Рядом раздалось хлопанье крыльев и резкий громкий крик птицы. Эйвен обернулся. На поручне рубки сидел Хугг и вертел головой, глядя на хозяина пронзительно острым взглядом янтарных глаз. Казалось, орёл был обеспокоен и при пробуждении Эйвена обрадовался.
– Со мной всё в порядке, Хугг, – слабо улыбнувшись, сказал юноша, прекрасно зная, что птица не понимает человеческого языка. Подумав, он добавил, объясняя скорее самому себе, чем птице: – Должно быть, перегрелся…
Несколько пригоршней солёной воды, зачерпнутых из-за борта и выплеснутых на лицо и голову, освежили его и вернули мозгу прежнюю быстроту и ясность мышления и способность анализировать миллионы сигналов, поступающих в него от всех рецепторов тела, воспринимающих воздействия окружающего мира. Все они говорили ему о том, что мир не изменился, а, значит, увиденный им кошмар не существовал в реальности. Сделав этот единственно возможный вывод, Эйвен несколько успокоился и вспомнил об очень важном деле, ради которого он и оказался посреди моря на маленьком флипе. Несколько глотков тёплой воды из опреснителя полностью вернули ему силы. Эйвен установил ментальный контакт с птицей и мысленно спросил:
«Хугг, почему вернулся?».
«Эйвен не отвечал Хуггу. Эйвен умер. Хугг отогнал падальщиков».
Юноша почувствовал в мыслеформах птицы тревожные эмоции, всё ещё излучаемые его мозгом, и постарался погасить их позитивной волной собственных чувств. Широко улыбнувшись, он передал орлу телепатический посыл:
«Эйвен не умер. Эйвен спал. Хугг нашёл рыбу?»
«Хугг нашёл рыбу, – последовал однозначный ответ орла, окрашенный нейтральными тонами ментального поля. – Много, много, много!»
Последняя мыслеформа Хугга означала, что косяк очень большой. Обрадованный этим известием, Эйвен дружески погладил орла по гладкой спине и поспешил сообщить об окончании поиска старейшине Хайсису.
Спустя два часа, флотилия заняла позицию на пути движения косяка, над которым кружил Хугг, следуя за ним и указывая курс и скорость движения рыбы. Теперь роль Эйвена и Айриса сводилась к тому, чтобы отслеживать возможные непредвиденные манёвры косяка и появление крупных хищников. Оба флипа плыли по флангам огромной рыбьей стаи, видимой с поверхности как тёмная серебристо-серая масса, состоящая из миллионов особей, и все они подчинялись единому коллективному сознанию – невидимому, нематериальному командующему этой колоссальной армией, чьи приказы исполнялись каждым «солдатом» молниеносно и точно.
Эйвен, как и все, знал, что, чем крупнее косяк, тем более организован он в своих действиях, и тем труднее его будет взять. Без помощи дельфов люди могли рассчитывать лишь на малую часть рыбы, которая попала бы в сети. Впрочем, и дельфы не в меньшей степени нуждались в помощи людей по той же причине, да ещё потому, что только люди могли сохранить впрок весь улов, каким бы большим он ни оказался. Многие тысячелетия это сотрудничество выработало безотказную стратегию совместного лова самых разнообразных рыб и морских животных.
Вот и теперь большая стая дельфов появилась возле косяка, скрытно подкравшись к нему со стороны рифа, где терпеливо ждала этого момента несколько дней. Сотни дельфов быстро выстроились в арьергарде косяка в полукольцо и погнали рыбу прямо в сети, уже расставленные рыбаками. Несколько небольших групп имитировали фланговые атаки, внося сумятицу в рыбьи ряды, и не позволяя косяку совершить организованный обходной манёвр. Вскоре весь косяк оказался в западне. Встретив на своём пути гигантскую дугу сетей, косяк круто развернулся, но страх перед преследующими дельфами внёс хаос в эту армию примитивно мыслящих существ, сразу же лишив её главной силы – коллективного сознания. Оно распалось на миллионы крохотных обезумивших от страха сознаний, не способных чётко взаимодействовать друг с другом ради общего спасения.
Эйвен следил за поверхностью моря, изредка бросая взгляд назад, где рыбаки затягивали сетями горловину кипящего котла. Вода бурлила от мечущихся и выпрыгивающих рыб, и эта агония привлекла внимание многих хищников в радиусе десятков лу.
Не прошло и получаса, как Эйвен заметил приближающиеся спинные плавники акул. Он насчитал шесть крупных особей, каждая из которых была длиной с его судёнышко. Они представляли большую опасность и для людей, и для дельфов, но юноша не испытывал перед этими чудовищными тварями никакого страха. Он просигналил об опасности Айрису и направил свой флип наперерез банде морских разбойников. В его небольшом арсенале были эффективные средства против любых, самых огромных и опасных, животных, но убивать даже этих прожорливых акул Эйвен не намеревался. Любое убийство – крайняя и вынужденная мера, оправданная лишь в случае самообороны или ради добычи пропитания, и потому юноша достал из оружейного ящика акустическое ружьё. Быстро прикинув размеры акул и необходимую мощность излучения, он отрегулировал оружие, закрепил его на шесте и опустил за борт, направив излучатель в сторону быстро приближающихся хищников. Несколько ультразвуковых импульсов оглушили акул и заставили их ретироваться, но не надолго. Голод и близость лёгкой добычи подавляли инстинкт самосохранения и гнали акул к источнику сигналов панического страха, исходящих от рыб. Но теперь, столкнувшись с препятствием на своём пути к поживе, они стали ещё агрессивнее. Ещё дважды они попытались приблизиться к месту лова тем же курсом, и оба раза получали всё усиливающиеся удары ультразвука, прежде чем их примитивное сознание не поняло, что лобовая атака сопряжена с большими неприятностями, и что источник этих болезненных ударов находится на флипе. Только после этого они изменили тактику. Четыре акулы по большой дуге стали обходить флип (видимо, их уровень интеллекта оказался выше среднего для этого вида), а две другие с яростью ринулись к парусной лодке.
Эйвен зорко следил за всеми манёврами хищников, и атака этой пары не осталась незамеченной. Если акулы набросятся на лодку, то смогут серьёзно повредить её. Хотя угрозы для жизни Эйвена они не представляли, ему пришлось проучить этих злобных тварей, увеличив мощность излучения звуковых импульсов почти до смертельного уровня. Когда расстояние до хищников сократилось до предельно допустимой дистанции, он встретил их разящим ударом. Одна из громадных рыб забилась в конвульсиях у самой поверхности, вздымая мощным хвостом, фонтаны брызг, другая, плывущая на большей глубине, метнулась в сторону, и Эйвен увидел, как под лодкой изгибается в судорогах, словно огромная пружина, её могучее тёмное тело. Через минуту оба чудовища затихли. Эйвен на время потерял их из вида. Ему пришлось развернуть лодку, чтобы вернуться и помочь Айрису перехватить остальных акул, но вскоре оба стали свидетелями кровавой драмы.
Хотя пара морских разбойниц была лишь парализована, их беспомощное состояние не осталось незамеченным другими. Почуяв «смерть» своих сородичей, четвёрка акул устремилась к «трупам» и принялась рвать на куски ещё живых товарок. Море вокруг бурлило и пенилось от неистовой ярости совершенных морских убийц.
Юноши молча наблюдали за кровавым пиршеством каннибалов с чувством презрения и отвращения, но терять из поля зрения этих тварей было бы крайне неосмотрительно.
Наконец трупы исчезли, а на поверхности моря остались только два больших кровавых пятна. Насытившись, акулы ещё немного порыскали вокруг, но теперь рефлекс на болезненные удары ультразвука заставили их остерегаться лодок. Главный инстинкт хищника – утоление голода – они удовлетворили, и бьющаяся в сетях рыба уже не так привлекала их. На сытый желудок ни одна тварь не будет рисковать собственной шкурой, если только не защищает своё потомство. Это всеобщее правило животного мира и на сей раз доказало свою незыблемость. Акулы так и не решились прорваться к месту лова, которое теперь охраняли и сотни дельфов. Они предпочли убраться в открытое море.
Эйвен проводил удаляющиеся треугольные плавники акул внимательным взглядом и, убедившись, что они не собираются возвращаться, осмотрелся вокруг. Флотилия замкнула кольцо окружения, и рыбаки приступили к выемке рыбы, перегружая её в большие плавучие бассейны. Флип Айриса медленно дрейфовал рядом, всего в одной десятой лу от флипа Эйвена, и друзья могли теперь общаться не только световыми сигналами и жестами.
