<p>

 </p>

<p>

Это было странное лето, потому что все проходило как-то мимо, словно было не с ним. После битвы за Хогвартс в Гарри что-то сломалось внутри. «Это пройдет», — говорила Джинни, и пока ее сладкие губы, ну и, что там скрывать, все остальное, было рядом, «это» действительно проходило. «Это посттравматическое стрессовое расстройство», — просвещала Гермиона. Когда она была рядом, Гарри было без разницы, как это называть, — оно тоже отступало. Ему приходилось работать головой, потому что подруга не перестала задавать вопросы, а значит, голова была занята. «Ты жив, старина, значит, все поправимо», — хлопал по плечу Рон, стыдливо опуская рыжие ресницы. Гарри знал, что тот все еще не может простить себе то, что сделал тогда, в Королевском лесу Дин, и говорит эти слова не только для него, но и для самого себя. И то, что вина была в какой-то мере общей, ему помогало. А может, больше всего помогала пинта-другая эля. «Пройдет, не страшно», — убеждал Гарри сам себя, но увы, это выходило наименее убедительным. А потому он был рад письму от бывшего декана, ныне директора школы Минервы МакГонагалл, в котором за сдержанными строчками был явственно слышен крик о помощи. Конечно, он будет участвовать в восстановлении замка! Родной школы! Как иначе? Тем более что Молли Уизли уже спрашивала о свадьбе, Кингсли — о том, когда тот будет готов приступить к работе в Аврорате «доблестного Министерства», Гермиона — когда и как он собирается сдавать ЖАБА, потому что в Министерстве не работает ни одного не аттестованного, а значит — «ты же понимаешь, Гарри, использовать то, что ты герой — некрасиво, ведь ты теперь пример для многих…» О чем спрашивали многочисленные журналисты, он уже не понимал, даже знать и слышать не хотел. И после сотни ответов невпопад и сотни откровенно дебильных — они в конце концов отстали. Тьфу. На «доблестное» Министерство так особенно. Хотя он понемногу начал избегать Гермиону Грейнджер, пока неосознанно. И вполне осознанно стал все реже появляться в Норе. Им с Джинни и на Гриммо пока вроде как неплохо. Прекрасный дом, темный и спокойный, где не было и не будет никого, кого он сам не позовет. Гарри сейчас понимал одного знакомого мизантропа как никогда. И никто из оставшихся в живых, увы, не был ему теперь ближе. Гарри снились мертвые. Его тянуло к ним — просто рассказать, чем все кончилось, поговорить, черт, может быть, даже поплакать, если получится. А кое у кого он бы на костях и станцевал… Возле дорогих сердцу могил он чувствовал себя лучше. Хотя бы как сейчас, прислонившись лбом к холодному мрамору могилы бывшего директора, несмотря на то, что его отношение к нему изменилось весьма значительно, Дамблдор оставался Дамблдором. И Гарри ощущал себя спокойнее и немного более… цельным, что ли? Он все же пробовал говорить с каменными плитами, но это оказалось не то. Гарри чувствовал — нужны другие, совсем другие слова, но он не знал их и не представлял, где их искать. И понятия не имел, что с ним вообще происходит. — Ш-ш-шляются тут, своими ножищ-щ-щами топчут… — услышал он из травы, торопясь в сторону школы на завтрак, которым кормили всех, кто прибыл работать, и совершенно автоматически послал змею ползти в одно место, которое в приличном обществе называть не принято. — Говорящ-щ-щий? — вскинулась над травой плоская голова. И вот тут Гарри сел. Да, просто сел прямо на землю. И потрогал лоб. Почти совсем ровный: шрам от крестража после смерти Волдеморта оставил совсем тонюсенький — с ниточку — след. Он сглотнул и попробовал заговорить со змеей, не без интереса наблюдающей за ним. В ответ та спокойно назвала свое имя. А потом уползла, шипя не хуже Снейпа по поводу глупости, тупости и общей неразвитости, надо же, единственного встреченного ею змееуста — до чего ж обидно-то! Потому что Гарри Поттер просто впал в прострацию. Как оказалось, парселтанг никуда не делся. «Кто я?» — чуть не заорал Гарри, когда припомнил некоторые моменты своего же поведения, словно увидел их со стороны. Капание ядом в Министерстве. Волдемортовские ухватки по отношению к журналистам — и, о ужас! — совершенно четкое желание перебить, придушить, прикопать или еще как-нибудь угробить половину магической Британии. Тех, кто его недавно носил на руках, и тех, кто до сих пор иногда порывался это сделать. Неужели крестраж теперь — часть него самого? А может… Мысль о том, он ли это сам или он уже не он, а Волдеморт, пронеслась по позвоночнику ледяным ветром и сдавила грудь так, что он едва смог вдохнуть. Спасла его на сей раз не Грейнджер, не Уизли, не… он и подумать не мог, но на пути оказался Драко Малфой, которого приговорили к работам по восстановлению школы, кажется, пару дней назад. Плевать Гарри было на Малфоя, да и тому на Гарри, кажется, тоже, но столкнуться нос к носу и не сказать ничего они не могли. — Быстро ты… — начал Гарри, но осекся от того, что услышал: — Возвращаешься к истокам, Поттер? — бесцветным голосом спросил Малфой. — Давно пора. — Что ты имел в виду? — Гарри готов был ухватиться за любой намек, хоть от кого, только бы не оставаться одному с тем, что на него только что свалилось. — Гробницу, естественно, — фыркнул тот. — При чем тут истоки? — удивился Гарри. «Там не было никакого ручья или родника», — чуть не сказал он, но почему-то промолчал. — Ты что, до сих пор ничего не выяснил про свое происхождение? — поразился Драко. — Ну ты даешь, — Малфой посмотрел так, словно ему стало его, Гарри Поттера, жаль. — Придурок. И это звучало совершенно не оскорбительно, скорей сочувствующе, как тяжелобольному. — Да пошел ты… — привычно ответил Гарри в удаляющуюся спину бывшего врага. Бывшего. Врага. Или бывшего слуги? Ответа внутри себя Гарри не нашел, но это его скорее обнадежило. * * * Странное времяпрепровождение, именуемое жизнью, неожиданно обрело смысл. Гарри таки сопоставил намеки Малфоя на предков и гробницу и наконец закопался в историю — точнее во все, что могло, по его мнению, пролить свет на историю его предков. Не раз и не два поблагодарил он про себя Гермиону Грейнджер: выяснилось, что на него кое-что после их многочисленных библиотечных эскапад все-таки налиняло. По крайней мере у него не возникало проблем с тем, как управляться со всеми этими каталогами, где искать оглавление и куда смотреть в первую очередь, если оглавления нет. Поиски увенчались успехом.</p>

<p>

Он взахлеб читал про Поттеров — артефакторов и зельеваров, понимая, что и у него мог бы быть такой дар, если бы вовремя начал его развивать. Нет, зельеварение его не привлекало по понятным причинам, хотя… Гарри представил себя в черной мантии возле котла, и в груди снова заныло. Нет, он просто не сможет. Довольно быстро он вышел на захватывающие истории про «копушу» Линфреда Стинчкомбского, а потом не без трепета открыл для себя Певереллов. Темных колдунов, некромантов и чрезвычайно сильных магов, рискнувших пообщаться с самой Смертью и оставшихся даже в детских сказках. Подумать только… они были на самом деле. И один из них, между прочим, самый классный, был его предком! Значит, не просто так у него со Смертью, кажется, тоже были свои взаимоотношения, ничуть не менее странные. А когда до него дошло, что представляют собой Дары Смерти… «Я что… правда могу быть некромантом? — как ни странно, теперь эта мысль не вызывала у него содрогания. — Я могу… действительно могу вызвать их и… поговорить?» В зеленых глазах за новыми очками — узкими и стильными, которые весьма удачно выбрала ему невеста перед награждением героя в Министерстве, зажегся опасный огонек, на который среагировала только Джинни — постепенно начала отходить от него все дальше. Или это произошло, когда она обиделась на то, что Гарри предпочитает сидеть в темной библиотеке Блэков, вместо других, куда более приятных вещей? Гарри запамятовал. Темные искусства открывались перед ним с совершенно неожиданной стороны и манили — нет, не властью и вседозволенностью, а возможностью выйти Туда, за Грань, найти тех, кого он все никак не мог отпустить. Гермиона Грейнджер готовилась стать Уизли, так что самым близким друзьям было не до него. Семейство Уизли, тяжело переживавшее потерю, словно с цепи сорвалось: слово «свадьба», как показалось Гарри, можно было услышать с разных сторон раз двадцать за одну минуту. Джинни, его невеста, пока еще не бывшая, посматривала с опаской — чутье у нее всегда было неплохим, так что пока они мирно договорились о том, что еще год она будет спокойно учиться, а Гарри — заниматься наследством. Матриарх семьи, услышав, что будущий зять занят таким серьезным и важным делом, успокоилась. «Главное, чтобы на сторону не смотрел, а за этим дочь приглядит», — решила Молли и с головой окунулась в праздничные приготовления. Сторона, куда смотрел Гарри Поттер, представляла собой груды старых свитков и опасения вызывала пока только у Джинни, но их никто не разделял — все оказались просто заняты. А потом Гарри исчез. Точнее, перестал откликаться на ее послания и подходить к камину. «Пропавший Герой», «Жив ли Гарри Поттер?», «Кто виноват в пропаже Героя?» «Кто знает местоположение Гарри Поттера, просьба срочно сообщить в Министерство, лично аврору Уилкису… вознаграждение…» — пестрели страницы всех печатных изданий магической Британии, но толку не принесло ни одно сообщение, даже когда награду повысили вдвое. * * * Гарри Поттер нашел-таки дом Певереллов. И сумел войти. Конечно, не всех троих братьев, хотя он теперь и остальные дома сумел бы без особого труда обнаружить, а своего прямого предка, Игнотуса. А пропал потому, что и дом, и то, что в нем было, удивительным образом прекрасно сохранилось. И приняло — его, полукровку. Правда, как потом выяснилось, полукровкой он вовсе не был. И не так уж давно прервался род, то есть даже и не прервался, раз Эвансы были его последними сквибами. Единственными сквибами, сохранившими талант общаться со змеями. Да, это был поворот. Из библиотеки Гарри вышел только тогда, когда в голове начало мутиться от голода, и тут же был накормлен невесть откуда взявшимся домовиком. В голове кипело, а душа просила… ритуал. Так просила, что больше он ни о чем не мог думать. И только обязательство тщательнейшего, от буквы до буквы исполнения инструкций предков дало ему небольшую передышку: Гарри вынужден был поститься. Странно, он думал, у некромантов жизнь несколько проще. Аукс, эльф, едва узнав об этом, радостно вымел пол ушами и унесся готовить «специальное меню». Чтение, разбор документов и снова чтение опять поглотили Гарри, так что время, которое было необходимо выдержать, пронеслось для него незаметно. И вот — пентаграмма, черные свечи, кровь — его кровь льется на жадный, впитывающий ее едва ли не на лету камень… И ничего. Может, он ошибся, когда читал катрены? Нет… кажется, за углом мелькнул край черной мантии! Гарри бросился туда. Пустой коридор. — Чертов недоучка… — Гарри смял лицо ладонями, чтобы немного прийти в себя. — Ничего, попробую еще раз. На сей раз Аукс неделю откармливал дорогого хозяина мясом. Гарри не задавался вопросом о том, откуда тот его берет, пока не зашел на кухню и не увидел странные приготовления и чьи-то свежие шкуры. Оказалось, эльф преспокойно браконьерствует в соседнем лесу… Но когда его носа достиг запах жареной оленины, Гарри стало все равно. Еще три дня поста, и все повторилось снова. Он продолжал жить как во сне, одержимый одной идеей, одним желанием. Ему мерещились взмахи черной мантии в тенях от дверей, в глубине коридоров появлялись удаляющиеся силуэты профессора… И еще раз… Гарри проснулся и резко сел. Он не помнил, как оказался в своей кровати, видимо, снова Аукс. Он подвинулся, чтобы встать, опираясь рукой на постель, и тут же ее отдернул. Хруст смятого пергамента — такого старого, что Гарри потом расправлял его с великой осторожностью — разбудил его окончательно. А через пару секунд в висках застучало — он увидел знакомые строки. Небольшие четкие, совсем чуточку рваные буквы, те самые, что составляли язвительные замечания на его работах по зельеварению, начали складываться в слова… «Мистер Поттер, (зачеркнуто) убедительно прошу, первый и последний раз (зачеркнуто), оставьте меня наконец в покое! Вы уже трижды вытаскивали меня из перерождения, причем в последний раз — вместе с вашей матерью (это не ругательство, мистер Поттер, просто мы сейчас вместе, хотя (много раз зачеркнуто) хотя дела мертвых вас совершенно не касаются. Впрочем, как и чужие дела вообще, но у вас же ума и такта как (зачеркнуто). Ваша мать, Лили, (какой ужас, я даже не могу вас как следует выругать), обещает в этом случае навестить вас во сне. И прекратите уже показывать на каждом шагу ваше вопиющее невежество! «Кровь мага» — специальное ритуальное зелье, а вовсе не то, что течет в ваших жилах!» И приписка круглым, почти детским почерком: «Гарри, милый, отпусти Сева, пожалуйста, с него и правда уже хватит. Прости, мне трудно писать, держать пальцы овеществленными очень тяжело. Я тебя люблю. Мы тебя лю… Мама». Почему, почему, почему он не помнит сегодняшнего сна?! Гарри в слезах от ярости растер свеженачерченную пентаграмму, которую сделал вчера просто так, на память, в качестве тренировки. В дальний угол полетели свечи, кажется, пара даже сломалась. А потом он посмотрел на пергамент… Письмо. Ему. От Снейпа и от мамы. Оно до сих пор не исчезло, значит, не было плодом его воображения, а это… Все по-настоящему. Ему стало странно легко, и он рассмеялся — сначала грустно, потому что все равно было больно в груди, но постепенно и боль, и грусть уходили.</p>