— Не замерз? — поглаживая по спине, спросил Хосок. Он видел, как дрожали рыже-белые хвосты, а ушки испуганно прижались к голове.

Чимин помотал головой, вцепившись в его халат.

Хосок взял бутылку с молоком, которую заранее просил Юнги приготовить.

— Держи. Попей.

Чимин жадно вцепился в бутылку и стал пить большими глотками. Выглядел он лучше, чем Хосок ожидал. Не впадал в истерику, не ревел и не пытался уйти от объятий.

Напившись, Чимин отдал бутылку и снова уткнулся ему носом в шею.

— Нигде не болит? — уточнил Хосок.

— Неприятно.

— Это пройдет. Ты такой умничка, Чимин-а, — ласково поцеловав мальчишку в макушку, заверил его Хосок и стал медленно укачивать и успокаивать. — Сам справился, помог своему ребенку.

— С ним все теперь будет хорошо?

— Да.

Хосок еще минут двадцать сидел с омегой, пока Чимин полностью не пришел в себя. И только когда на лицо омежки снова вернулось спокойное выражение, Хосок смог облегченно выдохнуть.

Осталось теперь разобраться с Тэхёном.

========== Омовение ==========

Чонгук дергано ходил из угла в угол, не зная, как поступить и что делать.

— Успокойся, Гук. Все пройдет хорошо, — устало произнес отец, держа в руках черный атласный халат.

— Почему они не понимают? Как могут позволить им пройти через это? — не унимался Чонгук.

— Стыд-то какой, — тихо вздохнула мать в углу комнаты.

Чонгук и так взвинченный до предела, готов был уже наорать на мать, но сыновья почтительность не позволила сорваться.

— Гук, это обязательная церемония. Всего лишь омовение, так делали все супружеские пары старейшин. Как бы нам это не нравилось, но мы не можем противиться воле Правителя Кима, — снова заговорил отец. — Переодевайся.

— Там будет весь двор! — почти в ужасе уставился Чонгук на отца, представив Тэхёна и Чимина в полуобнаженном виде перед всеми.

— Вот именно! Все теперь будут знать, что нашему сыну отдали двух бракованных омег. Ты должен показать всем, кто главный в вашем союзе, что они подчиняются тебе, а не наоборот! — не унималась мать.

— Сонхи! — прикрикнул отец. — Тэхён — будущий глава клана, не смей говорить подобного.

— Когда люди будут тыкать в нас пальцами, посмотрю, как ты заговоришь. Никто из порядочных семей не взял бы омег, которыми попользовались другие!

— Мама!

— Делайте, что хотите.

Мать отчаянно всхлипнула и ушла из комнаты. Отец тяжело вздохнул.

Они оба замолчали.

Чонгук понимал мать, как и понимал Правителя, который любыми способами пытается пристроить своих детей. Семья Чонгука не была из низших слоев, они принадлежали к военной касте, хотя и не относились к тому сословию, которому отдают королевских детей.

Но, несмотря на это, взять в супруги беременную омегу, каких бы кровей она не была, считалось наивысшим позором.

Чистота омег — основа сообщества.

После омовения все поймут по запаху, что Тэхён и Чимин уже не «чистые», что Чонгук берет «грязных» омег с чужими отпрысками. Худшего положения для молодого альфы из военной касты и представить сложно. Но Чонгука беспокоило больше другое — то, как отреагируют на эту церемонию его будущие супруги. Они ведь только-только стали выбираться из своей комнаты и с трудом держались среди людей. А тут весь двор увидит их полуобнаженными, беременными и неспособными к трансформации!

Чонгук холодел от этой мысли.

Но разве можно поспорить с главой клана?

— Гуки, твоя мать в чем-то права, и мы оба это знаем. Я понимаю, вы были друзьями с Тэхёном и Чимином, но сейчас у тебя один только способ спасти свое положение. Ты должен показать себя старшим супругом.

— Нет, отец. Нет, — Чонгук замотал головой, отказываясь принимать это решение.

— Послушай, — отец схватил его за плечи, сильно, грубо. — Ты имеешь на это право. Никто тебя не осудит. Тэхён должен встать перед тобой на колени, должен признать тебя старшим. Он все понимает, я уверен.

— Он будущий правитель, отец, — почти отчаянно, умоляюще произнес Чонгук. Он не хотел быть тем, кто перечеркнет будущее Тэхёна, кто окончательно втопчет его в грязь и низведет до уровня слуги. Он не сможет этого сделать, не сможет унизить Тэхёна еще сильнее.

— Ты должен это сделать! Правитель знает о твоем праве старшего супруга, он смирился уже с этим, и для Тэхёна — ты единственный шанс вообще остаться в общине на особом положении.

— Но он…

— Думай о себе, Гук, — почти со злостью потребовал отец, встряхнув его за плечи. — Все будут насмехаться над тобой, если ты подчинишься омеге.

Чонгук никогда не чувствовал себя настолько беспомощным и растерянным. Он все понимал. Отец был прав.

— Подумай об этом. Одевайся и выходи с гордо поднятой головой, Чонгук.

Сказав последние напутствия, отец ушел.

Чонгук вновь заметался по комнате, уже оставшись в одиночестве. Его хваленное самообладание летело к чертям. Он мог без проблем справиться с взрослым вампиром или оборотнем, но сейчас чувствовал себя ребенком. В его руках находилась судьба двух омег, судьба будущего Правителя.

Время поджимало. Чонгук разделся, оставив только нижнее белье, и накинул на себя халат. Даже ему было стыдно вот так вот появиться перед толпой народа, каково же должно быть омегам?

А что если они не смогут? Что, если у Тэхёна или Чимина начнется истерика?

Их ведь заставят силой.

Накинут магическую сеть, будто преступникам перед казнью.

Тогда у Чонгука не будет никакого выхода.

И это будет совсем плохо.

Раздался первый горн, гвардейские выстрелы, оповещающие о начале церемонии омовения.

Чонгук стиснул ручку двери и вышел из комнаты. Рядом с ним сразу встали парни из гарнизона, одетые в парадные мундиры, как насмешка, пощечина.

И вместо приятного волнения от первой ступеньки вступления в брак, Чонгук ощущал лишь нарастающее беспокойство. Его провели по мраморной тропинке к огромным купальням, где уже священник начинал обряд, освещая купальню, окруженную густыми кустарниками роз и собравшимися поглазеть жителями общины. До омовения допускались только семьи высших сословий, которые пока вели себя тихо и учтиво, но от их присутствия все равно становилось неуютно.

Чонгук подошел ближе к купальне, поклонился Правителю, что сидел в стороне в тронном кресле, его супруге, разместившейся рядом, и стал ждать. Он держался прямо, уверенно, с непроницаемой маской на лице. Ни одна живая душа не должна догадаться о смятении внутри.

Стоять в одном халате было некомфортно, но омег все не было. Чонгук старался не смотреть в сторону тропинки из белого мрамора, украшенного аркадами цветов. Если омеги вообще не явятся на церемонию, то Чонгуку можно смело пускать себе пулю в лоб или уходить из общины.

В рядах зрителей стали слышны перешептывания.

Волнение грозило уже перерасти в злость.

Но он ждал.

Стойко и смиренно.

Священник озадачено смотрел то на Правителя, то на наполненную водой купальню, усеянную лепестками белых роз, то на Чонгука. И этот растерянный взгляд начинал уже нервировать. Священник явно не знал, как ему теперь быть, ведь все приготовления к церемонии уже были совершены.