Шарусси

Ровный диск пурпурной луны свисал над самой кромкой земли. Крупный, грузный, он вот-вот грозил обрушиться и придавить рукав реки, по берегу огибающий древний лес. Выстроившиеся хищным частоколом деревья наступали, еще немного и, можно подумать, сомкнутся монолитной стеной пред нежданными путниками. Девушка панически огляделась – бежать больше некуда. Волчий вой гнал испуганную кобылу вперед, на ощеренные копьями ветви. В воду? Брода второпях не найти, да и в плёс неровен час угодить. Река Вишенка прибрала к себе множество неосторожных путников, и особой кровожадностью она отличалась именно ночью. Вправо не уйти, ночные стражи дорог сжимают круг, торопливые лапы перебирают полевые цветы, подминают травы.

–А-а-авуу, – протяжно взвыл вожак, разгоряченный охотой. Десятки голосов тут же наперебой подхватили леденящий душу зов.

Запыхавшаяся кобыла испуганно всхрапнула и сиганула из галопа в карьер, натужно вытягивая шею. Всадница всеми силами держала равновесие, то приподнимаясь над седлом, то входя в темп на более мягком аллюре. Несчастное животное, не привыкшее к гонкам на выживание, изнурительно подбрасывало задние ноги, ежесекундно норовя, в лучшем случае, выбить наездницу. О худшем и думать не хотелось, потому что как раз он и маячил конечным пунктом в жизни буквально через пять, четыре, три…

Деревья приближались, росли на глазах. Темные, исполинские, грозные.

Девушка пригнулась к конской шее, вытащила ноги из стремян и приготовилась к неизбежному болезненном падению. Ее с детства научили, что вовремя покинутое седло, спасает как минимум одного в тандеме.

Кобыла стремглав пролетела сквозь расступившиеся ветви, будто и не видела перед собой никакой преграды, и еще какое-то время неслась в кромешной темноте, а потом споткнулась, задела крупом ствол и, суматошно перебирая копытами, скатилась в овражек.

Наездницу швырнуло вверх и вбок, неудачно приложив плечом о выступающее корневище. Она с глухим стоном боли сжалась в комок, переводя дыхание. Всхлипнула, как если бы старалась сдержать подступающие к горлу рыдания, еще раз.

Вековые деревья недоверчиво прислушались к человеку, присмотрелись и ахнули.

«Новый Хранитель» – послышался странный, но различимый шелест.

«Новый Хранитель».

Девушка плакала, как никогда в жизни. Она выла и скулила, уподобившись недавно преследующим волкам. Ее сердце, разбитое, покинутое, не просто болело – выжигало изнутри тело, иссушало горло, скрючивало дрожью пальцы. Миг – и она истошно закричала в темноту, зная, что никто живой не станет свидетелем позорной слабости. Только духи леса и силы природы, но они не осудят, примут, поймут. И никому не расскажут.

Сегодня ее тридцать третье лето. Сегодня в ней проснулась магия. Шарусси.

Шарусси – тьма, приговор, конец выстроенной жизни.

Но что такое тьма, когда тебе восемнадцать? Пустой звук, пугающая сказка у ночного костра в праздничную луну, под которую танцы не кончаются до самого утра.

Что для девушки тьма, когда приходит двадцать пятый год, и соседский добрый парень сладко поет о вечной любви? Несбыточные россказни древних, редко подтверждающиеся на практике.

В тридцать третий день рождения в полночь тьма становится домом. С новым отсчетом дня, в теле просыпается Шарусси. Пробудившаяся магия, как вселяющийся ветер, зовет избранника на волю. И нет у него с тех пор больше ни пристанища, ни родственников. Зато появляется долг. Шарусси не зовет многих и не зовет часто, она не имеет предпочтений, но твердо навязывает свои правила игры.

Шарусси испокон веков создавала Хранителей, призывала рожденную магию на защиту природы, мира или спокойствия. Шарусси – баланс, так рассказывали предания.

Глава 1. Путь

С дня моего рождения минуло чуть более месяца. Сорок три раза взошло солнце, тысячу часов отсчитал диск на запястье с того момента, когда я очнулась в лесу и осознала необыкновенную силу Шарусси. Ночь приходила на смену дню, дожди чередовались с засухой, Нанэук и Цанте не поменялись местами. Мир продолжал жить, как жил задолго до моего обращения. Мне же пришлось учиться заново дышать, используя те же легкие, что находились в теле, привыкать к звукам природы, распознавать шепот духов леса, рассчитывая на имеющиеся уши. Я училась ходить своими ногами и говорить при помощи знакомого рта. Я училась понимать и управлять конечностями, данными мне природой. Физически не изменилось ничего, и встреться мне сейчас старый знакомый, обыкновенно прошел бы мимо, наспех махнув головой в приветствии и не заподозрив произошедших изменений.

Люди видят оболочку. А я изменилась внутри.

Глаза зверей стали моими глазами, твердь земли передавала мне впитанные звуки, а ветер доносил запахи, рождающиеся за милю от моего носа. Границы восприятия стирались, Шарусси не подчиняла силы природы, она являлась природой. Знания стекались в мой распахнутый разум полноводной рекой, и первые дни я провела во сне, выступающим защитной реакцией организма на передовой. Тело бросало то в жар, то в холод, сознание все время теряло связь с реальностью, и порой казалось, что я просто сгораю в лихорадке. Наверное, и сгорела бы, не приди на помощь Аброр, Хранитель нашей эрии. Он появился на рассвете первого дня и отвел меня в сторожку, скрытую в лесу от посторонних глаз за широкими лапами елей. Ни одна тропинка не раскрывала ее, ни один заплутавший путник не вышел бы к светлой поляне без полученного на то разрешения. Маленький дом без крыльца и с двумя крохотными комнатушками на недолгий срок стал пристанищем знаний, а Аброр – моим наставником.

Шарусси давала многое, открывала невиданный ларец возможностей из магии, силы и знаний, но она не объясняла главного – причины. Как происходит отбор, кто придумал порядок вещей и почему именно я? Аброр говорил, что нет смысла искать начало, когда ты уже находишься в пути, глупо возвращаться назад, чтобы оценить пройденное расстояние – есть только движение вперед.

–Этот мир сотворен таким, какой он есть, – говорил наставник. -Люди его гнут под себя, а хранители следят за балансом. Мы созданы, чтобы хранить равновесие, помогать Правителям в их нелегком труде и защищать все живое. Скоро ты покинешь Норкд и отправишься в дорогу, чтобы найти свое пристанище. Ты станешь подле Правителя по правую его руку и принесешь спокойствие его землям.

По первости Аброр повторял эти предложения, как кропотливое, нудное заклинание. Я слышала их, находясь в бреду, когда просыпалась и в скудные периоды бодрствования.

Наставник вкладывал в них значение, особый смысл, старческим шепотом он старался донести величественное напутствие к непостижимому смыслу и порядку вселенной. Его слова подталкивали к началу проложенной для всех хранителей стезе, рисовали идиллическую, выверенную картину становления. И никто, как он говорил, ее не миновал. Каждый дошел до туда, до куда он мог дойти, преодолел столько, сколько смог вынести.

Я слушала и ничего не могла поделать с рождающимися сомнениями. Приглядываясь к облагороженному хранительскому пути и так, и эдак, я видела не ясный солнечный пейзаж, сопровождающий новобранца, а наброшенный на него морок, скрывающий ухабы и грязь.

–Мне по душе такая жизнь, как у вас, в лесу. Я не хочу идти к правителям и помогать им с государственными делами, – сказала я Аброру, когда пришла в себя и вновь услышала о предназначении.

Жестокий мир политики и обычное человеческое бытие для девочки из эрии находились в разных плоскостях. Конечно, не так далеко, чтобы заламывать в истерике руки и задыхаться от слов вроде «легитимность» и «плюрализм», но… где я, а где правители мира? Где моя вечная жажда справедливости и тщеславие некоторых правителей Цанте и Нануэка? Все выглядит, как заведомо гиблая затея. Разве плохо жить вот так, в чаще, покрытой мхом? Если бы Хранитель позволил мне остаться в пределах его земли, я могла бы оказаться полезной и иногда навещать родную эрию. Но Шарусси не сладкий леденец, чтобы прийтись по вкусу и даже не луковое перо, которое можно мокнуть в сахар и забить горечь. Она тьма. И речи Аброра о простоте выбора – это всего лишь слабая опора, выдержанная на лукавстве.