Солен вышла из приюта с чувством, близким к удовлетворенности. Место оказалось более приятным, чем она его представляла. Много света, кругом кипит жизнь. Может, в конце концов, не так уж это страшно – один час в неделю посвящать волонтерству? Ну, напишет она несколько писем, только и всего. Зато сможет сказать психиатру: «Я это сделала!» Вполне возможно, эксперимент с волонтерством обойдется ей малой кровью.

К себе в квартиру она вернулась почти налегке. И ночью хорошо спала – безо всяких лекарств.

Однако Солен и представить не могла, что ее ждало впереди.

И вот он наступил, этот день. Первый день работы Солен во Дворце в качестве публичного писателя.

Расписание ее дежурств они составили вместе с директрисой. Она посоветовала Солен делать это вечером по четвергам. Ежедневно в послеобеденное время женщины занимались зумбой[14]. Вечерами в другие дни тоже предлагалось множество мероприятий: уроки живописи, гимнастики, французского языка, пение, йога, компьютерный ликбез или английский. По ее словам, четверг был отличной незанятой нишей.

В первый момент – сработал рефлекс юриста – Солен сказала, что даст согласие после того, как просмотрит свое расписание. Но тут же спохватилась. Да, конечно, четверг ей подходит. Она, правда, удержалась от признания, что все дни теперь ей подходят, поскольку она неделями не знала, чем себя занять. Но ведь каждому известно: чтобы в тебя поверили, очень важно дать понять, что ты – занятой человек.

Этим утром она проснулась очень рано, нервничая от одной мысли, что ей придется осваивать волонтерство в одиночку. Все-таки Леонар совсем ее к этому не подготовил. «Все будет хорошо!» – только и сумел он сказать со свойственной ему восторженностью. И она немного на него сердилась за этот явно притворный оптимизм. Сообщив ему о своем намерении, она, правда, скрыла, что вовсе не уверена, что туда пойдет. Визит в приют, однако, убедил ее в одном: Дворец женщины не имел ничего общего с убогими грязными приютами, которые рисовало ей воображение. Если чего она и боялась, то лишь первого контакта с его обитательницами. Директриса ее предупредила, что не исключено, что сначала к ней отнесутся с недоверием. Нимало не приукрашивая, она набросала ей коллективный портрет приютских женщин. Не для того, чтобы напугать, а чтобы подготовить. У одних имелись серьезные заболевания, проблемы с алкоголем или наркотиками, другие погрязли в долгах. Были среди них бывшие проститутки, правонарушители в процессе реабилитации, были калеки, пострадавшие от тяжелой работы, мигрантки, большую часть своей жизни проведшие в бегах. И абсолютно все на собственной шкуре ощутили, что такое нищета. Всех их коснулись в той или иной мере насилие, безразличие общества. Все они оказались выброшенными на обочину.

Как обычно, Солен явилась вовремя. Нажав кнопку «Для гостей», она переступила порог Дворца. В просторном фойе в конце дня было тихо. Небольшая группа африканок пила чай, сидя в плетеных креслах. Неподалеку от них парочка вела оживленный разговор на непонятном ей языке – волоф или суахили. Возле них, покачиваясь при каждом шажке, по плиточному полу сновал годовалый ребенок в одних носочках.

Солен никак не могла решить, где ей пристроиться. Оглядевшись, она увидела в углу столик с приставленными к нему двумя стульями и уселась на один из них. Она достала из сумки блокнот и свой новехонький ноутбук. Внезапно ей стало стыдно выставлять здесь напоказ свою супермодную технику. Ведь ноутбуки и компьютеры – своего рода показатель обеспеченности. Где-то она читала об исследовании американского ученого, утверждавшего, что только по модели смартфона легко сделать вывод о доходах человека. Разве не было это бестактностью – публично демонстрировать свой уровень жизни? Она прокляла себя за то, что не подумала об этом раньше. У нее мелькнула мысль поскорее убежать отсюда и где-нибудь спрятаться. Но было слишком поздно. Время ее дежурства пошло.

Сидевшие почти рядом африканки разглядывали ее с отрешенным видом. Казалось, они задавались вопросом, что делает здесь эта фря со сверкающим новеньким компьютером и фирменной сумкой? Холл пересекли несколько обитательниц приюта, бросив на нее все тот же равнодушный взгляд. Солен не решилась с ними заговорить и представиться. Из лифта вышла женщина с кучей сумок в руке. Солен узнала ту, что спала на креслах приемной в день ее первого посещения. Она была все так же нагружена, как и в прошлый раз. Незнакомка поискала глазами кого-то в зале. Наверное, она ко мне, это моя первая клиентка, подумалось Солен, и пульс у нее участился. Ничуть не бывало. Женщина подошла к свободной банкетке, расставила сумки возле себя и улеглась. Закрыв глаза, она мгновенно уснула.

Солен занервничала. Шли минуты, одна за одной, а к ней никто не обращался. Тогда она принялась разглядывать холл: стены, отделанные барельефами, и пол, керамическая плитка которого была выложена так, что изображала странный символ – огромную букву S, украшенную двумя перекрещенными мечами, расположенными позади креста, и увенчанную короной. Внизу в виде ленты шла надпись: «Армия спасения». Солен продолжила свои наблюдения. За напольным растением в кадке сидела и вязала женщина с короткой стрижкой, настолько тоненькая и невзрачная, что Солен не сразу ее заметила. Сдвинув к кончику носа маленькие очки, женщина, казалось, была настолько поглощена своим занятием – она вязала свитер английской резинкой, – что ничего вокруг не видела. Спицы ее двигались туда-сюда, но лицо словно застыло, оно не меняло выражения. «Какая странная, – подумала Солен, – будто сделана из картона». Вязальщица словно и не находилась посреди приютского холла, а была в полном одиночестве на необитаемом острове.

Солен уже начала задаваться вопросом, зачем, в самом деле, она здесь торчит? Директрисе следовало бы предупредить своих подопечных о ее приходе. Но, разумеется, та не удосужилась. Или женщины решили над ней поиздеваться? Она рассчитывала на более дружественный прием. Какая пустая трата времени! Здесь она абсолютно никому не нужна.

В холл вошла женщина с кожей цвета черного дерева, нагруженная сумками с продуктами. Задержавшись возле африканок, занятых чаепитием, она обменялась с ними парой фраз и продолжила путь. За ней шла пятилетняя девочка с пакетиком жевательного мармелада в руке. Головку девочки покрывали мелкие косички, украшенные разноцветными бусинками. Глаза ее напоминали гагат. Она посмотрела на Солен с удивлением – похоже, только она одна ее и заметила. Подойдя к Солен без приглашения, девочка остановилась и принялась разглядывать ее костюм, пальто, новенький макбук. А потом вдруг протянула ей конфету, уже наполовину изжеванную. Солен не знала, как ей поступить: она была поражена, и в то же время это ее позабавило. Сделав свое подношение, ребенок догнал мать и исчез в направлении лифтов. Пораженная Солен долго оставалась неподвижной, с конфетой в руке. Первым побуждением было немедленно ее выбросить, однако она не двинулась с места. Это же подарок, сказала она себе. Приветственный дар. Она завернула ее в бумажную салфетку и положила в карман пальто.

Настенные часы показывали почти семь. За время ее дежурства к ней так никто и не подошел. Солен вздохнула. Нулевой результат. Разочарованная, она закрыла ноутбук и убрала блокнот. Так вот, оказывается, каково оно, это волонтерство, призванное помочь ей выкарабкаться из депрессии? Ну не насмешка ли?.. Она уже было поднялась, чтобы уйти, как вдруг показалась пожилая женщина, волочившая за собой сумку на колесиках. Направилась она прямиком к Солен. «Так это вы можете прочесть письма?» – бросила она ей без обиняков, как бросают кость собаке. Говорила она с сильным акцентом – славянским или, может, румынским. Солен, захваченная врасплох, ответила: «Я, наоборот, помогаю писать письма, но, наверное, могу и прочесть…» Женщина полезла в сумку и достала оттуда целую кучу самой разной корреспонденции: конверты со штампами организаций, почтовые открытки, листовки, рекламу. Сумка была набита до краев. Вывалив все это на стол перед носом похолодевшей от ужаса Солен, она сказала: «Прочти. Пожалуйста!»