– Неужели вы так просто меня бросите? – плаксиво поинтересовался Шекельман.

– Ага, – вякнул Ёрш. – И ваще соглядатаям слова не давали. Ну так что, напарник, может всё таки свалим или…

– Или, – выбрал Недомыка, потому как слово оказалось короче, а смысл не важен.

Ёрш зыркнул на него как цыганка на мента (пардон, на полицейского). Но делать нечего, победило большинство, а с ним не поспоришь, потому как и в глаз могут засветить. Малец пришёл в настолько подавленное состояние, что не заметил, как стал идти за Недомыкой, а не впереди его. Так они потеряли треть дня, поскольку Недомыка как китаец в Париже, пялился на красоты, красоток, туристов, творения великих и не очень зодчих, и лишь к обеду покинули стены Словенска. Естественно, несчастье не дремало и они, в смысле он, выбрал самое точное неправильное направление, то есть пошёл в противоположную от нужной сторону.

Сперва шли по дороге, но что-то Недомыке взбрело в голову и он попёрся по лесу. На Шекельмана природа подействовала успокаивающе. Он даже отважился задать вопрос несущему его товарищу:

– Куда мы идём?

– Куда глаза глядят, – ответил тот, чем вызвал живейший интерес у коллег по несчастью.

– Ну… эта… вы знаете куда идти? – спросил Ждан.

Камрады дружно замотали головами из стороны в сторону.

– Вот, – подвёл итог Недомыка. – А если не известно куда идти, то лучим направлением является «куда глаза глядят».

Шекельман впал в интеллектуальную кому, пытаясь понять витиеватость славянского мышления, а Ёрш не заморачивался, поскольку чем дальше от дыбы, тем здоровее и направление в данному случае значения не имеет.

Прошло ещё полдня. Ближе к вечеру вышли на небольшую полянку. Глядь, а на одиноком пенёчке сидит маленькая старушка. Платишко разорвано, волосы, белые как луна, растрепаны. Из глаз непрекращающимся ручейками текут слёзы, плечи вздрагивают от вырывающихся рыданий. Ёрш протопал мимо, будто поляна пустая, но Недомыке приспичило остановиться и узнать, что же произошло с несчастной.

– Что случилось с тобой, матушка? – нежно спросил он.

Старушка вздрогнула, лицо обратилось к громиле. Ладошка приложилась к уху для увеличения общей полезной площади радара.

– Ась? – закричала она. – Говори громче, милок.

– Я грю, что с тобой приключилось? – в свою очередь заорал Недомыка.

– Беда, – пояснила бабулька, слёзы хлынули новым потоком, рыдания усилиились.

Ёрш подскочил к Недомыке.

– У нас своих проблем хватает, чтобы чужие решать. Не вмешивайся!

– Мне матушка на прощанье сказала, чтобы помогал всем сирым и… э-э-э этим… как их… убогим.

– Так это мы и есть! – воскликнул малец. – Давай, помогай!

Мнения еврея никто не спрашивал, поэтому он умно промолчал. А то ещё бросят рядом со старушкой и полный пардон.

– Не, – заявил Недомыка, – мы вона какие, а она вона какая.

Ёрш понял, что они никуда не пойдут до тех пор, пока не решат бабкину проблему. С уст сорвались проклятия, но дело с мертвой точки от этого не сдвинулось, пришлось начать допрос.

– Ну, старая, рассказывай, чё приключилось?

– Ась? – сказала старушка и снова приложила ладошку к уху.

– Ушастого ежа тебе в поводыри, – буркнул Ёрш. – Я спрашиваю, что случилось?

– Беда, милок, – пояснила бабулька, и снова пустила горючую слезу.

– Ноги тебе бубликом, – проворчал Ёрш, а громче добавил: – Ты по делу сказать че-нить можешь?

– Могу, – запричитала бабка, – слепа и глуха стала, а тут ещё… и всё… ни туда, ни оттуда. Так я и здесь.

– Кто-нить хоть чё-то понял? – обратился Ёрш к товарищам.

Шекельман отрицательно мотнул головой. Ему бы с первой фразой разобраться, а тут такая интеллектуальная загогулина. Недомыка скорчил рожу, будто собирается зарыдать.

– Кто бы сомневался, – заявил Ёрш. – Слышь, мать, ты подробности давай, а то мы в непонятках, и если так дальше будет продолжаться, то ваще уйдём и жди потом армию спасения.

Рыданья резко прервались, слёзы моментально высохла. Бабулька вскочила, костлявые пальчики вцепились в рукав Недомыки. Она, очевидно, приняла его за главного. Или самого сердобольного. Или дурака, который может помочь.

– Пойдёмте, я лучше вам покажу.

– Э-э-э нет, – начал Ёрш, чувствуя подвох, но Недомыка уже тронулся с места. Пришлось плестись следом. Мнения мудрого еврея снова не спросили, пришлось отмалчиваться.

– В моём доме давно поселилась кикимора, – на ходу рассказывала бабка. – Поначалу жили душа в душу, а шесть дней назад ей что-то не понравилось. Ух и лютовать она начала. Мебель побила, тарелками, да кринками в меня кидает, углём всю избу перепачкала. А под конец за избиение принялась. Всё тело в синяках да кровоподтёках. Я травница, знаю какую травку против неё применить можно, да только глаза совсем не видят. Ещё одним средством против кикиморы является медвежья шерсть, а лучше сам медведь. Тут недалеко берлога, но мне боязно к ней приближаться.

За разговором они вышли к обветшалой, вросшей в землю избе: труба немного осыпалась, тёс кое-где прохудился, а вместо бычьих пузырей на крохотных окнах чёрные провалы. Бабулька потянулась к ручке, небольшое усилие, дверь открылась, и травница осторожно заглянула внутрь.

– Самым лучшим средством от кикиморы является па…

Речь прервалась ножкой табуретки, долбанувшей её в лоб. Бабулька без крика откинулась на спину. Недомыка бросил Шекельмана и попытался подхватить падающее тело, но в результате и еврей пострадал, и бабку подхватить не успел. К тому же потерял равновесие и грохнулся на обоих. У старушки на лбу наметилась быстро растущая шишка. Сама её обладательница вырубилась и, очевидно, надолго. Шекельман, дабы не попадать в подобное положение отполз, и нашёл себе подобие костыля. Во взгляде появилась уверенность в завтрашнем дне. Но её уничтожил Ёрш, задав сакраментальный вопрос:

– Бабулька в ауте, в избу из-за какой-то дряни не войти. Ночевать на улице что ли?

Дрянь тут же ответила, и Ёрш едва успел увернуться от вылетевшего из двери кувшина. Он с грохотом ударился о ель, в стороны брызнули осколки. Только горлышко осталось невредимым.

Недомыка хотел кинуться грудью на амбразуру, в смысле зайти в дом, но Шекельман не позволил.

– Я слышал, что с кикиморой силой не справиться, – пояснил он свой поступок. – Нужны какие-то травы.

– Может ты, ботаник приблудный, знаешь какие? – ехидно спросил Ёрш.

Еврей гордо подбоченился.

– Конечно знаю.

– Ну так давай, иди ищи, а то до утра тут куковать будем, – поторопил его Ёрш.

Шекельман смутился.

– Я знаю травы, но понятия не имею, как они выглядят.

Ёрш скривился в попытке понять сказанное.

– Как это? – наконец выдал он.

– Видите ли, я из-за не очень хорошего знания вашего языка, наверное, неправильно выразился. Я знаю названия трав, но не как они выглядят.

Ёрш разразился нехорошей речью, обличающего характера, в которой евреи блеснули чем угодно, только не своими положительными качествами.

– Так эта, – вмешался в разговор Недомыка, которого посетила интересная мысль.

Надо сказать, что с ним такая беда бывала и раньше. И как раньше он её забыл. Товарищи минуты три смотрели на него, ожидая продолжения, но босс тупил, поэтому пришлось разруливать ситуацию самим.

– Ты говоришь названия трав, а я может знаю хоть одну, – предложил Ёрш.

Шекельман загнул указательный палец.

– Можжевельник, – начал он и замолчал.

– Ну, можжевельник и чё дальше? – поторопил его Ёрш.

– И всё.

– Чудак ты с другой буквы, – заорал Ёрш, дальше слов не хватило, и он принялся пинать всё, что под ногу попадётся.

Недомыка едва бабку подальше оттащить успел.

– Ещё от кикиморы можно защититься «куриным богом», – осторожно предложил Шекельман.

Ёрш подлетел к нему как коршун к зайцу.

– Вот скажи, орнитолог недоделанный, ты хоть одну курицу здесь видишь? У кого спрашивать про ихнего, мать твою, бога?

Последняя фраза вызвала удивление у мудрого еврея, но он решил не допытываться, как у курицы можно о чём-то спросить. Хотя спросить можно, а что-то узнать – вряд ли. Пришлось дать небольшое пояснение.