– Иван Петрович, ты тоже пойми меня, – гудел в телефонной трубке низкий голос. – Всё дорожает, типа энергии, типа бензина, типа зарплаты…

– Не имей мне мозги! – Иван стукнул толстым кулаком по столу, отчего подпрыгнул ноутбук и стопка договоров в прозрачных файлах. – Присылай новые цифры, или ты, «типа», останешься без заказчика, и тогда разбирайся со своими проблемами без моей обувной фабрики. Жду договор!

– Ваня… – В телефонной трубке вздохнул мужской голос. – Ты бы не орал не по делу, да ходил бы, оглядываясь. Давишь ты не по делу, типа не по совести.

– Совести? Да пошел ты!

Грохнув телефон на стол, Иван взял серебряную ажурную рамку с фотографией пушистой рыжей кошки с янтарными глазами. Его любимая и дорогая, в прямом смысле этого слова, Черри.

На снимке рыжая пушистая кошка шла по зелёному полю в красных крохотных сапожках. Тесёмки от них были завязаны на спине, под густой шерстью были не видны и казалось Черри гуляет сама по себе «кошкой в сапожках».

Сапожки он заказал фабричному дизайнеру Вере Олеговне, проработавшей здесь тридцать лет. Пожилая женщина отнеслась к заказу с профессиональным восторгом и сделала три комплекта сапожек на четыре лапы разных цветов: красный, синий и фиолетовый. Все фотки Иван выкладывал в свой инстаграм, получал сотни лайков.

Коробка с сапожками стояла в шкафу, где был спрятан личный сейф. По привычке он открыл его, проверяя наличные деньги и карманный «Браунинг».

Он скучал по Черри. Прошло полтора месяца с её пропажи, а он не мог успокоиться. Куда могла деться персидская кошка небывалой красоты и стоимости?

– Двести человек на фабрике зарабатывают деньги, семьи свои кормят. Я их детям детсад восстановил, а они не довольны, – жаловался он фотографии единственного любимого существа. – Да, я не всегда выписываю премии, ясли-сад вмещает не всех детей. Так пусть меньше рожают! Не хрен нищету плодить!.. – Он поцеловал фотографию кошки узкими губами, странно смотрящимися на его широком лице. – Где же ты, беглянка моя, бесценная?

Воспитанник детского дома, он в девятом классе, выстроил себе схему будущей успешной жизни. План на жизнь выглядел так: квартира-дом, обязательно престижная любовница. И уникальная кошка, плюс собственная фабрика, образованная девственница жена, у него пост губернатора, а там и – пост Президента.

Но начинать стоило с малого. Почти в каждом доме или квартире одноклассников «из семейных», куда Иван ходил в гости, была кошка. В частных домах их Городка были и собаки, но в квартирах не всегда. А кошки – у большинства, и для Ивана они стали символом свободы и нормальной, не детдомовской жизни.

Он поклялся, что у него будет самая красивая и дорогая кошка.

Одним из немногих он закончил одиннадцать, а не девять классов. На высшее образование Иван решил пока не заморачиваться, он и так умный, пусть другие корячатся, а он сразу будет зарабатывать деньги.

И он их заработал.

В четырнадцать лет Иван официально устроился на обувную фабрику Городка. Каждые выходные и на каникулах работал то разнорабочим, то грузчиком, то заливщиком форм для подмёток кроссовок и резиновых сапог.

Уже в шестнадцать лет организовал из своих же, детдомовцев, «бригаду» в пять человек и подворовывал «случайно» не учтённую продукцию. Продавали надёжные и качественные офицерские сапоги, и военные ботинки в сельские автолавки и на рынки. Средней стоимости кроссовки и туфли большим спросом не пользовались.

Детдомовцы, привыкшие к жесточайшей дисциплине, даже если попадались с товаром на рынке, никогда своих не сдавали.

Быстро поняв, что лучше не воровать, а участвовать в процессе производства обуви, с семнадцати лет Иван перевёл детдомовцев рабочими в цеха фабрики и стал их бригадиром.

Некоторые детдомовцы после школы уезжали в столицы – Москву, Питер, Нижний Новгород и Екатеринбург, но быстро возвращались, там хватало своих «ухарей». И снова все шли на поклон к Ивану. Более стабильной работы, чем обувная фабрика, в Городке не было.

К двадцати пяти годам Ивану всё-таки пришлось закончить вечерний институт лёгкой промышленности в Твери, и дальше он начал карьерный рост, пробиваясь в руководство.

Из комнаты в коммуналке общежития он выбрался в двадцать шесть лет, купив «однушку» в хрущёбе, а затем двухкомнатную квартиру в элитном доме.

Любовницу взял престижную, длинноногую. Карина стала «Мисс Городок», и Иван в тот же день предложил ей посетить ресторан и свою квартиру. «Мисске» квартира понравилась.

Но вот сама Карина Ивану на душу не легла, только на тело. У девушки были потрясающие параметры. И грудь большая и талия тонкая, и бёдра широкие.

Но Иван, сам высокий и крупный, как часто бывает, любил девушек невысоких, худеньких и абсолютно плоских, как преподавательница английского в школе, лишь на семь лет старше его. Все сорок пять минут урока Лиля Иванова волновала его настолько, что «пёфик тайм» или, не дай бог, «паст пёрфик» он абсолютно не усваивал.

Но преподавательница чувствовала его особое внимание, которое со стороны высоченного, хоть и полноватого и туповатого подростка, всё равно ей льстило. И она ставила ему в классный журнал не двойки, а тройки.

В своих предпочтениях Иван признаваться стеснялся, это было не модно. Первой его женщиной стала дочка главной бухгалтерши, но её быстро уволили с фабрики, отправив учиться в Москву.

Поначалу не он отказывался от предложений фабричных женщин, вешавшихся на него, оценив фигуру молодого мужика. Но он был настолько эгоистичен и часто жестоким, что скоро внимание к нему сошло «на нет». После конкурса красоты он пользовался услугами «отзывчивой» Карины два-три раза в неделю, по расписанию.

А год назад Иван стал и.о. директора фабрики. Бывший директор поехал во Францию кататься на лыжах и уже полгода, как «не слезал с лыж».

Следующим этапом в реализации мечты была кошка. Для её приобретения Иван отправился в Москву, на выставку. Карину с собой не взял, считал слишком интимным вояж за символом собственного дома и отвлекающий момент его бы раздражал.

Выставка проходила на ВВЦ, то есть ВДНХ. В помещении павильона «Культура», в дальней северной его части. На просторных столах размещалась сотня клеток с кошками и котятами. Глаза разбегались от разнообразия, но Иван заранее просидел несколько часов в интернете и определился с породой будущей любимицы. Только «персы».

Огромные Мейкуны, лысые Сфинксы, вислоухие плюшевые Британцы, грациозные длинноногие Абиссинцы, короткохвостые Бобтейлы, американские Керлы с ажурными ушами и безумным взглядом, Бомбейцы, Гаванцы и прочая экзотика… Все они, в большинстве котята, кто спали, кто бродили по широким клеткам, кто пили воду или грызли сухой корм. Другой сегодня не допускался, иначе запахи туалетных лотков «задавят» ожидаемых покупателей.

Особый угол занимали «персы». Их на выставке было много. Но Ивана потянуло к определённому столу, где в клетке дремала большущая кошатина золотистого оттенка. В огороженном расшитыми подушками пространстве ползали четверо пушистых рыжих котят небывалой красоты. Пятый котёнок сидел отдельно и смотрел в сторону, чуть покачиваясь и жмурясь.

Стена за столом с клеткой была сплошь закрыта прикреплёнными ленточными розетками-вымпелами, означающими победы на выставках родителей котят.

Удивлённый необычным поведением котёнка, Иван подошел ближе.

– А что это он у вас такой строгий? – спросил он у весьма полной женщины лет сорока, обмахивающейся китайским веером.

Оттянув декольте цветастого платья, женщина подула себе на грудь и устало ответила:

– Это не «он», это «она», Черри Вишенка. Чувствует девочка свою уникальность. Она здесь, – женщина показала веером на пространство выставки с клетками, со многими сотнями котят… – Сама догорая. Две тысячи евро.

– Сколько? – поразился Иван и посмотрел на котёнка с уважением.