Нонна фыркнула, но с какой-то грустинкой в голосе.

– С чего начнем, оратор?

Я весь подобрался, как перед стартом на сто метров и с тихой надеждой спросил:

– Это значит, да?!! Вы готовы положить на алтарь свою жизнь?

Нонна вскочила, как-то неловко крутнулась и выкрикнула:

– Да, да, хочу я…, хочу чего-то нового, светлого, радостного… Хочу видеть детские улыбки, а не испитые рожи родителей, – она чуть успокоилась, а потом сказала:

– А ты садист, знаешь это?

У меня в глазах стояли слезы, такие крупные, которые заволакивают все яблоко и искажают обзор, а потом очень медленно скапливаются внизу и, продавив мелкие реснички, неспеша ползут по щеке крупными каплями.

– Просто я ждал этой минуты без малого пятьдесят лет. Вам не понять, что значит пронести через полвека знание того, что ты можешь все исправить, и не иметь возможности даже начать.

– Значит, ты все-таки из будущего! – тихо не то сказала, не то прошептала Нонна Николаевна. В ответ я только отмахнулся.

В комнате установилась тягостная тишина, которую никто из нас не решался тронуть. Казалось, что нарушится то хрупкое единство, которое показало свои первые ростки и которое очень легко убить неуместным словом.

– Нонна Николаевна, там у вас на полочке стоит коньяк от Сергея Ивановича, давайте по маленькой и начнем потихоньку. Не бойтесь меня споить, просто невозможно не отметить это событие. Наш паровоз поднял пар и готов первый раз провернуть колеса… Стравим излишки и тронемся!

Нонна Николаевна молча подошла к шкафу и наполнила рюмки:

– Ну, давай, коллега, начнем, по старой русской традиции, с пьянки, – похоже она, не торопясь, возвращалась в норму. Мы выпили. – С чего начнем?

– Ну, что ж, старорусское «Что делать?» накроем новомодным структурированием целей. Пожалуй, так. Нам желательно по этому пункту иметь полное согласие, иначе придут лебедь, рак и щука. Чур, их!

Начать никак не удавалось, не находились заранее заготовленные слова, и, к тому же, на фоне возвышенности момента разговор о целях педагогики казался банальным.

– Давай, Игорь, ты заварил кашу, ты и начинай, – женщина, как всегда, тоньше и одновременно практичнее воспринимает окружающий мир. Именно поэтому все мужчины, имея сильные мускулы, волю, напор, желание, всегда, во все времена стоят перед ними на задних лапках и с надеждой заглядывают в глаза. Это касается только тех, кому повезло найти Женщину. Похоже Нонна была из таких.

Вздохнув, начал с очень общего.

– Нам придется биться за разные цели: педагогические, сиречь воспитательные, образовательные, социальные, спортивные, хозяйственные…, ну и что-то там еще.

– Так! Сильно зашел, – похоже Нонна пришла в себя. Рюмочка коньяка порозовила щечки и искранула в глазах. Я же сделал вид, что с мысли меня ничем не сбить и продолжил:

– Воспитательные цели – это наше с вами все, и никому они не должны быть известны. Более того, нам их придется маскировать, чтобы никто даже не догадался, что мы их воспитываем. Эти цели мы будем скрывать и от педагогического коллектива. Объяснения требуются или как?

– Или как! Макаренко я тоже читала и не далее, как на этой неделе, – откликнулась Нонна шутливо, хотя глаза были серьезны.

– В порядке дискуссии предлагаю всего четыре цели: трудолюбие, целеустремленность, ответственность и заботливость по отношению к контактной зоне: к родственникам, друзьям, школьному коллективу. Эти цели выбраны потому, что являются комплексными и системными, то есть большинство остальных находятся уже внутри них. Жду возражений, дополнений, готов к умеренным компромиссам, потому что по этому пункту нам надо договориться до последней запятой. К слову, все идеологические цели опускаем, как не относящиеся к теме дискуссии.

– Заваривай чай, а я буду переваривать то, что ты тут наговорил, – откликнулась хозяйка кабинета. – Кстати, ты, когда работаешь руками, можешь еще и языком подрабатывать, в смысле отвечать на вопросы?

– Угу, – отфутболил подколку, тщательно анализируя содержимое шкафа.

– Угу – это значит могем? Тогда ответь, почему дискриминируем идеологию? Если об этом узнает кто-то серьезный, то нам перекроют кислород и отправят воспитывать таежных комаров, – голос Нонны звучал вовсе не шаловливо, а со знанием предмета.

– Во-первых, мы не дискриминируем, потому что вся советская идеология уже сидит внутри выбранных нами целей. Например, патриотизм – это Забота о стране, в которой живешь. Во-вторых, идеология – на девяносто процентов образовательный вопрос. Вот пусть наши с вами учителя и продвигают «идеи в массы». В-третьих, идеологически выверенное оформление нашей работы вполне имеет право на жизнь и достижению наших целей не помешает, даже наоборот. Когда я говорил, что идеология не предмет и не способ воспитания, имелось ввиду, что если мы попытаемся превратить идеологический постулат в черту характера конкретно взятого ребенка, то неизбежно столкнемся с неразрешимыми проблемами. Проще говоря, это невозможно. Принципиально! Достаточно и того, что наши ученики будут иметь знания в рамках официальной программы обществоведения, истории и литературы.

– Услышала и буду думать, – помолчав и что-то записав в блокнотик, Нонна продолжила. – А почему бы нам не включить в список целей такое фундаментальное качество личности, как честность?

– А вы представляете себе такую честную личность? Которая лепит всегда и во всем правду-матку? Без компромиссов. Только осторожнее с ответом, потому что любой компромисс – это либо ложь во благо, либо умолчание. Про худшее вообще не будем говорить. А во-вторых, ложь во благо уже автоматом попадает в тему «заботливость», не так ли?

– Игорь, буду думать. Для меня все необычно, а потому требует времени. У тебя очень насыщенные тезисы. Вроде бы четыре простые цели, но, подозреваю, на их обосновании можно защитить не одну кандидатскую. Очень хочется возразить, но, наверное, будет лучше сначала погонять свои вопросы внутри себя.

– Очень разумно! Откладываем до следующей встречи. Переходим к образовательным целям. Во-первых, предлагаю исключить из программы обучения такие предметы, как природоведение, рисование, пение, труд, физкультуру, этику, эстетику, чистописание, черчение, военную подготовку. А добавить скорочтение, скорописание, много запоминание, шахматы, скороговорко-произношение и спорт. По исключенным предметам выставлять оценки формально, а по вводимым вообще не выставлять, ограничится тестами и школьными соревнованиями. Каково?

– Слушай, все это несерьезно! Нас ведь прикроют при первой же проверке! Если бы я знала, что творится у тебя в голове, разговора точно бы не было!

– Значит, у меня есть возможность оправдаться?

– Давай не будем заниматься прожектерством! Пожалуйста! Не разочаровывай меня!

– Да и не собираюсь. У меня только один вопрос: вас волнует то, что мы исключаем из образования важные предметы, или то, что нам не позволят это сделать?

Нонна Николаевна задумалась, встала и начала прохаживаться вдоль стола туда и обратно, чисто Сталин.

– Ты сложно спросил. Буду думать.

– Э, не-ет! Ясность об общих принципах нашего проекта надо внести именно сейчас. Мой подход таков: в начальной школе мы учим детей учиться: быстрочтение, чтобы снять страх перед книгой, быстрописание, чтобы позволить записывать мысли учителей или свои собственные влет, без видимых усилий и т. д. Таким образом, первоклашки семь месяцев учатся учиться, а потом за два месяца быстренько сдают то, что надо было бы пройти за четыре года. Мы экономим три года. Я бы хотел по итогам года перевести всех учеников начальной школы в пятый класс с отличными отметками и такими же знаниями.

– Дети не смогут освоить программу. Никто еще не делал этого.

– Хорошо, сформулирую по-другому. Вы верите в то, что ребенка, первоклассника, можно научить читать со скоростью три страницы в минуту с запоминанием семидесяти процентов информации? Напомню, что сейчас даже выпускник читает со скоростью полстраницы в минуту с запоминанием 30–50 процентов информации.