Я усмехнулся.

– Обойдёмся сегодня без женщин.

– А вина вдосталь и в подвалах маркизы, – добавил бретёр и прищёлкнул пальцами. – Слушай, Филипп! Блондин показал мне один чудесный оружейный магазинчик. Туда как в музей ходить можно!

– Поехали!

Микаэль оказался совершенно прав – ассортимент лавки и в самом деле вызывал завистливое уважение, перемежаемое откровенным восхищением. Помимо разных образчиков клинкового оружия, там были представлены и арбалеты с мушкетами, и даже пистоли, вот у завешенной ими стены я и застрял, поскольку моя видавшая виды пара смотрелась на фоне всего этого великолепия откровенно бледно. Впрочем, даже мысли не возникло обновить свой арсенал, и дело было отнюдь не в заоблачных расценках. Просто сроднился я в некотором роде со своими пистолями, чего уж там.

Приказчик намётанным взглядом определил в нас двух скучающих зевак, а посему просто ходил по пятам словно тень, не утруждая себя расхваливанием образчиков представленного в магазине оружия. Вместе с тем, и слишком уж назойливо он за спиной не сопел, поскольку всё тот же опыт подсказывал, что выгоду может принести и наше бесцельное блуждание по залу. Земля слухами полнится, а мало ли кому мы расскажем об этом замечательном заведении?

Удивительное дело, но без покупок всё же не обошлось. Некоторое время спустя я приметил дамский набор из двух заколок для волос в половину локтя длиной, складного перочинного ножика с рукоятью из апельсинового дерева и миниатюрного кинжальчика. Все эти безделушки были выкованы из мозаичной стали серебристо-синих тонов, отдалённо напоминавших цвет льдистых глаз Марты, а трёхгранные заколки с резными янтарными головками больше напоминали стилеты, нежели аксессуары модниц. Впрочем, придворные красотки – те ещё ядовитые гадюки.

– Мерсанская сталь, – в один миг оказался рядом приказчик. – Работа рольдских мастеров. Здесь и клейма имеются…

– Нет, Филипп! – рассмеялся Микаэль. – Не выбрасывай деньги на ветер!

– Не станет же она ходить на занятия с разделочным ножом, – сказал я, имея в виду Марту.

– Магу ножи ни к чему.

– Ты сам слышал, что сказал? Ножи нужны всем.

Приказчик незамедлительно кивнул.

– Истинно так. Ваша правда, сеньор.

– Сколько?

– Десять талеров.

Я презрительно фыркнул.

– Сбросьте половину и по рукам.

– Немыслимо! Набор попросту уникален!

Микаэль провёл пальцем по краю деревянного ящичка и продемонстрировал приказчику пыль.

– Уникальные вещи продать непросто, а пять талеров – это пять талеров. Пользуйтесь случаем, любезный. Пользуйтесь-пользуйтесь.

В итоге за набор пришлось выложить семь полновесных монет, но я нисколько по этому поводу не переживал. Не последние отдал, в конце-то концов.

– Балуешь ты её, – заметил маэстро Салазар, когда мы вышли на улицу. – Балуешь-балуешь.

– Брось! – отмахнулся я. – В пирамиде без девчонки нам пришлось бы лихо, разве нет? Уве шпагу и пистоль получил, Марте ножи подарю. Такой красотой и человека зарезать приятно.

Бретёр только хрюкнул и никак моё высказывание комментировать не стал, но, как видно, шутку оценил, поскольку больше эту тему не затрагивал.

– Подкаблучник, – лишь пробормотал он негромко, когда мы тронулись в путь.

К нашему возвращению людей у отделения Вселенской комиссии заметно прибавилось, горожане заполонили все соседние улочки и настроены они теперь были куда серьёзней, нежели ещё час назад. На смену беспорядочным крикам и свисту пришло слаженное скандирование, к палкам добавились факелы. Собравшиеся, все как один, требовали покарать арестантов здесь и сейчас, в противном случае угрожая сжечь их прямо в обиталище моих коллег, но пока что от слов к делу перейти никто не решался.

– Ты смотри! – указал вдруг Микаэль куда-то в толпу. – Вон тот лысоватый живчик в кожаном жилете! Смотри!

Я пригляделся и очень быстро заметил мужичка, который явственным образом подзуживал соседей, хлопками ладоней задавал ритм и без промедления разевал пасть, когда выкрики начинали сходить на нет.

– Возьмём в оборот? – предложил маэстро Салазар, не слишком, впрочем, уверенно. – Он же не задарма глотку дерёт, кто-то заплатил.

– Опасно, – засомневался я. – Если что-то пойдёт не так, нас на куски порвут.

– Порвут-порвут, – согласился Микаэль и без промедления выдал на эту тему рифмованное высказывание:

– Давай-ка лучше попробуем его коллег высмотреть, – решил я. – Он ведь точно тут не один такой…

Но понаблюдать за провокатором не вышло; почти сразу с соседней улочки выдвинулся отряд стражи, и загородившиеся щитами крепкие парни принялись раздвигать толпу и выдавливать её с мостовой. Нас оттеснили в какой-то переулок, и некоторое время ничего не происходило, а затем горожане взревели с такой силой, что едва не заложило уши.

– Убийца! Язычник! Смерть! Смерть! Смерть!

Стражники кое-как сдерживали бюргеров, давая проехать процессии с отрядом тяжёлой кавалерии во главе. За верховыми катила карета с символикой Вселенской комиссии на дверцах, дальше в окружении пехотинцев ехала телега с железной клеткой, в которой скорчился школяр. Следом подпрыгивала на неровной брусчатке ещё одна карета, а замыкал шествие отряд вооружённых до зубов ландскнехтов.

В солнцепоклонника летели камни и нечистоты, что-то отскакивало от прутьев решётки, что-то попадало внутрь. Самые рьяные горожане пытались ткнуть школяра палками, но мало кому удавалось проскочить мимо алебардщиков, а брошенный в телегу факел погас в воздухе, словно его опустили в ведро с водой. Помимо ландскнехтов оберегали арестанта и колдуны.

Когда процессия миновала наш переулок, толпа бурлящим потоком повалила следом. Смолкли крики, улица опустела, но поглазеть на казнь ушли отнюдь не все. Памятуя о двух остававшихся в особняке Вселенской комиссии школярах, часть горожан взялась караулить ворота. Надо ли говорить, что примеченный нами лысый живчик вертелся там в компании столь же подозрительных персон?

– Это неспроста, – заметил маэстро Салазар.

– И не говори, – кивнул я и махнул рукой. – Ладно, едем!

Сам не знаю зачем, мы поехали к ратуше. Наверное, просто хотелось оценить, как всё пройдёт. С учётом некоторых уже бросившихся в глаза странностей во время экзекуции могли случиться весьма прелюбопытные эксцессы, но кто бы ни занимался организацией казни, он предусмотрел решительно всё. Эшафот окружало тройное кольцо стражи и сколоченных из бруса загородок; ничуть не менее серьёзная охрана отсекала разгорячённую толпу от ступеней ратуши. Полагаю, дело не обошлось и без шпиков, а в окрестных переулках наверняка дежурили на случай возможных беспорядков отряды ландскнехтов. И потому беспорядков не случилось.

Лошадей пришлось оставить за три квартала на заднем дворе попавшейся по пути таверны. Местный вышибала за небольшое вспоможение взялся приглядеть за ними, и мы со спокойной душой выдвинулись к площади, расталкивая стекавшихся туда зевак. Столпотворение на окрестных улочках царило жутчайшее, и к тому времени, когда подобрались к месту казни, школяра уже ослепили и оскопили, переломали железным прутом руки и ноги. Язычник попытался выкрикнуть что-то вроде «солнце за нас!», но мигом лишился языка, а затем дюжие парни споро прикрутили его верёвками к столбу и начали обкладывать этот кусок мяса вязанками хвороста.

На балконе ратуши вольготно расположился маркграф с присными, там же сидели епископ и маркиза цу Лидорф, компанию которой составлял Мориц Прантл.

– Рыбак далеко пойдёт! – крикнул мне в ухо маэстро Салазар.

Я потянул его за собой, пробрался через толпу к оцеплению и продемонстрировал капралу стражников служебный перстень. Тот кивнул и дал команду пропустить нас на ступени ратуши, где отдельно от черни расположились наиболее родовитые аристократы, преуспевающие купцы, гильдейские старшины, цеховые мастера, нотариусы и некоторые представители учёного сословия, в том числе и мои коллеги.