– «Дудукин . Я изложу вам краткую биографию его, как он мне сам передавал… Ни отца, ни матери он не помнит и не знает, рос и воспитывался он где-то далеко, чуть не на границах Сибири, в доме каких-то бездетных, но достаточных супругов из мира чиновников… Чиновник умер, а вдова его вышла замуж за отставного землемера, пошло бесконечное пьянство, ссоры и драки, в которых прежде всего доставалось ему. Его прогнали в кухню и кормили вместе с прислугой; часто по ночам его выталкивали из дому, и ему приходилось ночевать под открытым небом. А иногда от брани и побоев он и сам уходил и пропадал по неделе, проживал кой-где с поденщиками, нищими и всякими бродягами, и с этого времени, кроме позорной брани, он уж никаких других слов не слыхал от людей. В такой жизни он озлобился и одичал до того, что стал кусаться, как зверь…»

– Хватит! – вдруг оборвал чтение Тишкин.

– Что? – не поняла Катя. – Мне не читать? Но ты же сам просил…

– Просил. А теперь не хочу.

– Ладно, – согласилась Катя. И, приблизившись к дверям, спросила уже меня: – Саш, а тебе тоже не понравилось?

– Не знаю, – сказал я.

Уж больно там все по правде было. Но мы ведь это знали и без книжки. Как пьянствовали вокруг, как материли и гнали нас отовсюду, как мы тоже с нищими и бродягами ночевали. Мы и впрямь были как звери. И по-звериному жили. Даже сейчас, когда слушали Катю… Господи, зачем ей это знать? Для нее все равно эта книжка – только школьная программа!

– Ты вот что, – грубо сказал Тишкин. – Кончай сюда ходить!.. И книжек этих не носи…

Я услышал, как Катя зашуршала бумагой, вырывая страницу, потом сказала:

– Вот. Передай Саше, ладно?

– Ладно, передам, – согласился Тишкин.

Я подождал и окликнул Тишкина:

– Эй, она что, ушла?

– Ушла, – ответил он.– И опять эти… ну слезы…

– Листок мне отдай, который вырвала.

– Зачем? – спросил он каким-то чужим, неприятным голосом. – Все равно это никому не надо.

– Мне надо, – настаивал я.

– А чего тебе там? – вдруг взвился он. – Зачем?! Знала бы она, как нас били и гнали…

– А она-то причем? Она из книжки читала…

– Вот и не надо! Не надо! – крикнул он.

Вообще-то я был с ним согласен, что не надо больше читать. Но листочек я выпросил. Было уже темно. Как ни пытался я разобрать буквы, не получалось. Пришлось терпеть до утра.