Маша уже было успокоилась, как в соседней комнате, словно сухая листва прошелестела. Всколыхнулась занавеска. И снова тишина. Что это было? Сквозняк? Маша, закусив губу, торопливо перебралась из своего ложа в угол комнаты. Здесь она чувствовала себя спокойней. Долго сидела, тараща глаза на проём в соседнюю комнату и слушая стук своего сердца. В голову проникали страшные мысли: «Там за занавеской бродит мёртвая хозяйка. Там происходит что-то страшное…»

– Не пугай меня, Аглая, – плаксиво попросила Маша.

Из соседней комнаты снова донёсся шелест, и ей почудилось в этом звуке едва различимые слова: «Ничего не бойся». И как по волшебству страх отступил, сменившись приятной истомой. Веки налились тяжестью. Маша успела мысленно поблагодарить Аглаю, прежде чем уснуть.

И снова ей привиделась огромная улыбающаяся луна.

Утро выдалось ясным. Солнечные лучи радостно врывались в окна, с улицы доносилось возбуждённое пение птиц.

Маша зевнула, пробуждаясь. Потянулась. На этот раз у неё не было чувства дезориентации. Она точно знала, что находится именно в жилище Аглаи, мёртвой старушки, которая ночью сказала: «Ничего не бойся». Впрочем, Маше сейчас казалось, что эти слова ей померещились. Покойники ведь не умеют говорить. Или умеют? Некоторые. Такие, как Аглая. Да, на этот счёт небольшие сомнения всё же были.

Маша поела сухарей и тыквенных семечек. Выпила воды. Она всё больше ощущала себя свободной, раскованной. О Грыже и о погибшем отце старалась не думать – если возникали в голове такие мысли, гнала их прочь.

Ей вообще хотелось забыть всё плохое, поставить непроницаемый барьер между прошлым и настоящим. Но она сознавала: это невозможно. Плохое и страшное из прошлого всегда будет её преследовать, являться в ночных кошмарах. Можно как сейчас стараться не думать об этом, однако гнать неприятные мысли вечно не получится.

Насытившись, Маша насыпала немного гречневой крупы в миску и залила её водой. Она не была уверена, но, кажется, примерно так делала мать – просто в памяти что-то шевельнулось, возник размытый образ. Было любопытно, что получится. Ну, в самом-то деле, не есть же гречку сухой? Эти зёрнышки даже нормально не пережёвывались.

Но чтобы из этой затеи ни получилось, а Маша уже была довольна: ей нравилось экспериментировать, познавать, действовать и даже, возможно, ошибаться. Ведь это были очередные шажки по той самой тропе перемен. Она словно бы оживала после долгого увядания.

В ней бурлила энергия. Сидеть и ждать, когда гречка размокнет? О нет, насиделась в своё время за печкой в вонючем доме. Хватит! Хотелось двигаться, творить. Улыбнувшись, Маша взяла на кухне веник и принялась смахивать паутину. К окнам не подходила, опасаясь, что её заметят с улицы – об осторожности не забывала ни на секунду.

Покончив с паутиной, принялась подметать пол – неумело, но старательно. Выметая пыль из-под вязаного разноцветного половика в гостиной, Маша заметила люк в полу. Находка взволновала её. Возникла здравая мысль, что в этом погребе можно спрятаться, если будет грозить какая-нибудь опасность.

Но сначала нужно разведать, что там внизу.

– Я загляну? Хорошо? – по обыкновению попросила она разрешения.

Представила себе Аглаю, которая с улыбкой на губах произносит: «Хорошо, девочка. Делай, что захочешь. Это теперь твой дом». Кивнув, Маша нетерпеливо поддела пальцами краешек люка, напряглась и не без усилий открыла его. Снизу дыхнуло прохладой. Проникающего в окна солнечного света оказалось достаточно, чтобы Маша смогла разглядеть обстановку маленького, обитого досками погреба: земляной пол; стеллажи, заставленные банками и бутылями различного объёма.

Глаза Маши загорелись. Она поняла, что обнаружила клад с драгоценностями. Возможно, даже лучшее сокровище, чем припасы в ящике на кухне. Радостно обойдя люк, Маша устремила сияющий взгляд на проём в соседнюю комнату и выдохнула:

– Спасибо, Аглая!

Больше медлить не стала, спустилась по короткой крепко сбитой лестнице в подпол и осмотрелась. Десятки банок и бутылей. Их содержимое радовало глаз своим разноцветным разнообразием. Одна из полок была плотно заставлена небольшими баночками и пузырьками из тёмного стекла. Маша взяла один такой пузырёк и поднесла к носу. Даже сквозь пробку до неё донёсся отчётливый лекарственный запах. Всё ясно, это полка со снадобьями. Неинтересно.

А вот большие банки – совсем другое дело. Маша была твёрдо уверена, что в них находится что-то ну очень вкусное. Даже слюнки потекли, хотя есть особо и не хотелось. Глаза и любопытство настойчиво требовали отведать содержимое банок, но не желудок.

И на этот раз Маша прислушиваться к желудку не стала. Она схватила литровую банку, наполненную чем-то красным, торопливо поднялась по лестнице и проследовала на кухню. Ей пришлось изрядно повозиться, чтобы открыть крышку – руками не получилось и в ход пошли зубы. Справилась. Воздух наполнился ароматом земляничного варенья. Маша охнула. Это был запах из прошлого. Из того времени, когда она спала на кровати, а не на драных телогрейках за печкой; когда ела за столом и свободно гуляла во дворе. Из того прошлого, когда Грыжи не было и в помине.

Земляника.

Маленькая сладкая ягодка.

Скорее! Скорее нужно попробовать!

В волнительном предвкушении Маша отыскала ложку в ящике стола, зачерпнула варенье, сунула в рот… и обомлела. Раньше ей казалось, что нет ничего вкуснее тех конфет, которыми её прошлым летом угостила Аглая. Ошибалась. Земляничное варенье было лучше в тысячу раз. Даже в голове помутилось от восторга. За первой ложкой незамедлительно последовала вторая, третья, четвёртая… Маша глотала, почти не пережёвывая, и останавливаться не собиралась. Точнее, она просто не могла остановиться. В эти минуты для неё не существовало ни Грыжи, ни покойного отца. Было только варенье – сладкое могущественное волшебство. Банка опустела наполовину. Больше не лезло, но маша всё равно настойчиво отправляла в рот ложку за ложкой. Желудок взмолился: Хватит! Она не желала его слушать. Ничего не хватит! Это было какое-то помутнение. Ещё ложка. И ещё…

Всё.

Хотя нет. Ещё чуть-чуть. Капельку.

Вот теперь – всё.

Следующие часы Маша боролась с тошнотой. Ей было плохо. Она лежала на ложе из стульев, постанывала и непрерывно ругала себя за обжорство: ну нельзя же так! Дорвалась дурочка до сладкого. А теперь от одной только мысли о варенье мутило. Лишь после полудня немного полегчало.

Давешнее плохое самочувствие стало для Маши хорошим уроком: нужно сдерживать себя, знать меру, даже если чего-то ну очень сильно хочется.

Полностью придя в себя, она проверила гречку. Зёрнышки впитали в себя всё воду, стали мягкими. Это, разумеется, её обрадовало, однако есть после варенья совершенно не хотелось. Позволила себе лишь попробовать пол ложки. Вкусно. Решила, что съест гречку завтра утром.

До вечера, пока не стемнело, она просматривала книжки. В некоторых были хорошие интересные картинки. Особенно ей понравилась большая красочная книжка, в которой было мало текста, но много фотографий животных. Маша зачарованно глядела на всех этих диковинных зверей и недоумевала: неужели они действительно существуют? Лошадки в чёрную и белую полоску; огромные рыбины с острыми зубами; птицы с длиннющими ногами; ну и совсем непонятные твари, у которых только голова и куча каких-то отростков. Где живут эти звери? Как они называются?

В Маше пробуждалась жажда познаний. Она всё дальше удалялась по тропе перемен от вонючего дома, от былого мертвенного смирения. Что-то внутри неё рвалось наверстать упущенное, пытаясь собрать детали к необъятному пазлу под названием «Окружающий мир». К свободе добавлялись образы, вкусы, запахи. Открытия – такие, как приготовление гречки. Ну и ошибки, вроде почти опустошённой банки варенья.

Ночью Маша выбралась из дома и поведала подруге Луне и о найденном погребе, и об интересных картинках в книгах. Просидела на крыльце до самого рассвета, наслаждаясь звуками и запахами природы. А когда вернулась в избу, поймала себя на мысли, что за последние часы не думала ни о Грыже, ни об отце.