«Хм… Они послушались и постскриптум с просьбой не подглядывать за нами через экран во Внутреннем мире, не только прочли, но выполнили… Странно…», – подумал Найт.

– Это была… – начал с серьёзным лицом говорить Найт. Лица девушек напряглись. Столько серьёзного ответа на шутливый вопрос они не ожидали.

– …моя кьюти-марка. И эти две недели пролетели для меня, как два часа, – закончил он.

– А почему Риас-сан и Акено-сан не смеются? Ведь это же была шутка, да? – прошептала Зеновия на ухо своего парня.

– Найт никогда не лжёт, – шепнул Киба в ответ, – и если он говорит, что занимался любимым делом, забыв обо всём, так, что для него субъективно прошло лишь два часа, то так оно и есть. А его девушки думали, что конкурируют за первое место в его сердце…

Несколько минут спустя

Риас привела Найта к комнате Конеко в которой та поправлялась. Сама же Риас входить не стала, а только обрисовала Найту общую картину. Тот, впрочем, и так представлял эту самую картину, путём чтения сердец окружающих. И гораздо полнее, чем эти самые окружающие думали.

«И зачем она так рвала жилы на этих тренировках? Ведь она знает, что её скоро «похитят». И она уже решила изобразить чисто символическое сопротивление похищению и стать отступником. Так какой смысл в этих «адских» тренировках?», – думал Найт проходя по комнате Конеко и входя в её спальню.

Там у кровати стояла Акено, а Конеко лежала на оной кровати в пижаме и под одеялом. И в глаза сразу бросалась одна деталь – на голове у Конеко появились кошачьи уши. И увидев их, любому бы стало понятно, что она является кошкой-ёкаем, известным как нэкомата. И поскольку она всегда их скрывала, а сейчас показала, то можно сделать вывод, что сейчас она даже не в состоянии их спрятать из-за физического перенапряжения.

– Найт, понимаешь это… – Акено зачем-то попыталась объяснить причину появления кошачьих ушек у Конеко.

– В общих чертах я эту историю знаю, – обтекаемо ответил Найт, не уточняя, что, проникнув в кошмарный сон Куроки Тоджо, он прочёл практически всё информацию по событиям, приведшим к смерти старого хозяина Конеко, и переходу девушки в собственность другого демона – Риас Гремори.

– …но если ты расскажешь эту историю так, как она видится тебе, то возможно, я чем-то смогу помочь, – закончил он.

А Акено добавила от себя в адрес Конеко:

– Ну, же… мы тут все волнуемся за тебя! А так, как поступаешь ты – нельзя делать! Нельзя изматывать себя тренировками до такой степени, что… – и не найдя подходящих слов, Акено жестом показала на кровать, к которой сейчас была прикована Конеко.

– ...Я хочу... – Конеко пробормотала что-то очень тихо. А затем Конеко посмотрела прямо в глаза Найту и сказала, отчаянно сдерживая слезы:

– Я хочу стать сильней. Как Юто-семпай, Зиновия-семпай, Акено-сан... и Исе-семпай тоже. Хочу стать сильной духом и телом. Гья-кун также становится сильней. У меня нет исцеляющей силы, как у Асии-семпай… Такими темпами я стану обузой. Даже, как «ладья», я слишком слаба... Я не хочу быть бесполезной...

Девушка сделала паузу, чтобы подавить слёзы… Но не вышло. И она продолжила, роняя слёзы из своих глаз.

– Но… я не хочу использовать силу, спящую во мне... способности нэкоматы... Если я использую их, я... как сестра... не хочу... не хочу этого...

Уже очень и очень давно никто не видел Конеко плачущей. Акено Химеджима думала, что им удалось закрыть эту страницу истории жизни Конеко, связанную с её сестрой, но как оказалось, нет, не удалось.

Акено знала, что старшая сестра Конеко вышла из-под контроля, и, в результате, убила своего хозяина. И после этого скрылась. И Риас по секрету говорила ей, что это все произошло почти что на глазах у Конеко. Поэтому Акено понимала свою подругу, которая знала, какая опасная сила скрывается внутри неё, и похоронила её в себе, чтобы тоже не закончить убийством хозяина…

«Будучи в таком состоянии, близком к нервному срыву, она будет принимать абсолютно иррациональные решения. Надо чтобы она вернулась к тому эмоциональному состоянию, в котором это существо было перед отправкой в Нижний мир. То есть разум говорит «нет», но в глубине своего сердца она уже знает, что её ответ «да». Поэтому надо её чуточку приободрить. Чтобы, когда она будет уходить под ручку со своей сестрой в душе Иссея образ предательницы запечатлелся с её довольной улыбкой. А не с заплаканной физиономией», – решил Найт. И принялся «приободрять» так, как это умеют делать только опасные духовные сущности.

– Так проблема в том, что ты боишься? Боишься того, что сойдешь с ума? И убьёшь при этом кого-нибудь?

Конеко кивнула. Акено хотела было одёрнуть Найта, чтобы тот не приставал к её подруге с такими странными вопросами, как…

– Это решаемо. Достаточно сказать: «Я разрешаю!» в ответ на моё обещание. Я, НОЧНОЙ КОШМАР, ОБЕЩАЮ, ЧТО СВОЕЙ СИЛОЙ ОТПРАВЛЮ ДУШУ КОНЕКО ТОДЖО НА РАСТВОРЕНИЕ В АБСОЛЮТНОЕ НИЧТО, ЕСЛИ ТА СОЙДЁТ С УМА, И ОПЬЯНЁННАЯ СВОЕЙ СИЛОЙ, ПОПЫТАЕТСЯ НАПАСТЬ НА ЛЮБОЕ РАЗУМНОЕ СУЩЕСТВО!

Акено захотело воздеть руки к небу и выкрикнуть: «Найт! Что ты творишь!?», но тут…

– Я разрешаю! – раздался голос Конеко.

И Акено захотелось завопить, воздев руки к небу: «Конеко! Что ты творишь!?»

Акено подумала секунду-другую. И воздев руки к небу выкрикнула:

– Что вы двое такое творите!!!

Вопреки ожиданиям ответила ей её подруга, а не Найт.

– Найт добрый и чуткий…

«В каком месте?», – захотелось выкрикнуть девушке, – «тебя же пообещали только что убить, Конеко! Ты что этого не понимаешь?»

– …и понимает, что действительно нужно людям вокруг него…

Акено открыла рот, для протестующего возгласа, а затем закрыла.

– …и сразу же ощутит, если со мной начнутся… проблемы… – сглотнула вязкую слюну девушка.

– Где бы я не был. И тут же щёлкну пальцами, выполняя своё обещание.

Несколько минут спустя

Найт к тому времени уже ушел, и между двумя девушками завязался разговор.

– Знаешь, Акено, после разговора с Найтом мне стало гораздо легче, – сказала Конеко, – думаю я осилю прогулку по саду. И не надо на меня так смотреть. Я не сошла с ума. Можно сказать, что у меня теперь есть страховка от схождения с ума, – улыбнулась Конеко.

Акено ничего не ответила. Она молча глядела на свою руку.

«Проклятая кровь падших текущая в моих венах…», – думала девушка, – «кто бы мне помог с ней?». Тут перед её глазами мелькнуло воспоминание, как вернувшись от Баракиэля, она была уложена на колени к Найту, и тщательно расспрошена о произошедшем. И главный вопрос Найта звучал так: «Почему ты не сделала… ничего?»

Это же время

Азазель

– Ого! – добрался глазами до последнего пункта списка необходимых вещей Сазекс, – кажется, кто-то всерьёз вознамерился…

Тут лёгкая улыбка появилась на лице Сазекса.

– Ничего не говори, – вскинулся Азазель, – у меня и самого с трудом в голове укладывается эта мысль…

– Да уж, после стольких тысячелетий изменить своим принципам… – начал Сазекс.

– Пожалуйста, только не надо про тысячелетия. Я как раз сейчас пытаюсь понять, когда я из юного ангела, верящего в идеи Отца, но мечтающего пощупать женские сиськи, превратился в одинокого старика, не способного даже рассмешить девушку. И в сердце которого одни страхи…

– И в сердце… – задумчиво протянул Сазекс, – кажется я знаю с какими странными сущностями ты общался в последнее время…

– И я подумал, – несколько невпопад ответил Азазель, – а может говорить странные слова, делать странные дела и хотеть странного – это нормально? А все мы просто… боимся показаться смешными… поэтому и ведём себя так, как ведём.

– Для столь серьёзного разговора нам кое-чего не хватает, – сказал Сазекс, доставая из мини-бара бутылку и пару бокалов.

Полчаса спустя

– Господин Люцифер, распивать столь крепкие напитки до захода солнца… – с неодобрением покосилась на почти пустую бутылку Грефия.

– Ты-то нам и поможешь. Нам нужен женский взгляд на одну ситуацию… – обрадовался Сазекс.