Все остальное не лезло ни в какие рамки и не поддавалось никакому осмыслению.

– Боже, помоги! – взмолился я, «а в ответ тишина». Такой неопределенности мое сознание не выдержало и отключилось.

Когда я очнулся, за окном было темно. За столом сидела мама и что-то читала. Тело и голова вели себя вполне миролюбиво и не болели. Единственное, что было не так, – это сильная слабость, впрочем, приятная. Не хотелось вставать, говорить и думать. Лежал, как огурец на грядке, смотрел на маму и млел от того, что вижу ее. Как же давно я видел ее такой? Собственно, всю мою прошлую жизнь. Судя по маме, лет пятьдесят назад. Как же я люблю ее!

Похоже, она почувствовала взгляд, обернулась и посмотрела на меня, еще не вынырнув из книжных событий.

– Сыночек, ты проснулся? Слава Богу! Я уж надежду стала терять… Ты спишь больше суток!

– Мамочка… – я улыбнулся и снова уснул.

Когда проснулся следующий раз, то было светло. Мама, стараясь не шуметь, одевалась, а мое тело было полно сил, во всяком случае – так казалось.

– Сыночек, проснулся? Как ты себя чувствуешь? Есть хочешь? Что-нибудь болит? – мама всегда ставила еду выше всяких там болячек. Кормить меня она могла без остановки весь день, и если я говорил, что есть не хочу, то воспринимала такую неправильность, как сигнал к атаке. Приходилось позорно убегать с поля боя. Но сейчас есть хотелось, причем зверски, что и сказал маме. У нее открылось второе дыхание, и частота движений возросла в разы, поднимая ветерок и закручивая его по стенам. Через мгновение торнадо квартирного масштаба вылетело на кухню.

Когда я увидел на столе до боли знакомую чугунную сковородку с жареной картошкой и большой отбивной, то понял, что одно чудо в моей жизни все-таки случилось, и меня перенесло по волнам времени к моей молодой маме. Разглядывая картошку, вдыхая ее аромат, постепенно и с большим удовольствием свыкался с мыслью, что эта женщина, которая пахнет, как мама, говорит, как мама, и готовит, как мама, не может быть духом, сном или чем-то иным. Это просто настоящая МАМА!!! А я ее семилетний сын, которому внутри шестьдесят один год. Приснится такое не могло. Ну, никак! Дела!!!

Сделав утренние дела и приблизившись к столу, мое существо, все чувства, ощущения и прочие рецепторы услышали, увидели, унюхали это божественное блюдо, которое последний раз попадало мне на зуб еще в школьные годы. Это чудо называлось – мамина картошка «по-царски». Божественно, непередаваемо, бесподобно! Мне казалось, что я чувствую запах каждой картошинки в отдельности, каждой лаврушинки и перчинки – таким острым было мое восприятие. Удивленно оглянулся – и вдруг сотни разных запахов и звуков пронзили меня своей ясностью и в то же время неуместностью. Ничего похожего испытывать мне не доводилось.

Эту мистику трудно описать и понять. Похоже, детские рецепторы и органы чувств работают не так, как у взрослых, а на полную катушку и несут несравненно больше всяческой информации. С годами мы эти способности постепенно, пропорционально взрослению, теряем до тех пор, пока все вокруг не сделается пресным и перестанет приносить хоть какую-то радость.

– Сыночек, поешь и ложись, тебе еще рано вставать. Отлежись, а мне надо на работу сбегать. Я ненадолго, просто так не буду там высиживать.

Мама работала в библиотеке, а по совместительству ещё была и директором клуба. Все вместе это называлось культпросвет отделом, а мама – его руководителем. Начальник, однако! Она любила эту работу, и сельчане любили ее на этой работе. Они почтительно обращались к ней Валентина Ивановна, или просто – Ивановна, хотя ей было всего тридцать шесть лет.

Насладившись едой, я некоторое время бродил по комнате, а потом и по квартире. Меня завораживала открывшаяся мне какофония звуков, запахов и картинок, настолько все это нереально. Нереально в том смысле, что так не бывает, со мной никогда не было, но тем не менее вся эта катавасия наполняет окружающее ясным физическим смыслом. Парадоксальность ситуации заставила меня лечь на кровать и задуматься над простыми, на первый взгляд, вопросами: Все это сон или реальность? Я сплю? сошел с ума? или действительно перенесся в собственное тело семилетнего возраста?

То, что меня окружало, кричало о том, что все реально: мама, живая и теплая, когда ее обнимаешь; слышно, как бьется сердце; картошка, та самая, из детства; щипки и шлепки по разным частям тела вызывают знакомые ощущения. Ни одной неожиданности, кроме того, что обостренно ярко и сочно. На другой чаше весов пудовыми гирями лежали жизненный опыт и старческий цинизм – так не бывает! Потому что никогда! Назови, у кого так было, – и я поверю в эту сказку!

Я продолжал лежать, а окружающая действительность давала о себе знать разными новыми звуками: хлопнула входная дверь, где-то под кем-то стукнула табуретка на неровном полу, зашуршал тюль у открытой форточки, и оттуда вдруг потянуло запахом хвойного леса. У противной стороны аргументы оставались прежними: так не может быть! Однако эта твердолобость подмывала первоначальную несокрушимость ее позиции. Жизнь вокруг, органы чувств, ощущения, а главное – страстное желание того, чтобы все это оказалось правдой, – начали медленно, но уверенно, перевешивать.

Окончательно поверить в реальность происходящего пришлось после того, как случайно дотронувшись рукой до своего носа, мгновенно породил ту самую Боль, которую уже начал забывать. Во сне так не бывает. По мере распространения этой мысли по телу, меня наполняла радость и щенячий восторг. Значит, все-таки ПОПАЛ!

По закону жанра мне следовало бы представиться и начать строить планы по спасению Отечества и изменению мировой Истории, но, увы, мое тело просто лежало, млело и эгоистично плевать на все хотело.

Представиться, конечно, представлюсь, как иначе. Более того, попробую представить себе, чем может заняться шестидесятилетний мужчина в семилетнем теле. Попробуйте вообразить – это несложно – что вам на старости лет предложили годик посидеть за партой и поизучать букварь и природоведение. Представили? Вот и я о том же…

Итак, кто же и что же я такое?!

Детские годы, до восьмого класса включительно, можно опустить, потому что они ничем не отличались от школьных лет миллионов советских мальчишек: много школы, много спорта и много шалостей во дворе; первая любовь и многочисленные драки.

После восьмого класса поступил в Суворовское училище и на долгие 14 лет начался мой «роман» с Вооруженными силами. Трудное и противоречивое время: с легкостью учился на отлично, стал подготовленным специалистом, но офицером был никудышным. Армию не любил, причем во всех ее проявлениях. Хорошо знал технику и любил ее водить, но ненавидел запах солярки и с трудом надевал промасленный комбинезон; стрелял неплохо, но физически ненавидел запах горелого пороха… Бесконечные полигоны, бег зигзагом по кочковатым полям, прогулки с рюкзаком и оружием на дровах с неуместным названием – лыжи… Да мало ли, что еще я не любил – все не любил!

Однако, несмотря на взаимное отторжение и на то, что в последние годы советского времени армия находилась, мягко говоря, в плачевном состоянии и мои претензии к ней зачастую были обоснованными, – ни тогда, ни сейчас никому не скажу о ней ни одного плохого слова. Более того, и сейчас, и тогда, и в маменькино-дезертирских девяностых, и в будущих десятилетиях – считаю, что все парни должны проходить через армию, несмотря на армейскую тупь, неуставные издевательства, опасность и горячие точки… Должны – и всё тут! Мы и так стремительно теряем мужское начало в нашем обществе – няни, воспитатели в садике, учителя в школе – женщины, да и в семьях по части воспитания детей они чаще всего доминируют. Информация к размышлению, однако…

В армейские годы родилась вторая моя пожизненная страсть – практическая педагогика и, отчасти, социальная психология. Более того, мне посчастливилось два с половиной года поработать над внедрением педагогических принципов А.С. Макаренко во вверенных мне подразделениях. Это были самые счастливые годы в моей жизни. Такого воодушевления и какой-то одухотворенности я больше никогда не испытывал.