К счастью, она не навязывала свои практические советы («Знаешь, как вывести пятна на ковре? Сейчас расскажу»). Самое замечательное во Френ было то, что она никогда не заботилась о том, что о ней подумают, а это, по мнению Эсси, было чрезвычайно недооцененным качеством.

– Возможно, – согласилась Эндж. – Она выглядит так, будто ей под сорок. Она к тебе тоже заходила, Эсси?

– Да. Представиться. Это так по-соседски.

Выражение лица Эндж говорило о том, что она в этом не уверена.

– Я не понимаю, – сказала она. – Кто переезжает в Плезант-Корт без детей?

– Ты же сама сдала ей дом, – заметила Эсси. – Кроме того, у Ларриттов нет маленьких детей. – Им было чуть за семьдесят. – Как и у моей мамы.

– У Ларриттов были маленькие дети, когда они переехали сюда. И все трое детей ходили в школу в этом районе. А твоя мама стала жить здесь, чтобы быть ближе к тебе!

Эндж бросила на нее взгляд, словно говоривший «понятно?», а затем похлопала по своим белым брюкам, которые почему-то, несмотря на ее «диких мальчиков», были идеально чистыми. Нетрудно понять, почему люди покупают дома у Эндж. У нее все в порядке. Она замужем за чудовищно красивым мужчиной и, кажется, зарабатывает кучу денег на своем бизнесе. Эсси надеялась, что она скрывает какой-то большой недостаток, но когда недавно она зашла к ней, чтобы одолжить складной манеж, то оказалось, что в гараже царит невообразимый порядок. В гараже! Эсси была бы счастлива, если бы у нее в кладовке был хоть какой-то порядок.

Несмотря на то что у Эндж были дети, в ее сумочке не было кубиков «Лего», а на полу машины – оберток из «Макдоналдса». В этом была вся Эндж. Она не просто продавала дома. Она продавала жизнь, которую вам хотелось иметь.

– А чем занимается Изабелль? – поинтересовалась Френ. Ава заснула, уютно прижавшись щекой к ее предплечью. – Ты вычитала что-то в ее анкете?

– Очевидно, она работает на некоммерческую организацию, – сказала Эндж. – Мне всегда казалось, что это странный способ описать бизнес – «некоммерческий». Почему бы просто не сказать, что вы на самом деле делаете?

– Что за организация? – спросила Френ.

Эндж махнула рукой.

– Ой, я не помню. Они все одинаковые.

До декрета Френ работала в юридической фирме, а еще раньше была штатным юристом в благотворительном фонде «Спасите детей»1. Ее лицо говорило, что они не все одинаковые. Френ, возможно, собиралась произнести это вслух, но Ава выбрала именно этот момент, чтобы открыть глаза и срыгнуть на белые шорты Френ.

– Вот почему я ношу белое, – сказала она.

Если Эндж воплощала образ жизни, который хотелось вести, то Френ представляла образ человека, которым хотелось быть. Она и ее муж Найджел были интеллектуалами, из тех, что обсуждают темы вроде религии, политики и искусства. По крайней мере, так они поступили на рождественской вечеринке в прошлом году. Бедный Бен был настолько ошарашен, что провел весь вечер, кивая и говоря «Какая интересная мысль» и «Боже, я никогда об этом не задумывался».

– Значит, вчера вечером она обошла всю улицу и представилась, – сказала Эндж.

Френ вытащила пачку детских салфеток из темно-синей стеганой сумки для подгузников.

– Недавно я прочитала статью, в которой говорилось, что люди, знающие своих соседей, на шестьдесят семь процентов реже становятся жертвами преступлений.

Эндж закатила глаза.

– В Сандрингеме нет преступности.

– Ага, а Эмили Линч?

Эмили Линч была ребенком, которого похитили с крыльца ее бабушки в прошлом году. Бабушка вынесла коляску на улицу, потому что в доме было душно, и ей хотелось подышать свежим воздухом.

Она просидела с ней около часа, читая роман, прежде чем пойти в туалет. Потом зазвонил телефон; она отсутствовала максимум десять минут.

Это было восемь месяцев назад. Первоначальный ужас немного улегся после новости о зацепке, которая, правда, так ни к чему и не привела. Теперь время от времени люди упоминали этот случай с мрачными лицами, ведь имя девочки напоминало о том, что может случиться, если не следить за детьми. (Я никогда не оставляю своих детей на улице одних, ни на секунду, говорили они. Помнишь Эмили Линч?)

– Я считаю, виновата бабушка, – продолжала Френ. – Кто же мог оставить ребенка одного? Неудивительно, что ее похитили.

В комнате воцарилась странная тишина. Эсси опустила глаза, уткнувшись губами в затылок Полли.

Наконец Френ резко вдохнула.

– О, нет, нет… Я не имела в виду…

Все соседи знали, что произошло в тот день, хотя никогда об этом не говорили. Это была одна из тех странных вещей во взрослых отношениях – тот факт, что иногда нужно притворяться. В любом случае Френ была права. Миа могла быть похищена в тот же день. Эсси повезло.

– Но Эмили Линч увезли из Челси, – быстро сказала Эндж.

– Это в получасе езды отсюда.

Было уже слишком поздно, все глаза устремились куда-то вдаль. Френ крепко прижала Аву к себе, без необходимости укачивая ее. Эсси наблюдала за двумя маленькими девочками, игравшими в углу комнаты.

Взгляд Эндж метался из стороны в сторону, она явно была недовольна переменой настроения. Она хотела бы, чтобы люди в Сандрингеме чувствовали себя в безопасности, а уж в Плезант-Корт особенно. Это был бы минус самой Эндж. Она заерзала, затем в ее глазах зажегся огонек.

– У меня идея! – воскликнула она. – Мы организуем соседский дозор.

Еще до того, как войти внутрь, Френ услышала его. Тихий, настойчивый крик. Она только что совершила короткую пробежку после ужина, но внезапно почувствовала укол стыда, как будто сходила в казино или отправилась на поиски чего-то неважного, хотя должна была заботиться о своем ребенке. Она не помнила, чтобы чувствовала себя так, когда Рози была новорожденной. Возможно, это была еще одна из тех вещей, о которых она забыла, например, насколько они крошечные и насколько сильно можно уставать.

Она распахнула входную дверь. Вентилятор вращался в углу, гоняя горячий воздух, что напомнило Френ какой-то фильм об убийстве в маленьком городке. У них был кондиционер, но Найджел не любил им пользоваться – ужасно для окружающей среды, говорил он. (Каждый день, после того как муж уходил на работу, Френ включала его на полную мощность.) Найджел как раз поднимался со стула. Он был все еще в рабочей одежде, но рукава рубашки были закатаны, а щеки раскраснелись. Они с Рози сидели перед пазлом из тысячи кусочков, над которым работали уже целую неделю. Френ говорила Найджелу, что для трехлетнего ребенка он слишком сложный, но трудно было спорить, когда Рози была настолько увлечена, что даже не заметила, что Френ дома.

– Сиди, сиди, – сказала она. – Я разберусь с Авой.

– Я и сам не против…

– Все в порядке. Она все равно захочет меня.

Найджел пристально посмотрел на нее. Его густые темные ресницы свернулись под очками («Как у мужчины могут быть такие ресницы? – всегда говорила Эндж, когда видела его. – Это несправедливо и неправильно!») В его глазах был вопрос.

В последние шесть недель Френ почти не подпускала его к Аве, что, пожалуй, было не так уж странно. Кормящие матери обычно держатся поближе к своим детям, и большинство молодых пап благодарны за это.

Но дело было не только в этом, и Найджел это знал. Он вспомнил, как она позволила ему разделить с ней эту ношу, когда Рози была совсем маленькой. (Он не забыл угрозу лишиться секса на год, если он «не возьмет этого ребенка и не уберет его из зоны слышимости хотя бы на час».) Так что он вот-вот должен был спросить, что происходит. Она встретилась с ним взглядом и стала ждать. Но он несколько минут смотрел на нее, а потом пожал плечами и опустился обратно в свое кресло.

Не сегодня.

Френ побежала в комнату Авы. Это правда, Ава всегда хочет ее. В конце концов, есть вещи, которые может сделать только Френ. Она точно знает, как ее качать. Она знает, что Аве больше всего нравится спать, уткнувшись головой в мамину грудь. И что поглаживание над переносицей, между бровями, может усыпить ее почти мгновенно. Она могла бы рассказать Найджелу, как это делается, но тогда, конечно, он бы сам это сделал. А сейчас было лучше, чтобы все делала она.