Женщина встала в шаге от горшка. Небольшое деревце с цельными тёмно-зелёными листьями играло тенями под лучами техники. Вспомогательная станция с освещением подъехала через пару минут, когда Татьяна уже догадалась опустить бумажный пакет. При этом несколько леденцов выскользнули из прорванной упаковки и раскатились по полу, оставив только пару осколков под ногами. На их блеск взгляд отвлёкся лишь на пару секунд. Глаза сразу переключились и искрами впитывали ожерелье, собранное из одинаковых светло-голубых камней. Оно обвивалось гирляндой вокруг деревца. И словно светилось изнутри, выдавая в каждом шарике движение лёгкой взвеси.

  Дрожащие пальцы сами потянулись к этим сферам, которые оказались тяжёлыми и холодными. Приятно поворачиваясь под подушечками, они разобрались на браслет и ожерелье. А в форме двух клиньев, побольше и поменьше, подобрались и закрепились за секунды. Стоило только поднести руки, как серебряные крепления перестроились. Оплели собой и кусочками неба правое запястье и шею. Татьяна только вздрогнула от приятной прохлады на высохшей уставшей коже. Только задумалась о судьбе украшения, как машина отозвалась из-за спины. Брелок долго пролежал около автомобиля, скорее всего оказавшись в большой сумке с продуктами. Он автоматически запустил сеть внутри машины, напомнив о себе.

  Женщина успела обернуться и шагнуть назад. Но под едва нарастающее мерцание сфер ноги замедлились. И встали словно вкопанные при первой вспышке проекции. Таня оказалась на даче, с живыми родителями. Они двигались пару секунд, собирая вместе клубнику. Листочки яблони трепал ветер. Затем свет моргнул, чтобы перед ней промчался позабытый самокат. Летящий по трещинкам асфальта у школы. А затем стук колёс поезда, на котором Таня уехала учиться после. Мелькнули окна вагона, уносящие в чудесную пору академии. В новые пёстрые мгновения перед глазами.

  Снимки семейного архива вспыхивали раз за разом. Браслет вибрировал от превышения показателей, оставаясь незамеченным. Лишь на секунду женщина моргнула и задумалась, все ли моменты записаны в её хранилище. Но тут же замотала головой, не находя светлых мыслей. Сферы разряжались одна за одной. Сейчас мимо пролетали её волосы, развиваемые мягким бризом. Ещё некрашенные волнистые локоны обвивали загоревшие плечи. Теперь брошенные занятия танцами: платье и бёдра, схваченные яркой тканью. Фото со старого профиля, ещё на недостроенной даче. Улыбка и бокал в руках сменили кости настольной игры. Пара секунд нетерпения, пока подруга заканчивает ход. Женщина сглотнула, когда замелькали фотографии с поздравлениями. Не такие радостные, но приятные рабочие успехи. Череда которых подёрнулась через минуту и застыла в голубом свете сфер. Татьяна не рассмотрела, на каком повышении остановились слайды. Женщина задышала чуть чаще и поправила ворот блузки. Она усиленно гадала, кто и зачем мог подобрать такой сюрприз. И шагнула назад к дереву, уже пробежав руками по приятным круглым круглешкам в серебрянных оковах.

  Взвесь внутри сфер закружилась на втором шаге. Новая вспышка возникла на бесцветном фоне, словно схему сместили от голубого к серому. И только центральный план выделялся всеми оттенками. Почти запахами, звуками и касаниями, превносимыми подсознанием по памяти. Татьяна yсразу заморгала и задышала чаще, прижав к себе руки. Но отвлечься или прекратить что-либо она не могла, охваченная проекциями.

  В первом снимке женщина была с прежним шефом. Телесные оттенки ударили в нос по памяти неприятным запахом пота. Выражения лиц, непривычные и вымученные, оставляли растерянное ощущение: проекции почти неоткуда было взяться. Поступательное движение замерло и сменилось более глубоким. Таня почти не помнила этот момент, когда подруга держала её за волосы. Голова почти лежала на старом фаянсе, а локоны местами слиплись. Тогда бокалы ещё были стаканами, но суть оставалась прежней. Нос поморщился, хотя вентиляция на стоянке работала по-прежнему.

  Следующей вспышкой оказался тот самый смех. Как оказалось, её собственный, детский. С ним она толкнула брата, специально и осознанно ударила его тупую голову об стену. Из-за спины, так, что он не сразу очнулся и не понял произошедшего до конца. Даже родители до сих пор не знали наверняка причин его вечной тошноты и постоянной мигрени. От этого губы Татьяны поморщились, но глаза всё продолжали отражать движения пьянок, унижений и вымещений пережитого с новых ракурсов. Непривычных для щадящей памяти, порой в ракурсе от первого лица. Перед глазами мелькали все те поступки, которые замещали подделанные отчёты и выведенные деньги. Все радости, что переливали чужие жизни в её собственную.

  Женщина проревела и поднесла браслет к лицу. Увидев свет и переключение вспышек, она принялась левой рукой стягивать его с запястья. С выдохом Татьяна заметила, как свет внутри шариков затух. Вихри взвеси внутри замерли, а оставшееся освещение замерло редкими бликами на гладкой поверхности. Сумерки на стоянке усугубились, пока глаза привыкали к ним. Левая рука почти освободила правую. Татьяна уже принялась поднимать запястья к шее, чтобы снять с себя всё. Но не успела.

  Яркая вспышка всех сфер ударила в раз. Всё тело вздрогнуло, а ноги подогнулись в миг. Ничего не видя и не понимая, женщина принялась пятиться назад на ощупь. Полы пиджака летали вслед махам рук. Раскачивание которых прекратилось резким подъёмом. Каблуки наступили на что-то круглое. Леденцы с хрустом провернулись. А затем подвернули за собой и ноги женщины. С её ростом, выше среднего, конечности успели изрядно подлететь. Татьяна безуспешно старалась зацепиться за воздух. Но зацепила лишь ветви цветка, полностью раскроив горшок.

  Михаил повысил громкость динамика, чтобы расслышать друга сквозь лай собак.

   - Мне просто жаль. Пойми, нелепица какая-то. Самому не верится.

   - Все переживают в таких случаях за своих. - донёсся голос в ответ. - А вы были близки?

   - Не поверишь. - выпалил мужчина, смотря под ноги. - Мы прежде вместе танцевали. Так-то! Занятия, компания по интересам собиралась общая. Отдыхали, танцевали. В те времена её так приятно было прижимать к груди за плечи.

   - Да врёшь ты всё, старый. - ответил голос с осторожной усмешкой. - Саму и за плечи? Это точно до нашего знакомства. А значит давно уже. Ты что, до сих пор можешь вспомнить такое?

   - Ага, это балкон моей души. - сказал Михаил и улыбнулся. - Я не так стар, хулитель. Там хранится всё прежде дорогое. Тот хлам, который мне жаль.

   - Чёрт, у тебя дачи нет! Чтобы отправить туда на сон, в последний путь, старые фотографии, игрушки и остатки обоев.

   - Там ещё штатив и мольберт. Блин!

   - Миш, ты чего там? - спросил голос из динамика чуть встревоженно.