Ну да, конечно – Шон завалился двадцать первого и вручил нам с Джейми подарки. Моджо он проигнорировал. Джейми презентовал пару больших золотых серег, явно из секонд-хэнда. Она такое не носила, но он уговорил ее надеть их вместо пирсинговых колечек. Серьги смотрелись дерьмово, но Шон пришел в щенячий восторг – ну еще бы, настоял на своем. Также мы получили утепленное шелковое белье: Джейми – черные панталоны и футболку с длинным рукавом, а я – бежевую футболку. В общем, я лучше промолчу. Шон долго распинался, что они из чистого шелка, что это последняя новинка в мире спорта, их даже используют в ВВС Великобритании, его босс Майк привез их прямо из Китая, а вообще в Йоркшире их продает только «Раптор Спорте» и… Значит, он спер их с работы, прижимистый ублюдок, подумала я. Свою футболку я сунула в ящик, даже не вытащив из упаковки. А Джейми так радовалась, будто ей подарили корону с брильянтами, а не треники и дешевые сережки.

Непонятно, почему Шон ничего не подарил Моджо, но Джейми сказала, мол, Шон думал, что Моджо не отмечает Рождество, поскольку азиат. Странно, Брэдфорд – многонациональный город, тут все празднуют всё – Рождество, Дивали, Хануку, Пасху, возможно, даже Бель-тайн [47], если поискать. И вряд ли Шон не знал, что большинство ассимилировавшихся выходцев из Азии тоже отмечают этот праздник. Мог бы подарить хотя бы открытку. Фиг тебе – для Шона Моджо, как и Мушка, не существовал.

Ну да ладно, мы с Джейми поехали на Рождество к маме и папе, а кое-кто Особенный увез Моджо на юг Франции или еще куда, где экзотики не меньше, – они так делали каждый год. Потом Моджо всегда привозил нам подарки из «дьюти-фри» – очень мило, хоть и поздновато. Свое номинальное мусульманство Моджо считал необычайно удобным, чтобы слинять подальше от английской рождественской лихорадки. Да уж, иногда я жалела, что Особенному не нравились низенькие мулатки, – особенно после турецкого кебаба «фламбе».

Ладно, это я привередничаю; вообще-то я люблю пирожки с мясом и рождественские торты – на каждый пирожок можно загадать желание, как говорит мама. Да, я все больше о ней беспокоилась – мама была какая-то измученная, и я гадала, не заболела ли она. Несколько раз я к ней приставала с вопросами, но она ссылалась на возраст. Я спросила отца – тот сказал, что мама долго приходит в себя после декабрьского гриппа.

Джейми немного загрустила – Шон заявил, что на праздники уезжает кататься на лыжах с друзьями в Глен-ко. Весьма подозрительно: никаких «друзей», о которых он все время долдонил, я ни разу не видела. Скорее, умотал к мамочке с папочкой или к этой чертовой Лизе.

Но занудствовать про Шона смысла не имело; я просто радовалась, что он ненадолго свалил и у нас получилось славное семейное Рождество.

На День подарков мы отправились к матери Гейба. Я не видела его несколько месяцев, и чуть не умерла с горя, когда узнала, что он привез из Германии очередное увлечение, Силке. Она оказалась такой же, как все пассии Гейба, – дистрофичной, нервной, с глазами как два закопченных дымохода – типичная клубная девочка. Мы прозвали ее Насекомочка. К счастью, мы с ней почти не пересекались – она либо сидела в ванной, либо спала. Меня устраивало. Ее худосочный шарм утомил меня за пару секунд. Я взглянула на ее плохо проколотый и сочащийся сукровицей пупок над ремнем брюк-стрейч, услышала кукольное нытье: «Я не могу это ест, и это я не могу ест, где здес дер душ, Габри-эл?» – и мне стало плохо. Нет, я не ревновала – я это давно переросла. Правда, честно, переросла. Ну и как хотите. Я знала много немцев (даже целовалась с одним мальчиком, который приезжал по обмену, – его звали Понтер, мне было четырнадцать), и, в отличие от других англичан, не отношусь к ним предвзято. Но такие девицы, как фройляйн Силке, встречаются где угодно – они пиздец как универсальны. Мы их называем «нервные цыпы». У меня от них заметно повышается аппетит. Впрочем, он у меня от чего только не повышается.

Миссис Смит всегда говорит, что стол будет скромный, и каждый год готовит невообразимое количество еды. Свою праздничную порцию получают даже пони, собаки, кошки, хорьки, канарейка, кролики и коза по имени Концепта. Сумасшедший дом.

После очередного монументального обжорства мы вернулись, побежденные, в гостиную с кофе и кучей бутылок бренди, «Джеймсона» и любимого ликера миссис Смит «Бейлис». От камина разливался жар, на полу ковер из шерсти разнообразной живности. Бывшие владельцы указанной шерсти сами разлеглись живым ковром, урча, свистя и посапывая. Мы последовали их примеру. Силке обиженно удалилась в спальню Гейба – увеличивать его счет за мобильный телефон. Миссис Смит повернулась к Джейми, в большой красной руке – стакан приторного густого алкоголя:

– Девочка моя, я слышала, у тебя милый кавалер. Хороший парень? Как зовут?

– Шон Пауэрс, мам. Его отец – владелец автостоянок, «Пауэрс Моторс».

– Да, я знаю Пэдди Пауэрса – вернее, Патрика Пауэрса. Далеко пошел. Шон, кажется, его старшенький. Еще у него вроде две девочки. Да, Кэтрин и… Тереза, точно. Габриель, помнишь девочек Пауэрса? Кэйтлин, налей Лили кофе, а то она от жажды умрет…

– Да, – Гейб задумчиво кивнул. Господи, какой красивый! Я с горя потянулась к шоколадке. – Я больше общался с Терри, типа, с Терезой, чем с Кэтти. Мелкие воображалы, самомнения выше крыши. Вся семейка – полный бардак. Что-то у них там наперекось – мама, помнишь историю про Лану и ее подругу? Что у них случилось? Еще когда…

Заслышав имя своего ненаглядного, Джейми навострила уши, но нам слишком хотелось посплетничать. Вторая сестра Гейба, Розэри, взмахнула рукой, требуя внимания, и выдала голосом телеведущего:

– Подруга Ланы Пауэрс, Симона такая-то, была найдена кошмарно мертвой при компрометирующих обстоятельствах в гостиничном номере в Лидсе. Саму мисс Пауэрс отволокли в полицейский участок…

После чего все три сестры, Кэйтлин, Розэри и Грейс, гукнули в унисон и закатили темные глаза. Гроза божья, а не девчонки.

– Ой, Рози, прекрати ерунду пороть – нет, вообще был настоящий скандал. Эта ее подруга, Симона, вырядилась в какой-то ненормальный костюм и ее задушили или что-то вроде…

Гейб нахмурился:

– Но всё, типа, замяли. Мам, старик Пауэрс в той же ложе, что и папа был, да? Я так и думал. В той же, что и твой отец, Джейми. В общем, все быстренько разрулили. Кажись, Лана с подругой искали себе приключений – не стану уточнять, каких – здесь дамы. Ладно, ладно, жесткое садомазо, бондаж, мальчики по вызову… да, честно. Тусовались в этом отеле в Лидс и, типа, устраивали частные вечеринки, но что-то пошло не так, и вот тебе на, подруга Ланы отбросила копыта. Провели расследование – вердикт «смерть в результате несчастного случая». Спорю на все бабки, следователь пожал кому надо руку, и все. Она еще та штучка, эта Лана Пауэрс. Мне Томми Гаррэт рассказал – да, Кэйт, тощий. Он мыл тачки на первой стоянке старика Пауэрса. Парни называют Лану «Черная вдова». Она вечно в черных кожаных юбках в обтяг, на лице штукатурки тонна, такая, в стиле Джоан Коллинз [48]. Волосы крашеные, черные-черные и завиты. Томми говорит, она все на стоянку захаживает и строит парням глазки – как поживает твой отец и все такое. Въезжаете, да? И подваливает только к молоденьким. Старая развратница. Но Пауэрс ее обожает – не дай бог кто что о ней скажет. Странно, да?

– Ничего удивительного, сынок, она ж его единственная сестра. А вот жена старика, Розали, и впрямь странная. Очень набожная – о, дальше некуда. Важная шишка в обществе Девы Марии, всегда поет в церковном хоре и тому подобное. Поставляет святым отцам пирожные и «Джеймсон». Я ездила с ней в том году в Лурд – тихая такая, почти все время молчала. Перебирала четки и в окно смотрела. Мышка-блондинка, зато Падди – такой видный мужчина… Не груби, Грейс, и откуда ты такого набралась? Я уверена…

Последовали вопли и подушечные войны, а потом сестры пригласили нас прогуляться в бар. О Насекомочке, которая до сих пор сидела у Гейба – наверное, пупок ковыряла, – все благополучно забыли. Мы с Джейми решили остаться дома – переварить съеденное.