прекрасный город: вечно зеленый, чистый, с большими, широкими проспектами. Центральный проспект был длиной 11 800 метров, ровный, просматривался от начала до конца. Огромные лиственницы, посаженные вдоль проспекта, разрослись, их кроны образовывали сплошную зеленую арку. Город был хорошо отстроен после землетрясения 1948 г., в нем появилось много красивых, самобытных, с национальным колоритом зданий. Население в основной массе составляли туркмены, русских и других национальностей было 15– 20%. Снабжение было великолепным: на прилавках магазинов было все, что хочешь, в том числе в нашем военторге. Отношения с местным населением были ровные, без конфликтов, в отличие от Узбекистана. Народ жил бедно, в глинобитных домиках, мясо кушали по праздникам, основной пищей служили чай, лепешки, фрукты, зелень.
Народ, живущий там, строго придерживался обычаев. Со многими мы, приезжие, были не согласны. Дико было смотреть на неравные браки, когда девочек 11–13 лет продавали за 6–8 тысяч рублей. Мужу было 45–50 лет. Жен у него было не менее 2–3. Но, что удивительно, имея большую семью, отец обеспечивал их материально. Пьяных на улицах и в скверах я не увидел за три года службы. Женщины выступали против такого неравноправия, часть из них сжигали себя, обливая керосином. Одну такую акцию протеста я воочию увидел в г. Навои, куда после акта самосожжения привезли девочку 13 лет. Ожоги составляли 80% тела. В Туркмении таких актов случалось в среднем от 55 до 70, в Узбекистане подобных фактов было меньше, да и за невест выкуп составлял 4–6 тысяч рублей. Часто встречались браки, где первая жена была русской. Как правило, в таких семьях рождались очень красивые дети-метисы.
Современная застройка в городе велась с учетом проживания больших семей. По этой причине я долго не мог получить однокомнатную квартиру, так как их не строили. Мне пришлось жить в подсобном помещении: на вещевом складе, куда мы купили диван-кровать, холодильник, шкаф. Пищу готовили на керосине. В туалет и душ ходили в лазарет, который располагался рядом со складом.
Командир части полковник С. Т. Желнов был хорошим хозяином: вся территория была засажена цветами, здание покрашено, на территории располагались два бассейна с рыбками, утопающий в зелени спортгородок. Спорт был слабостью командира части. Занятия спортом были святым делом. Два раза в неделю с 08.00 до 10.00 все от мала до велика выходили заниматься спортом, в том числе женщины. Всегда долго бились две команды управления по волейболу. В одной из них играл командир части вместе со своим штабом, а офицеры политотдела и тыла были во второй команде. Ударной силой в штабе был начальник физподготовки капитан Анатолий Дурдыев. Он был женат на русской женщине. Мы с ним стали друзьями, особенно когда я получил однокомнатную квартиру рядом с ним. С Толиком мы часто ездили в командировки, выступали за сборные команды части по волейболу, баскетболу, стрельбе. Он приучил меня к пиву, которое я буду помнить всю жизнь. Варил его специалист, чех по национальности. Рыбу мы привозили из Красноводска с рыбзавода. Цены были смешными: вобла – 88 копеек, лещ вяленый – 92 копейки, копченый – 1 рубль 8 копеек. Брали ящиками. Организм требовал утоления жажды. По городу через каждые 100 метров стояли бочки с пивом, морсом и квасом. Я и моя семья научились охлаждать напитки без холодильника. Мочили полотенце, оборачивали им бутылку и в авоське вывешивали на свежий воздух. Вода испарялась и охлаждала содержимое.
Я получил квартиру на пятом этаже. Под окнами разбили цветник, посадили арбузы. Свой сад-огород поливали из шланга. Удивительно, но в песке все росло быстро. За нашим домом были горы, в пригорье по весне росли красные маки, их было море. В пустыне были пастбища, в ряде районов рос хлопок, а в 1972 г. в районе г. Мары нашли нефть и газ, и республика приступила к их освоению. В части было свое большое подсобное хозяйство, где солдаты из группы «Н» выращивали свиней, коров. Командир части создал себе рабочую команду, и за два года ему удалось освободиться от балласта, что сказалось на результатах служебно-боевой деятельности.
Часть занимала одно из ведущих мест в дивизии и ГУВВ. Вошел в эту команду и я, примерно в октябре 1971 года. Мне предложили должность заместителя командира батальона по политчасти в г. Чарджоу. Я отказался, так как решил поступать в 1972 г. в Военно-политическую академию, о чем честно сказал командиру части, а на должность замполита батальона предложил капитана Иващенко, заместителя командира первой роты. Он был старше меня, с большим опытом работы в конвойных войсках и перехаживал в звании. Мое предложение понравилось командиру части, он подписал мой рапорт о поступлении в академию.
Учитывая, что в академию надо было сдавать такие экзамены, как математика, физика, мне пришлось нанять репетитора. Сборы абитуриентов проводились в Москве, длились около двух месяцев, а затем в лагере академии в Кубинке мы сдавали экзамены. В 1972 г. Москва задыхалась в дыму: горели торфяники в Подмосковье, рядом с Кубинкой. Экзамены представители ВВ МВД сдавали сложно. После каждого испытания наши ряды теряли по пять человек, и к последнему экзамену по истории КПСС мы подошли строго в нужном для поступления в группу МВД количестве. Именно в это время моя жена Римма приехала ко мне в гости, и я отпросился у командира группы на сутки съездить в Москву к ее родственникам. Он согласился меня прикрыть, но, увы, не сдержал слово, и меня за нарушение режима за два дня до последнего экзамена отчислили. Вернувшись в часть, я принес свои извинения командованию и с удвоенной энергией работал дальше.
