Мучаясь с похмелья, она сидела на верхней ступеньке крыльца. Пот сочился из каждой поры, к горлу то и дело подкатывала тошнота. За бутылку самогона Грыжа сейчас отдала бы всё. Она всхлипнула и уставилась на калитку. У неё был единственный вариант: идти на городскую свалку, как это частенько делали местные. Бутылки, жестяные банки – надёжный источник хоть и скудного, но всё же дохода. Вот только до свалки топать не меньше семи километров, а потом до пункта приёма топать. Грыжа заскрежетала зубами, подумав об этом. С похмелья переться в такую даль? С её-то варикозными ногами? С её-то болями в животе и зудящей кожей?
Однако деваться было некуда. Хочешь-не хочешь, а идти нужно, ведь от мысли, что она проведёт целый день без малейшей надежды на опохмелку, Грыже реветь по-звериному тянуло. А вечером хуже станет. А ночью – совсем край. Того гляди, сердце не выдержит.
Жалея себя, она тяжело поднялась, вошла в дом, отыскала два мешка, налила в бутылку воды и отправилась в путь. «Я не дойду, – мысленно ныла Грыжа, – сдохну по дороге…» Она представляла, как будет ползать по мусорным кучам в поисках бутылок и жестянок, и всё отчётливей сознавала: на такую работу сил не хватит. Сознавала, но всё же шла – вразвалочку, как огромная гусыня. Солнце палило, доставляя дополнительные мучения. Стрёкот насекомых резал слух.
Грыжа с плаксивым выражением на лице глядела по сторонам: всё против неё, даже природа. Ей хотелось, чтобы когда-нибудь поднялся мощнейший ураган, который повалил бы все деревья, превратил бы города в развалины. Ей хотелось хаоса, беззакония, страдания на лицах. Пускай всем будет плохо, как ей сейчас. Нет, гораздо, гораздо хуже! Грыжа верила, что когда-нибудь всё же наступит конец света, и справедливость восторжествует. Она даже готова была сдохнуть вместе со всем населением планеты, но смеясь, ликуя. Такие фантазии часто посещали её голову, особенно, когда было тяжело, как в данный момент.
А ведь когда-то она была другой. Сварливой, не самой приятной женщиной, но не злобной.
Душа Галины начала гнить и разлагаться после большой беды.
У старшего восьмилетнего сына Пети обнаружилась лейкома. Лечение не дало результатов, мальчик в течение года превратился в живой скелет, обтянутый кожей. Страдал сильно, а вместе с ним и Галина, которая давно забыла, что такое нормальный сон и спокойствие. Её постоянной фразой стала: «За что мне всё это?» Она задавала этот вопрос врачам, знакомым, а ответом становились лишь печальные взгляды. И некому было поддержать, кроме младшего сына Серёжи – муж бросил её и детей три года назад, умотал на заработки в Сибирь и там встретил другую. Теперь Галина вспоминала его исключительно с ненавистью. Он ведь знал, что сын болен, однако кроме скудных алиментов от него не было никакой помощи. Ну не подлец ли?
Петя умер. Галина то рыдала целыми днями, то надолго впадала в депрессивный ступор. В эти дни о Серёже заботилась старушка-соседка: кормила, оставляла у себя на ночь.
Однажды, в поисках утешения, Галина зашла в церковь. Священник её выслушал, сочувственно покачал головой, а потом начал вещать о промысле божьем. Галина слушала его с каменным лицом. В ней закипал гнев. Смертельная болезнь у ребёнка – это промысел божий? Смерть Пети какой-то чёртов промысел? Что мелет этот тип в рясе? В порыве ярости Галина влепила священнику пощёчину, а потом закатила настоящую истерику: металась по церкви, бросалась на перепуганных прихожан и выкрикивала проклятья. Не успокоилась даже когда приехала милиция.
Прошла неделя, вторая. Неравнодушные знакомые постоянно твердили Галине, что время лечит, что нужно жить ради второго сына. Правильные слова, и после внутренней борьбы она решила быть сильной. Даже поверила, что время когда-нибудь излечит душевные раны. Жизнь ведь продолжается, и у неё есть Серёжа. Она всем сердцем надеялась, что никакая болезнь, никакие обстоятельства не отнимут у неё второго сына. Нет, нет, и нет! Не допустит этого никогда!
Галина понимала: ничего уже не будет как прежде, однако теперь она хотя бы могла глядеть в будущее без мрачной пелены перед глазами.
Она раньше никогда не планировала жизнь сыновей. Ограничивалась простейшей формулой: вырастут, женятся, заведут детей. Но теперь начала строить конкретные планы в отношении Серёжи, видя в этом какую-то надёжность, страховку от всех бед. Для начала решила записать сына в спортивную секцию, чтобы стал крепким, здоровым, способным постоять за себя. И никаких плохих компаний, алкоголя, сигарет! Частые медосмотры. В армию не пустит – ещё не хватало, чтобы Серёжа остался без её присмотра! Всеми правдами и неправдами этого добьётся! А дальше планы Галины становились размытыми, полными неприятных сомнений. Она понимала: как нормальный мужчина он должен будет жениться, однако её такой расклад не устраивал. Хотелось, чтобы сын всегда был с ней, с матерью, под бдительным надзором…
Карточный домик, который она так старательно строила, разрушился спустя полгода после похорон Пети. Фортуна оказалась подлой, ей было плевать на планы Галины. Серёжа погиб, и смерть его была нелепа: мальчик поскользнулся в ванной и разбил голову об кран.
Окружающий мир для Галины перестал существовать. Её рассудок погрузился во мрак. Во время похорон она не произнесла ни слова. Все выражали ей сочувствие, но она ни на что не реагировала, полностью отстранившись от жуткой реальности. Однако когда уже все расходились с кладбища, Галина вдруг оживилась – её внимание привлекли молодая женщина и пухлый мальчик, которые стояли возле одной из могил. Сознание обожгло лютой злобой: почему смерть выбрала Серёжу, а не этого отвратительного жирного мальчишку? В мире миллионы детей. Почему именно её сын? Все, все эти мелкие твари теперь живут вместо него!
Эта уродливая логика заставила Галину броситься к мальчугану. Задыхаясь от ненависти, она отшвырнула перепуганную мать и вцепилась в горло ребёнку.
– Почему он, а не ты?! – ревела как зверь Галина. – Это нечестно, гадёныш, нечестно!
Несколько мужчин, которые присутствовали на похоронах, оттащили её, скрутили. Мальчик истерично кричал. Пришедшая в себя мамаша рыдала в голос. Люди смотрели на всех участников этой трагической сцены с сочувствием.
Двенадцать месяцев Галина провела в психиатрической больнице. Когда выписали, она пошла по самому лёгкому пути – нашла утешение в алкоголе. Пила по-чёрному, пытаясь залить пустоту в своей душе. Это было существование в сплошном мутном мороке. На людей Галина глядела с ненавистью, виня их в том, что жизнь – дерьмо, но волю гневу умудрялась не давать даже будучи сильно пьяной – очень уж не хотелось снова угодить в психушку. Этот огонёк здравого смысла горел в ней постоянно, как крошечный маячок в океане безумия. Собутыльники Галины удивлялись: пьёт побольше остальных, однако не срубается никогда, держится каким-то чудом на ногах и глупости не вытворяет.
Могилки сыновей Галина посещала редко, а когда приходила только и делала что бранилась – ни слёз, ни тоскливого взгляда. Она ругала Петю и Серёжу за то, что те своей гибелью исковеркали ей жизнь. Галина даже их сделала частью дерьмового мира. Человечность в ней покрылась червоточинами и сгнила. Осталась лишь злоба, и Галину это устраивало. Комфортней стало существовать, легче.
Но однажды злоба достигла критического уровня – маячок здравого смысла погас. В тот день стояла ужасная жара, а к вечеру разразилась гроза. Галина не находила себе места, с ней творилось что-то неладное. Она ощущала себя так, словно внутри неё тикала часовая бомба, готовая взорваться в любую секунду. Сожитель – тщедушный мужичок с гнилыми зубами – кричал на неё: «Совсем спятила, жирная дура!» А она ходила из угла в угол, что-то неразборчиво бормотала себе под нос и уродливо кривила лицо всякий раз, когда за окном вспыхивала молния. Сожитель попытался силой усадить её на диван, и тут «часовая бомба» взорвалась: Галина заорала нечеловеческим голосом, схватила сожителя за шею и принялась душить. Весила она раза в два больше своей жертвы. Мясистые пальцы с грязными обгрызенными ногтями впивались в шею. В этот момент Галина испытывала радость, словно убивая этого мужика, она наказывала весь дерьмовый мир. В ней клокотала ненависть, а оконные стёкла дребезжали от раскатов грома, ливень барабанил по карнизу.
