Горохов кладёт шприцы в карман пыльника. Интересно, это у него от кровопотери или от изменения деления голова тяжёлая. Он берёт свою большую флягу, и, не без усилия, ему удаётся её открыть.

Пока пил, налетел сильный порыв ветра, обдав его пылью и колючим песком. Нет, голова тяжёлая от давления. Кажется, сейчас будет заряд, уж больно ветер вечером сильный.

В конце дня в раскалённой пустыне так иногда случается. С приходом сумерек сильно меняется давление, и начинает дуть резкий, порывистый ветер, он поднимает тучи пыли. Эти порывы сильны, скоротечны, но не опасны. Их называют почему-то зарядами. Впрочем, такой заряд сейчас ему на руку.

Горохов надевает респиратор. Снова натягивает очки. Тяжело, слишком тяжело встаёт. Кажется, много крови потерял. Он уже собирался взять обрез, чтобы спрятать его в сумку, он уже думал о том, как он одной рукой будет поднимать тяжёлый мотоцикл, как над самым гребнем бархана, за которым он сидел, в последних лучах закатка показался пучок волос, чёрных, жёстких, как щетина зубной щётки, волос. И чёрная, мерзкая башка.

Никаких сомнений. С той стороны бархана, почти над ним, был лютый и опаснейший враг. Пятнадцать метров до его мерзкой морды. Горохов знал, что потянись он к оружию, дарг тут же спрячется за верхушкой, тут же выскочит где-нибудь рядом и сразу выстрелит. Так они и воевали. От них спасало только одно, и это одно было в его сумке. Найти бы это сразу. Башка дикаря, конечно, тут же исчезла.

Он присел на корточки, покачнулся, чуть не завалившись на песок от слабости, сразу сунул руку в сумку, но не отрывал глаз от верхушки бархана. Он сразу нащупал округлую, тяжёлую и нужную вещь. Сразу достал её, зубами схватился за пластиковую чеку, выдернул её и, резко встав, опять чуть покачнувшись, кинул гранату за бархан. Повезёт – не повезёт. Заденет урода осколками или нет, оглушит взрывной волной – кто его знает. Он гадать и ждать, не будет, он присел и взял обрез в руку. Нет. Одной рукой из него стрелять – только патроны тратить. Сунул его подмышку левой руки, рука висит, как и висела – всё равно, что мёртвая, но обрез подмышкой прижала. Правой рукой он достал свой револьвер системы Кольцова. Отличная вещь, не раз его выручавшая. И спиной, спиной пошёл на юг, к оазису. Как хорошо, что стемнело, как хорошо, что ветер гонит и гонит пыль, может, ему удастся уйти. Достала ли урода граната, гадать нет смысла. Сумка, мотоцикл – Бог с ними, сейчас надо уйти, ведь никогда, никогда эта степная мразь по одному не ходит. Там, за барханами, есть ещё желающие его убить. И он вообще не собирался выяснять, сколько их там. Он шёл и шёл спиной вперёд, спиной на юг, держа револьвер наготове.

Так и вышло, уже из темноты, из завивающейся от сильно ветра пыли, бахнул винтовочный выстрел. Горохов остановился, поднял револьвер и выстрелил в ответ. Выстрелил в темноту, на вспышку.

Вряд ли он попал, но этим тварям нужно было дать понять, что он будет отвечать, что он им не дичь и что неизвестно ещё, кто отсюда уйдёт на своих двоих. Выстрелил и тут же сделал два шага в сторону. Мало ли. И спиной, спиной продолжал отходить. Слава Богу, ветер трепал и трепал барханы, сдувая с них пыль и песок. Слава Богу, что опустилась ночь. Вскоре он повернулся и уже лицом вперёд пошёл дальше. Револьвер он спрятал в кобуру, обрез взял в руку, но то и дело снова брал его в подмышку, чтобы освободившейся рукой залезть в правый карман пыльника и нащупать там ребристый колпачок красного шприца со стимулятором. Кажется, эта вещица ему понадобится.

Идти было тяжело, с каждым шагом всё тяжелее. Нет, несомненно, он потерял много, много крови. В маске дышать стало очень трудно, очки покрыты пылью, протирать их было бессмысленно. А идти до оазиса ещё час. Он уже подумывал, не выбросить ли тяжёлый обрез, там всего два патрона. Но нет, нет. Вдруг ещё пригодится, вдруг его догонят, тогда и два патрона будут совсем не лишними. В темноте картечь – самое то.

Задыхаясь и утопая в песке почти по колено, он забрался на высокий бархан. Оттуда и увидал огоньки вдалеке. Совсем маленькие и тусклые.

Чёрт, ещё идти и идти. Всё-таки, ему потребуется стимулятор, потребуется.

Лачуга из бетона и старой жести, из щели между стеной и дверью пробивается свет. Он остановился, навалился на стену, правым плечом, перевёл дыхание. Да, если бы не стимулятор, то не дошёл бы. Собравшись с силами, он постучал в жестяную дверь стволом обреза. В ночной тиши стук вышел страшный.

– Ну! Кто там? – Заорали из-за двери через некоторое время. Орал мужик, пытался быть грозными, но Горохов сразу почувствовал в голосе страх.

– Откройте, мне нужна помощь, – он привалился к двери и зачем-то пытался говорить в щель.

Кажется, этим он только больше пугал жильцов:

– Нечем нам тебе помочь, – затараторила из-за двери баба, – нет у нас ничего. Нету!

– Проспись, дурак! – Добавил мужик.

– Мне нужен врач! – Он снова стал бить обрезом в дверь. Бил сильно, чтобы они там за дверью не успокаивались. – Мне нужен врач, меня ранили дарги.

– Нет тут врача, иди дальше по улице. – Заорала баба. – Там большой дом с фонарём, сразу его узнаешь.

– Помогите мне, я не дойду, – хрипел Горохов, продолжая колотить в жестяную дверь. – Помогите мне туда дойти, я дам вам гривенник.

Он не мог, ну, почти не мог идти сам, у него уже всё плыло перед глазами. Он стянул маску с лица и выплюнут прямо на дверь хорошую порцию слюны с кровью.

– Я дам вам две гривны! – Судя по халупе, проживающим в ней людям деньги не помешали бы.

– Пошёл отсюда! Сейчас приставу позвоню! – Рявкнул мужик. Видно, не верил он, что ему могут дать серебро.

– Звони, только быстрее. Давай, звони, врачу позвони тоже, скажи, что будет нужна операционная.

– Я сейчас тебе позвоню, убирайся сволочь, дом доктора в центре, иди туда, иди сам! – Уже не без истерики в голосе заверещала баба. – Адылл, неси ружьё, стреляй в бродягу, прямо через дверь стреляй в эту сколопендру!

Горохов подумал, что даже и ста шагов сам не сделает, нет, не дойдёт он, он даже не знал, куда ему идти, темно, в глазах всё плывёт, он снова постучал обрезам в дверь и сказал:

– Если не откроете, то я выстрелю вам в дверь, – он с силой постучал по ней опять, – выбью засов, зайду и прикончу вас, если вы мне не откроете, а если откроете и проводите меня к доктору, дам две гривны. Слышите, либо убью вас, либо дам вам две гривны! Ну!

– Чего ты! Чего, – теперь баба, кажется, заныла, – чего ты припёрся к нам?

– Да не нужны вы мне, мне нужен врач!

– Адылл, открой ему, может, человеку и вправду нужен врач?

Кто-то подошёл к двери, но не открывал её, стоял за ней, сопел и боялся. Это был мужик.

– Ну, друг, – заговорил Горохов, – выходи, я даже в твой дом не зайду, пошли, проводишь меня к врачу. Дам тебе две отличных серебряных гривны. Не подделки, ну… Давай!

– Адылл, ну, открой человеку, – кажется, успокоилась баба.

– Хрен его знает, кто это!

– Я геодезист, моя фамилия Горохов, ехал к вам, на меня напали дарги, ранили в бок и в руку, помоги, друг Адылл, доведи до врача.

Засов, наконец, лязгнул, дверь приоткрылась. Горохов сначала зажмурился от света, а уже потом разглядел пропитое монголоидное лицо нестарого, кажется, ещё мужика. Мужичок, судя по всему, был не дурак насчёт кукурузной воды. От него и несло спиртягой. А вот баба была совсем немолода, из-под платка выбивались седые космы.

– А ты точно геодезист? – Спросила она. – Не казак? Не разбойник? А?

– Пошли к врачу, – сухо сказал Горохов, ему сейчас было совсем не до объяснений.

– Слышь, геодезист? – Заговорил мужик. Он был грязен и потен, как, впрочем, и его старая баба. – Это… Врача-то сейчас в городе нет. Уехал он.

– Уехал? – У Горохова, кажется, начинали кончаться силы, он едва стоял.

– Ага, уехал, я его грузовик грузил три дня назад. Уезжают они всегда на пару недель.

– А медсестра есть? Есть тут хоть кто-нибудь у вас, кто сможет мне помочь?