– Откуда ты знаешь древний язык?

– Ты задаёшь слишком много вопросов, юноша. Всему своё время. Может, кое-что и расскажу, если сочту нужным, – сурово ответил охотник.

Эйвен согласно кивнул и замолчал, сосредоточившись на работе. Он раздумывал, стоит ли рассказывать малознакомому случайно повстречавшемуся человеку о том, что заставило его отправиться в столь длительное путешествие. Поведение мужчины не казалось ему настораживающим. Все известные ему поселения на побережье поддерживали между собой тесные отношения сотрудничества и взаимопомощи, между ними никогда не было конфликтов и уж тем более столкновений, но при общении с чужаками, изредка посещавшими посёлок, его жители проявляли сдержанность. Это было давней неписаной традицией, уходящей своими корнями в незапамятные времена Великого Раскола. Почему эта традиция сохранилась до сих пор, никто в посёлке не мог ответить определённо, но соблюдали её неукоснительно. Только старейшины могли в разговорах с пришельцами сообщать им ту информацию, которую сочтут нужным передать. Наверное, и этот человек руководствовался тем же при встрече с неизвестным парнем, пришедшем откуда-то издалека в его край. И всё же, без определённой степени откровенности невозможно узнать то, что так интриговало и волновало Эйвена. Искоса взглянув на охотника, юноша переборол в себе противоречивые чувства и нерешительность.

– Я отправился в поход почти месяц назад, – сообщил Эйвен. – Это испытание перед первой инициацией.

– Посвящением в мужчины? – уточнил Хардер с добродушной улыбкой без тени иронии и насмешки.

– Да.

– Понимаю… Когда-то и я прошёл через это испытание.

Хардер встал с корточек и принялся вырезать большой кусок мяса из бедра зверя. Положив, мясо на лоскут тонкой прочной ткани и завернув его в узел, он сказал юноше:

– Ну, идём. Скоро стемнеет. Заночуешь у меня.

– А как же остальное мясо?

– Оставим здесь. Моих маленьких друзей тоже нужно кормить, – ответил Хардер.

– Ты оставишь муравьям целую тушу? А что же будут есть твои сородичи? Может, стоит взять в посёлок больше мяса?

– Я живу здесь один, Эйвен. Нам мяса хватит. А муравьям эта туша – лёгкий ужин. Их очень много, и они могли бы сожрать всю живность на этой площади.

– Почему они этого не сделали?

– Потому что я не хочу. До следующей охоты им этого хватит.

– Они тебе настолько повинуются, что полностью подавляют в себе инстинкты? – недоверчиво спросил Эйвен.

– Для них я – Бог, – ответил Хардер то ли в шутку, то ли всерьёз, продевая под узел крепкую длинную палку. – Ты плохо знаешь муравьёв, парень. Ну, взяли, – скомандовал он, берясь за конец шеста и подставляя плечо под ношу.

Вдвоём они подняли добычу и зашагали через площадь. Круживший в вышине Хугг, почуяв поживу, спустился и уселся на шест, алчно разглядывая пропитанный кровью узел.

– Потерпи, друг, – тихо сказал Эйвен птице. – Знаю, что ты голоден, но придётся подождать.

– Ты разговариваешь с орлом? – не оборачиваясь, спросил Хардер. – Он понимает человеческий язык?

– Нет, конечно. Я общаюсь с ним особыми знаками и… при ментальном контакте. Мы обмениваемся мыслеформами. А как ты управляешь муравьями?

– С муравьями иначе, чем с животными. Их индивидуальный разум примитивен. Они не способны к ментальному контакту и передаче информации мыслеформами. Основной принцип коммуникации между ними – запахи. Муравьи разговаривают посредством запахов. Они вырабатывают и воспринимают тысячи феромонов, и каждый запах имеет своё значение, а основной орган общения – усики.

– Да, я это знаю.

– А знаешь ли ты, юноша, что информация, передаваемая запахами, воспринимается сразу всеми муравьями колонии?

– Да.

– Прекрасно! У тебя были хорошие учителя, парень. А теперь представь себе для сравнения человеческий мозг и колонию муравьёв. Каждый нейрон нашего мозга, как и каждая особь муравейника, обладает полнотой информации, поступающей как из внешнего мира, так и от других «клеток». В результате обмена и обработки информации возникает интеллект. Индивидуальный опыт каждого муравья тут же передаётся всем остальным. Колония муравьёв подобна нашему мозгу. Миллионы примитивных крошечных сознаний образуют коллективное сознание муравейника, и это сознание уже отнюдь не примитивно. Оно способно руководить всей жизнью колонии, находить решение возникающих проблем и на многое другое.

– Мне известно о существовании коллективного сознания. У пчёл, рыб, термитов… Значит, ты можешь вступать в контакт с их коллективным разумом?

– Вот именно.

– Но каким образом?

– Подобно тому, как это делаешь ты. Но есть и существенные отличия.

– Запахи?

– Ты догадлив…

– Но как ты?..

– Довольно вопросов! У каждого есть секреты, о которых не рассказывают первому встречному. Да и бессмысленно рассказывать о том, что не дано другому. Это… особая способность.

– Дар богов?

– Хм… можно сказать и так.

– А научиться этому можно?

– Любознательность – неплохая черта характера, если не перерастает в назойливость.

– Извини, Хардер.

– Прощаю, но впредь будь сдержаннее. Желаемого всегда можно достичь терпением.

Площадь оказалась намного грандиознее, чем показалось Эйвену поначалу. Они довольно долго добирались до её края. По мере приближения к странному величественному строению с колоннадами, юноша всё больше поражался его былой красоте, идеальным пропорциям и циклопическим размерам. Воздвигнуть подобное здание было немыслимо для его соплеменников, да и, пожалуй, для всех жителей побережья, даже пожелай они объединить совместные усилия для такого строительства.

Юношу так и подмывало расспросить Хардера об этом здании, о его строителях и о многом другом, но, памятуя урок, он сдержался.

Уже смеркалось. Огромная тень накрыла опустевшую площадь (муравьи, повинуясь неведомому приказу Хардера, сняли кольцо окружения и пропустили несчастных зверей в лес). Они обогнули здание и прошли по одной из многочисленных полуразрушенных улиц более половины лу. Наконец, Хардер оглянулся и бросил через плечо:

– Пришли.

Эйвен не сразу догадался, куда именно они пришли. Только когда Хардер уверенно направился к развалинам какого-то дома, юноша понял, что это и есть обитель его нового знакомого. Однако вопреки логике, они проследовали не к зияющему тёмному провалу входа, а куда-то в сторону от него, к боковой стене.

– Ты здесь живёшь? – спросил он.

– Да, – коротко ответил охотник, подходя к стене и не замедляя движения.

Эйвен не успел удивиться и окликнуть, чтобы предупредить его о преграде, как случилось нечто неожиданное. Хардер шагнул прямо в стену и почти исчез в толще её каменных блоков. Эйвен рефлекторно резко остановился, но рывок палки заставил сделать его ещё один шаг. Нога не ощутила препятствия, и ступня погрузилась в «стену». Хугг взволнованно взмахнул крыльями, готовясь взлететь с шеста. Эйвен подал безмолвный успокаивающий сигнал своему пернатому другу, чтобы тот остался на месте, и шагнул вперёд.

– Смелее, – раздался голос Хардера, – это только иллюзия.

Юноша уже догадался об этом и переборол секундное замешательство, последовав за хозяином. Пройдя сквозь стену, он увидел, что оба оказались в просторной комнате, убранство которой выглядело довольно странно. Мягкий свет лился прямо с потолка. Окон не было видно ни одного.

– Клади здесь, – распорядился на правах хозяина Хардер, и они положили ношу в углу комнаты. Обернувшись к гостю, он с широким дружелюбным жестом предложил ему: – Располагайся…

Эйвен огляделся. У одной из стен находилось просторное ложе, застеленное красивой материей с затейливым рисунком, у других стояли невиданные никогда предметы, предназначение которых было неизвестно ему. Впрочем, в углу, возле невысокого стола, стояли два предмета, явно созданные для того, чтобы на них сидели. Юноша прошёл к столу и уселся в мягкое удобное кресло. Орёл, слетевший с шеста, в припрыжку приблизился к хозяину и взлетел на спинку соседнего кресла.