Тут же подкатили каталку, на которую уложили Зою и увезли куда-то вглубь здания.

Другая женщина дала знак Лазареву, и они побежали по коридору.

Девушка, одетая в белый халат и шапочку, забрала Симону, а вторая забрала плачущего мальчика и сказала, что сейчас займутся осмотром и самого Анатолия.

Он некоторое время тупо смотрел на белую дверь, за которой скрылась медсестра с его сокровищем на руках, а затем повернулся и медленно побрел в маленький холл.

Плюмин сидел там, обхватив голову руками. Он встал на звук шагов.

– Моли Бога, чтобы девушка осталась жива, – Сергей беспомощно помотал головой, – зачем тебе этот ребенок, кто она тебе? Что ты над ней так трясешься? Она же тебе никто! А из-за нее чуть не убили Зою.

Лазарева как будто стукнули по голове, он вдруг осознал все, что произошло за последние минуты. Левая рука сильно болела и с трудом двигалась.

– Знаешь что, граф ты или нет, меня не колышет! Но если эта девочка не выживет, то это ты должен будешь Бога молить, – он сгреб Сергея за шиворот рубашки здоровой рукой.

Некоторое время мужчины буравили друг друга глазами.

Наконец Лазарев отпустил ворот, – извини. Я так понимаю, должен быть тебе благодарен. Это ты нас всех спас?

– Да была бы моя воля, я бы не вмешался! Зою благодари! – Плюмин исподлобья смотрел на Лазарева, – иди уже, вон за тобой врач пришел. Тебе нужно помочь с переводом? Ты как, французский хорошо знаешь?

– Если поможешь, то будет проще. У меня рука плохо слушается, ты объясни это доктору, – Анатолий повернулся и послушно побрел за врачом, а следом за ним и граф.

Лазарев отходил от наркоза, сильно хотелось пить. Левая рука была перевязана и примотана к телу.

В комнате с зашторенными окнами было непонятно который сейчас час. Анатолий увидел стакан с водой на прикроватной тумбочке, повернулся и хотел его взять, но не рассчитал движение, и стакан упал на пол. Звук получился глухой. Анатолий с трудом посмотрел на пол у кровати. Там лежал шикарный шелковый ковер.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? Люди!

Дверь в комнату открылась и вошел граф.

– Ну что очнулся, вот и хорошо. О, уже воду успел пролить, – он улыбнулся, – это ничего, сейчас уберут. Встать сможешь?

Лазарев с трудом сначала сел на кровати, а потом попробовал встать.

– Ясно, не мучайся, я сейчас, – Сергей вышел из комнаты и буквально тут же вернулся с тем огромным мужчиной, которого Лазарев уже видел, когда так поспешно убегал из особняка.

– Борис тебе поможет дойти до стола, нужно подкрепиться. Или ты хочешь, чтобы тебе еду сюда принесли? – Сергей выжидательно смотрел на Лазарева.

– Лучше бы мне на воздух, – он еще раз попытался встать.

Борис подошел к нему, легко, как котенка, поднял на руки и понес на террасу, где был накрыт стол. Там усадил в кресло, а граф накинул ему на плечи мягкий хлопковый плед. Анатолий осмотрелся и поудобнее устроился в кресле.

– А где Зоя, Симона, тот маленький мальчик? С ними что? – Лазарев говорил тихо, но с напором.

– Слава Богу, они обе живы. Несколько дней они останутся в клинике. Их прооперировали. У Зои пулевое ранение навылет. Похоже, она тебя от пули прикрыла, а то бы ты сейчас уже здесь не сидел. Малыш не пострадал, но его оставили в клинике на обследование. А у девочки сильно повреждено лицо. Один из тамошних гаденышей метал сюрикэны, да так ловко, что чуть не угробил и тебя и малышку. Здесь уже я постарался и обезвредил эту тварь.

– Ты смог убить ребенка? – Лазарев поморщился и с удивлением посмотрел на графа.

– Да ты больной идиот на всю голову! Какой ребенок! Он бы тебя и Симону убил, не моргнув глазом. Ты хоть это понимаешь. Или ты еще от наркоза не отошел? А, может быть, тебе твоя советская этика не позволяет убивать человекоподобных уродов?

Лазарев взял стакан с водой и залпом выпил. Он начал вспоминать все, что произошло в том доме. Действительно, все случилось стремительно и неожиданно. Кто стрелял в кого? Почему?

– Ешь, тебе надо сил набраться. И если тебя это успокоит, то жив тот паршивец. Я его только оглушил, думаю, что очухается.

На террасу вошла женщина лет пятидесяти в белом переднике, на голове у нее был приколот кружевной чепец. Она поставила большой поднос на стол и налила Лазареву бульон. Затем поставила перед ним тарелку с гренками.

– Merci, Louise, vous pouvez aller (фр. Спасибо, Луиза, вы можете идти), – Плюмин приветливо улыбнулся женщине.

– Что смотришь, ешь. Луиза великолепно готовит. Я ее переманил у сенатора. А ты Борис, тоже не сиди, ешь. Сам бери что приглянется, – граф налил себе мартини и уселся в кресло.

– Ну дела, вот уж не ожидал я от вас такой прыти! Что вы там сегодня устроили! – Борис восторженно посматривал на графа.

– А ты думал, я только чеки умею выписывать, да деньги платить? – Сергей хохотнул и подмигнул Лазареву, – мы еще и не такое могём, – он умышленно употребил "могём" и с улыбкой наблюдал за реакцией Анатолия.

Борис взял тарелку и положил себе несколько кусков запеченной курицы, – вам положить что-нибудь, – обратился он к Плюмину.

– Нет, спасибо, я сам возьму. Немного попозже. Сначала посижу, отдохну, – граф потягивал мартини.

Лазарев понял, что очень проголодался. Он с удовольствием, на одном дыхании съел бульон и посмотрел на еду на подносе. Плюмин перехватил его взгляд.

– Так как ты у нас раненый, да еще больной на всю голову, то есть, можно сказать, полный инвалид, я за тобой поухаживаю. Хочешь рыбу или курицу?

Лазарев засмеялся в ответ.

– Как приятно, когда сам граф Плюмин мне прислуживает за ужином. Давай попробую курицу. Вон Борис как ее уплетает, даже костей не остается.

– Да это же филе, там и костей-то нет, – Борис недоуменно уставился на Анатолия, а мужчины дружно засмеялись.

– Пожалуй и я кусочек съем, – граф положил себе кусок курицы и на некоторое время воцарилась тишина.

Из сада доносились голоса птиц и громкое стрекотание цикад. Небо начало окрашиваться в розовые тона постепенно сгущая краски. Мужчины разделались с ужином. Борис собрал тарелки на поднос, а Сергей приготовил кофе.

– Сергей, я у вас там видел стратегический запас отличных коньяков. Не сочтите за наглость, но могу я нам предложить по коньячку в завершение этого чу́дного денька? – амбал вопросительно уставился на графа.

– Да, что-то я не подумал об этом. Неси его сюда и коньячные бокалы захвати, пожалуйста.

Борис крякнул и с большим удовольствием ушел в дом. Буквально через минуту он вернулся с сервировочным столиком, уставленном бутылками. Сергей и Анатолий только охнули.

– А что? Ну не ходить же туда-сюда. Вот я все сразу и принес. И кстати, вам после наркоза коньяк лучше не пить, лучше вина. Я ведь прав? – обратился он к графу.

– Я, пожалуй, все-таки немного коньяка выпью и кофе, конечно, – Анатолий поудобнее устроился в кресле.

Борис как заправский бармен, с диким оскалом на лице, изображающим улыбку, обратился к мужчинам.

– Граф, вам что угодно? А вы что станете пить? – он жестом указал на бутылки и еще сильнее оскалился, – о, а это что?

Он взял одну из бутылок с оленем на этикетке и вопросительно посмотрел на графа.

– Отличный выбор, наливайте его. Я храню эту бутылку для особых случаев. Но думаю, сегодня именно такой день. Это не коньяк, это виски Glenfiddich, пятидесятилетней выдержки, один из самых дорогих виски в мире, – Сергей задумчиво посмотрел на Лазарева.

Борис разлил виски, подал бокалы, один поставил перед собой.

– Ну что, Анатолий, с днем рождения, можно сказать, – Плюмин поднял свой бокал и усмехнулся.

– А знаете какой главный слоган бренда? "Еvery year counts" – каждый год имеет значение. Все-таки странная штука жизнь, я тебя спас сегодня, не так ли?

Мужчины смаковали виски, а небо поменяло свой цвет на насыщенный розовый с переходом до бирюзового ближе к горизонту. Птицы стихли и только цикады громко стрекотали в траве.