Анна с интересом наблюдала за мужем, когда перед ней возник дух Евдокии. Сказать что-либо убитая не могла, зато властно протянула руку в угол комнаты. Повинуясь воле духа, Аннушка осторожно подошла к указанному углу, присела на корточки и потянула за громоздкий деревянный плинтус, выглядевший совершенно несокрушимым. К искреннему облегчению Анны Викторовны, плинтус со страшным скрежетом и скрипом поддался, обнажив пыльный тайник, в коем обнаружилась искомая тетрадь. Анна успела лишь открыть свою находку и прочитать пару фраз, когда дух Евдокии ощутимо толкнул её в плечо, требовательно указывая в окно.

  - Уходить нужно немедленно, - возникший прямо перед носом Анны Платон Карлович с тревогой смотрел на увлёкшегося поиском улик сына, - преступники возвращаются.

  Анна поспешно вскочила, выдохнула свистящим от тревоги шёпотом:

  - Нам нужно уходить.

  Яков выглянул в окно и крепко сжал губы, удерживаясь от ругательств. Увлёкся, как мальчишка, забыл об опасности, а ведь он не только за себя, ещё и за Аннушку головой отвечает!

  - Быстрее, Аня, уходим, - Штольман потянул жену за руку, потом и вовсе на руки подхватил, чтобы меньше следов оставлять.

  Следователю с супругой повезло: они успели выбраться со двора прежде, чем пять закутанных в плащи фигуры подошли, непрестанно озираясь и прислушиваясь, к калитке. Увы, везение было недолгим, Яков и Анна не прошли и десяти шагов, как из домишки долетел жуткий вопль:

  - Здесь кто-то был!

  - Догнать! - раздался звериный рёв, в коем Штольман без труда узнал голос господина полицмейстера. - Догнать и вернуть, живыми или мёртвыми, но лучше живыми!

  Анна зажала ладошкой рот, удерживаясь от испуганного крика, прятаться было совершенно негде, с двух сторон дорога упиралась в дома, назад поворачивать смерти подобно, а впереди ни малейшего дерева или же спасительного поворота. И прохожих-то нет, лишь одна дама навстречу идёт, а какой с дамы толк против пяти здоровых мужчин? Её пришибут и не заметят, словно муху какую. Однако, путница убираться прочь, слыша страшные вопли, не спешила, подошла поближе, всмотрелась Штольману в лицо, после чего коротко кивнула:

  - Идёмте за мной.

  Спорить было не с руки, за спиной отчётливо слышались топот и пыхтение преследователей. Яков и Анна быстро последовали за незнакомкой, приведшей их к входу в дом терпимости.

  "В борделе, да ещё и с женой, мне скрываться пока не доводилось", - усмехнулся Яков Платонович, силясь вспомнить кажущуюся неуловимо-знакомой неожиданную спасительницу.

  Дама откровенничать не спешила, да и момент всё ещё был неподходящим. Быстро проведя Штольмана с женой по скрипучей лестнице, спасительница ввела их в небольшой зал, где сидели в ожидании клиентов девицы. При появлении маман прелестницы оживились, с нескрываемым интересом поглядывая на Анну, а паче того, Якова Платоновича.

  - Слушайте внимательно, повторять не буду, - властным, не терпящим возражений тоном, приказала дама, - этих двоих нужно укрыть так, чтобы даже самый тщательный обыск не обнаружил. А если кто язык станет распускать, лично этим самым языком удавлю, ясно?

  Девицы резко побледнели и дружно закивали, видимо, у них была возможность убедиться в том, что маман слов на ветер не бросает. Когда преследователи вломились в бордель, там царили тишь да благодать. Сияющая профессиональной улыбкой маман выплыла навстречу господину полицмейстеру и его людям, цокая языком выслушала весть о преследовании кровожадных убийц, ставших причиной страшных событий, потрясших город и милостиво позволила провести обыск. Девицы, пока ещё не обретшие клиентов, а потому коротающие время в небольшом зале, с готовностью согласились помочь следствию, одна самая бойкая даже предложила господину полицмейстеру лично обыскать её, а то вдруг душегубы прячутся в юбках? Прокопий Кондратьевич волком зыркнул на нахалку, но бить её остерёгся, девочка была из дорогих, а ссориться с маман, часто любезно позволяющей наслаждаться прелестницами в кредит, в планы бравого полицмейстера не входило. Обыск ничего не дал, хотя пирующем в одном из самых дорогих номеров гусарам настроение попортил, вояки позволили себе ряд нелицеприятных высказываний в адрес полиции, поддержанные визгливыми смешками девиц.

  Злой как чёрт Прокопий Кондратьевич покинул публичный дом, как на грех, на выходе нарвавшись на господина редактора, не преминувшего заметить, что вместо того, чтобы развлекаться, стражам порядка следовало бы заняться раскрытием преступлений, наводнивших город. Господин полицмейстер рявкнул на пронырливого писаку, но тот в ответ лишь глазами сверкнул, заявив, что его влиятельные покровители столь мерзопакостного отношения не потерпят. Пришлось цедить извинения через стиснутые от ненависти зубы, да хоть как-то отвести душу в мощной оплеухе нерасторопным помощникам. А вернувшись в кабинет осушить подряд три рюмки коньяку в тщетной попытке заглушить настойчивое нутряное понимание того, что земля под ногами начинает гореть, а бежать-то уже некуда. Тетрадь не найдена, в городе всё сильнее поднимается буча, которая, того и гляди выплеснется за пределы Кисловоска. Эх, так-тудак да разэдак, а как всё задумано было! Наверное, стоило всё-таки не скопидомничать и заплатить этому проклятому мальчишке-проверяющему, когда он огласил результаты проверки гостиницы, а не убивать его. Чёрт пожри всё вокруг, неужели это конец?!

  Когда полицейские ушли, маман размашисто перекрестилась и кивнула девицам:

  - Всё, выпускайте.

  Яков и Анна покинули ловко сделанный тайник, с наслаждением вдыхая приторно-сладкий дурманный воздух кабинета маман.

  - Присаживайтесь, - женщина кивнула на уютный обитый пошлым розового цвета шёлком диванчик, налила вина, протянула два бокала Штольману и его жене, небрежно глотнула из своего, - они больше не вернутся, можете не волноваться.

  Анна благодарно улыбнулась:

  - Вы спасли нас.

  - Всего лишь вернула долг жизни. Вы ведь, наверное, Яков Платонович, не помните ту перепуганную полуодетую девчушку, удирающую от допившегося до безумия клиента?

  Штольман пригубил вина:

  - Отчего же? Помню.