Метрах в десяти от калитки торжественно нахаживала тропинку высокая статная женщина. Сверкающие, как хрусталь, розовые ланиты и невероятно длинная мраморная шея говорили о знатном и очевидно нездешнем происхождении гостьи. Женщина щурилась на холодное утреннее солнце и с улыбкой поглядывала на моё заспанное демисезонье.

– Я пришла! – сказала она, посылая воздушный поцелуй.

– В-вы, собственно, кто будете?.. – спросил я, ёжась от её «жаркого» поцелуя.

– Видите ли, Митя, – гостья была явно огорчена моей недогадливостью, – я Зима!

– Очень рад… – ответил я.

Мой ответ, если говорить по совести, был образцом лукавства. Утром будущего дня я собрался лететь в Испанию, и перемена отечественной погоды не сильно беспокоила мои дорожные мысли.

– Значит, мы не собеседники, – Зима печально улыбнулась и, не скрывая досады, направилась за околицу.

С минуту я провожал взглядом её белый сверкающий силуэт. Затем, отряхнув снежок, вернулся в дом.

«Странное дело, – мысли неряшливо теснились в моей голове, – бо́льшую часть жизни мы проводим в поисках перемен, а когда перемены приходят к нам сами, встречаем их с завидным равнодушием. Конечно, сдать авиабилет и отменить поездку уже не получится. Через сутки я буду разъезжать на авто по идеальным испанским дорогам, пить красное вино за столиком какой-нибудь открытой веранды и читать Бродского, разматывая клубок его дивных неологизмов…»

Вдруг моё сердце очнулось и тревожно забилось в груди. Я встрепенулся, как птица, и выпорхнул на крыльцо.

– Царица Зима! Отпусти ты меня на пару недель попить молодого вина да походить нараспашку! Я же ненадолго! – изо всех сил закричал я вслед вьюжке, едва заметной на самом краю околицы. – Благослови!

Вы не поверите! Нет, вы действительно не поверите – она ответила! Я услышал её ответ в шуме ветра:

– Езжай, Митя, Бог с тобою. Была я в этой Испании, жарко там. А тебе скажу: кто мёрзнуть не умеет, у того холодная кровь. На том и поезжай.

P. S.

Лайнер авиакомпании «S7», сверкая зелёным металликом, шёл на снижение. Я с интересом разглядывал в иллюминатор гостеприимную испанскую околицу. «Ничего, – думалось мне, – двадцать дней – не лет. Бог даст, не заласкают».

Я приготовился к посадке, пристегнулся и закрыл глаза. Под шумок двигателей припомнилась древнегреческая легенда о том, как Зевс захотел наделить бессмертием своего сына Геракла, рождённого от смертной женщины. Верховный правитель Олимпа подложил ребёнка спящей Гере, чтобы тот напился от неё божественного молока. Гера, проснувшись и увидев, что кормит не своего ребёнка, оттолкнула Геракла. Брызнувшая из груди богини молочная струя обратилась в созвездие Млечный Путь.

– А в России сейчас наверняка снегопад! – кто-то рассмеялся на задних рядах. – Эка навалило, поди…

Я открыл глаза.

«Уж не Петровича ли голос?» – улыбнулся я собственному предположению.

ИЗ КОСТРОМЫ В КИНЕШМУ

(ОПЫТ ОДИНОЧЕСТВА)

В жизни каждого человека случаются времена, когда необходимо разобраться в себе. В такие дни опыт одиночества бывает полезней мудрых книг и отеческих наставлений.

Сейчас уже не припомню, когда и по какой житейской надобности пришла мне в голову мысль отправиться в путешествие совершенно одному. Помню главное: я почувствовал необходимость поодаль от житейской суеты «побеседовать» с Богом.

Сначала мысль о вынужденном одиночестве смутила меня. Как так? Добровольно вычеркнуть собственное «я» из водоворота событий и человеческого общения! Не одичаю ли? Однако чем больше я сомневался и откладывал задуманное, тем более дерзостно мысль осаждала меня и днём, и даже ночью.

Как-то, рассматривая карту Поволжья, я обратил внимание на лесистый участок волжского правого берега между Костромой и Кинешмой. Его девственная картографическая зелень показалась мне идеальной «акваторией» для небольшого «романтического» путешествия. Знать бы тогда, что это милое изумрудное пятно на самом деле окажется непроходимым урочищем, и я, назначая «правый» выбор пути, ставлю на карту не только успех задуманного перехода, но и собственную жизнь…

Ранним октябрьским утром поезд «Москва – Кострома», попыхивая дымком и грузно подрагивая вагонными сочленениями, остановился под ликующим транспарантом, или, как теперь говорят, баннером «Добро пожаловать в древний русский город Кострому!».

Красивое здание городского вокзала, привокзальная площадь, ещё сонный, неспешно просыпающийся город очаровали меня тихой, благочестивой красотой. Оглядывая вековые торговые ряды, старые купеческие улочки и вертлявые стоптанные переулки, я реально ощутил рядом с собой присутствие «зеркала русской души» Александра Николаевича Островского.

Вот великий драматург присел неподалёку от меня на парапет костромской пристани и наблюдает через речку Ипатьевский монастырь. Да-да, тот знаменитый Ипатьевский монастырь, воздух которого ещё хранит дробь конских копыт татарского мурзы Чечета. Где четвёртый век подряд сквозь стены Троицкого собора, как сияние русского духовного оберега, лучатся дивные фрески искусного изографа Гурия Никитина!..

До позднего вечера бродил я по городу в сердечном упоении от патриархальной теплоты и святости. Заночевал за полночь в дешёвой гостинице на дальних улицах.

Наутро, лишь солнечный свет покрыл волжские перекаты, я вышел из города и, как трубадур, глядя только вперёд, направился из Костромской области в Ивановскую.

…Плотный перечень услуг городского сервиса закрывает от нас щедрую доброту окружающего мира! Только выпорхнув из мегаполиса и выдавив из души рабский страх горожанина перед одиночеством тела, мы приобретаем то, о чём Бог давным-давно позаботился.

Нежданная радость, вдохновлённая пульсирующей плавью звёздного неба или пьянящим ароматом свежескошенного сена, окрыляет нас. В такие минуты душа покидает тесное «городское» жилище, распрямляется, её дыхание становится ровным и свободным.

Это не пережить, воображая вечерами на кухне ту или иную литературу. В плотном пространстве «натурального» Бога надо оказаться и немного побыть, чтобы ощутить всю несправедливость городского существования.

Из Костромы я отправился по просёлочной дороге, вьющейся полем, в километре от Волги. Солнце, как путеводная звезда, катилось передо мной, заливая мягким осенним светом дорогу.

Октябрь в Поволжье умеренно тёплый. Однако ночью температура заметно падает. Поэтому, заночевав за неимением палатки в душистом стоге прелого сена, я зарылся «по шейку» и уснул, разглядывая звёзды.

Около полуночи меня разбудил сырой задиристый холод. Его волнистая амплитуда струилась по складкам моей демисезонной одежды и призывала к движению. В то же время я почувствовал мягкое приветливое тепло, лучащееся из глубины стога. В надежде согреться я стал разгребать сено и вдруг отдёрнул руку, вскрикнув от боли.

Мои пальцы буквально плавились и шипели от страшного ожога! Так я разрешил первую традиционную непонятку горожанина: почему самовозгораются по осени стога?

Применив известное мне народное средство к обожжённому участку кожи, я продолжил раскопки и через некоторое время, выровняв подачу тепла и собственную теплоёмкость, крепко уснул до самого утра.

На четвёртый день путешествия мне вдруг припомнилось… собственное одиночество. Я уже приготовился «взныть», но с удивлением отметил, что «ныть» вовсе не хочется. Наоборот, чьё-либо присутствие рядом мне показалось просто неуместным. Я даже остановился, необычайно удивлённый таким поворотом дел.