Все только об этом и говорили. Конечно, в Брэдфорде такое уже случалось, Черная Пантера и Потрошитель, но мы не «город убийц», как написали в «Сан». Все очень злились, что нам приписывают славу британской столицы психов и шлюх – а как же, например, Манчестер? Вдобавок опубликовали жуткую статью с «гласом народа». Ну, знаете, мини-фото людей, пойманных у универмага «Арндэйл», и их ответы на вопрос «что делать с плохой репутацией Брэдфорда?». Среди опрошенных – сплошь белые и азиаты, с аккуратными стрижками и в галстуках: «Думаю, проституток нужно выгнать из города». Или: «Эти женщины сами себя компрометируют, а страдают нормальные люди». Плюс куча молодых мамаш и бабусь, которые теперь боятся по вечерам выходить из дома. Далее прилагались наставления женщинам: не надевайте открытые наряды, не гуляйте поздно по улице. Особенно мне понравилось про открытые наряды – они вообще на градусник смотрели? Даже ночные бабочки запаковывались в лыжные костюмы и высокие ботинки. Люди по-дурацки шутили, но я не буду повторять.

Впрочем, вскоре все поутихло: разгорелся новый скандал – на сей раз вокруг надоевших уже похождений королевской семьи. Удачи им, сказали мы, – этим клоунским вырожденцам.

Гейб сопроводил Джейми на пару концертов, которые я пропустила из-за мамы, – очень мило с его стороны. Но потом укатил в Америку с «Саламанкой». Сказал, если они его не достанут, вернется только через несколько месяцев; сердце мое было разбито. К счастью, Насекомочка слиняла домой в Кельн, и мы решили закатить Гейбу прощальный ужин со спагетти. Джейми все горевала о Шоне – тот так и не появился. Я надеялась, что этот ублюдок решил свалить. Как характерно – эти отморозки всегда уходят не попрощавшись. В общем, мы решили, что все кончено. Я знала, Джейми больно, но она держалась молодцом – даже иногда отпускала про Шона корявые шутки.

На отвальной Гейба Шон написал Джейми на пейджер. «Я люблю тебя. Шон», – это первое. Я думала, Джейми от счастья лопнет. Мое сердце сжалось. Второе: «Моя потрясающая женщина». А затем: «Увидимся вечером» и «Прости меня, дорогая». Не знаю, что подумали операторы про эти розовые сопли; с другой стороны, им, наверное, не привыкать. Надо было подарить ей кропаль на Рождество.

Шон заявился с извинительной охапкой цветов, купленных на автозаправке, и большим белым плюшевым медведем. Дверь открыла я, и, прежде чем войти, Шон замялся и сказал театральным шепотом:

– Прости меня, Лили. Ты, наверное, злишься, и я тебя не виню. У меня были проблемы дома, а теперь я уже разобрался, честью клянусь! Я просто хочу помириться с Джейми и быть счастливым. Может, все-таки заключим перемирие? А?

Я заворчала. Что я могла сказать – Джейми ведь наверняка все слышала, и Шон это знал. Специально на публику говорил. Зато я с трудом сдержала ухмылку, когда он вошел в гостиную и обнаружил Моджо и Гейба. Похоже, он воображал, что увидит одну Джейми или, на худой конец, Джейми и меня.

Шон нацепил печальную маску и вручил Джейми цветы и игрушку. Та пыталась изобразить злость, но выходило неубедительно. Моджо подхватил букет, пробормотав:

– Поставить в воду?

Странно, обычно ему не приходило в голову заняться хозяйством. Похоже, он просто не хотел находиться рядом с Шоном. Ух ты, они и впрямь друг друга не переваривают!

Моджо сунул полудохлые хризантемы в банку и, перекинув новое черное пальто через плечо, заявил, что совсем вылетело из головы, у него же встреча – простите, надо бежать. Полная лажа.

Гейб встал и обнял его на прощанье, пока Джейми озадаченно вещала, что готовила на четверых.

– Дорогая, теперь здесь наш дорогой Шон, вас и так четверо, а мне пора. Я люблю тебя, Архангел, удачи в Новом Свете, целую…

Я вышла его проводить и удержала возле двери:

– Куда ты собрался? Только врать не надо, никуда тебя не приглашали.

– Дорогуша, – ответил он, – я просто не переживу ночь под одной крышей с нашим обольстителем. Просто… он… ладно, забудь.

Обычно Моджо за словом в карман не лезет. Очень странный момент; жаль, что я так с Моджо и не поговорила, но он умчался в ночь – ловить такси.

В некоторой растерянности я поплелась назад. Шон развалился в кресле у камина и распинался перед Гей-бом – которому явно было неинтересно, – о деле Сары Эванс. У этого парня обо всем имелось свое мнение. Убийца, если послушать Щона, чертовски умный тип:

– Он не сумасшедший. Я думаю, он окажется, ну, из бывших десантников, натренированной машиной для убийств – ушел со службы, сорвался с цепи. Правительство о таких парнях все знает – только ничего не говорит, чтобы не вызвать панику. У обычного человека против такого нет ни шанса. Их тренировали для секретных операций. Двигаются бесшумно, мастера камуфляжа.

– Да, но зачем такому мачо бегать за маленькими девочками? – спокойно возразил Гейб, глотнув пива из бутылки. – То есть на хрена выбирать такую мелкую цель, девочку-студентку, которая домой топает?

Шон молчал, на лице вздулись желваки:

– Ну, наверное, у него были свои причины. То есть, знаешь, с такими парнями вообще не все просто. Что угодно может быть. Мы наверняка так и не выясним, потому что копы его не поймают и гражданские не узнают ничего. Секретная информация, правительственная тайна и все такое.

– Да ерунда, просто очередной псих, мечтающий трахнуть свою мамочку.

Гейб лениво улыбнулся – он явно дразнил Шона, и тот аж побелел от злости:

– Не смей… так говорить, то есть, э, это не так. Парень профи, я же говорю, он умный, это вам не какой-то псих – он как те парни из фильмов про Вьетнам, типа «Взвод» или «Цельнометаллическая оболочка» [49]. Настоящий спец, убойная сила. Господи боже, он не такой, как ты говоришь…

– Может, да, а может, нет. Да ладно тебе – у него же явно с головой не в порядке, раз он баб мочит? Ну ты сам посуди…

Шон безрадостно улыбнулся, сухие губы обнажили идеальные зубы:

– Ладно, ладно. Но, послушай, некоторые девушки – заметь, я сказал некоторые, не все, конечно, о присутствующих ничего такого, – но, знаешь, некоторые ничего хорошего из себя и не представляют, понимаешь меня? Их полно на Лейн и по городу – юбки задниц не прикрывают, почти голые, выставляют себя напоказ, – девушке разве подобает так одеваться? Нельзя же так.

– Это их дело, как одеваться, – ничего плохого они не делают. В наши дни многие девушки носят мини – но это же не повод их убивать?

С Гейба слетела вся дружелюбность, и он начал заводиться. Лично я уже давно кипела. Даже Джейми хватило такта смутиться. Шон вообще кем себя вообразил? Архиепископом, нахуй, Кентерберийским? Защитником общественной морали? Ублюдок.

Шон наклонился вперед, уперся локтями в колени, лицо напряглось:

– Это не убийство, эти… проститутки, эти девки, которые не лучше шлюх, – они как зараза, они рушат жизни людей. Я об этом читал – нет ничего хуже падшей женщины. И этот парень – ну, я слыхал, как люди говорят – дескать, он оказывает нам услугу, очищает улицы от грязи, санитар общества, как Чарльз Бронсон [50] в кино, такой антигерой.

– Чушь! – хором объявили мы.

Затем Гейб поставил пиво и выпрямился, разглядывая Шона. Тот отвел глаза.

– Ну и, типа, кто так говорит? – спросил Гейб тихо, но отчетливо.

– Парни в баре. Да ладно тебе, все парни – если нормальные – все так к шлюхам относятся. От этой грязи тошнит – лучше б они сдохли. Я хотел сказать…

– Вот что я думаю – лучше заткнись, приятель. И перестань читать это дерьмо. И не равняй меня под эту гребенку – я тебе не молокосос из бара. Так что попридержи язык, особенно здесь. Эти девочки – моя семья, парень, так что не забывай…

Шон побледнел; веко задергалось – видно, взаправду разнервничался. На скулах вспыхнули красные пятна. Казалось, он вот-вот взорвется. Ну вот, началось.