Словно в сюрреалистическом сне я наблюдал, как ручка на целый дюйм погрузилась в мою плоть. Я абсолютно ничего не чувствовал в ноге, но ледяное горячее ощущение затопило грудь, такое сильное, что верхняя половина моего тела онемела.
«Я только что устроил себе сердечный приступ».
Мониторы начали сходить с ума, запищали и замигали, как автомат для игры в пинбол. Прибежала Джина, за ней по пятам примчался доктор Кей. Странный, холодный жар всё выжигал дыру у меня в груди, накатила тошнота, я стал задыхаться, но видел только торчащую из моей ноги ручку. Меня волновало только одно: я совершенно ничего не чувствовал.
«Я не чувствую свою ногу».
– Автономная дисрефлексия, – пробормотал доктор. Он посмотрел мне в глаза, по-доброму, но строго. – Нельзя проводить такие опыты самостоятельно, Уэс. Ваши ноги не чувствуют боль, но ваше тело на нее реагирует.
«Какая разница?» – подумал я, пока они суетились надо мной и что-то вводили в капельницу – меня вдруг стало резко клонить в сон.
Из кровати вытянулись невидимые теплые руки, обхватили меня за плечи и потянули вниз.
Боли не было. Точнее, была, но не там, где я рассчитывал.
Зато осталась боль в самом глубинном ядре меня, в душе – она ревела с бесконечной силой, даже в темноте.
Ϛ.
Шариковую ручку у меня забрали.
Бумажный блок на столе оставался пустым. Подходящая метафора, подумал я, меткое определение того, что от меня осталось. Я очнулся от вызванного лекарствами сна и понял, что потерял нечто большее, чем способность ходить. Пульсирующая в сердце потребность писать; горящее пламя, которое не гасло даже в пустыне, на войне, теперь умерло, скончалось, как и мои ноги.
Я стал бегуном без ног.
У меня есть бумага, но нет ручки.
«Всему конец. Вот и всё».
За окном уже наступила ночь, черная и непроглядная. Часы на настенном мониторе показывали далеко за полночь.
«Это кара. Я гнался за тем, что мне не принадлежало. Я использовал свой писательский дар, чтобы манипулировать и обманывать, чтобы заставить Коннора чувствовать себя бесполезным. Я навредил Отем. Причинил боль девушке, которую любил, хотя поклялся никогда этого не делать. Поклялся никогда никого не любить. Мне нельзя никого любить».
Медсестра ночной смены, Синтия, проверила мои жидкости, катетеры и кровяное давление. После выходки с шариковой ручкой медсестрам было наказано надзирать за мной двадцать четыре часа в сутки, а наутро меня ждала встреча с психотерапевтом.
Синтия не походила на Джину. Джина вся состояла из добрых улыбок и теплых слов. Синтия не обременяла себя подобной чепухой и наблюдала за мной, как ястреб за добычей. Уверен, они с сержантом Денроем нашли бы общий язык.
– Вы должны спать, – заявила она, поправляя мне подушку.
– Кто сейчас в комнате ожидания? – спросил я.
«Скажи, что там Коннор. Пожалуйста. Скажи, что мой лучший друг вернулся».
– Обычный набор. Сестры, мать, отец…
– Он мне не отец.
Синтия надула губы.
– Знаю, вам сейчас больно, но, возможно, вам стоит провести небольшую инвентаризацию имеющихся в наличии родственников.
– Кто еще?
– Еще молодая особа, хорошенькая и рыжеволосая. – Синтия приподняла брови. – Ваша девушка?
«Отем – моя девушка».
Эта мысль принадлежала кому-то другому, вырвалась из прошлой жизни, не имевшей ко мне никакого отношения.
– Не могли бы вы попросить ее войти?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
