– Мы взрослые люди, уважаемый, – произнес банкир. – Давайте называть вещи своими именами. Если кратко, суть предложения сводится к следующему: вы предлагаете мне увеличить мое состояние, и, как я понял, увеличить существенно. А взамен просите, чтобы я помог вам добиться разрешения сжигать людей на кострах. Все верно?
– Можно и так сказать, – кивнул жрец. – Напомню, это не просто сожжение, но великая жертва нашему богу!
Доэйн вернулся, занял свое место и снова налил себе чаю.
– Во-первых, хочу сразу заметить, что королева Лориана никогда на это не пойдет. Даже, если я предложу простить долг короне целиком.
– Можно представить ей наше предложение завуалировано…
– Королева не глупа. К тому же с ней всегда друиды, а они знают ваши обычаи. Во-вторых, я не знаю, что слышал обо мне верховный жрец, но сам я считаю себя человеком долга. И я никогда не пошел бы против совести. В-третьих, мое состояние так велико, именно потому, что, как вы справедливо заметили в начале нашего разговора, я не глуп, мой друг. И прекрасно понимаю, что если много веков мауроны хранили свои знания в тайне, то вовсе не потому, что хотели бы поделиться со мной…
– Ошибаетесь, – возразил жрец, – Мы готовы раскрыть вам тайну.
– Возможно, но вы убьете меня раньше, чем я сумею воспользоваться ею, не так ли? –улыбнулся банкир, поднимая брови. – Нет, уважаемый. Передайте верховному жрецу, что банкир Доэйн честный человек и не признает сделок с совестью. И к тому же, он умен.
Маурон поднялся.
– Это ваше последнее слово?
Доэйн сдержанно кивнул. Жрец, оставшись абсолютно невозмутимым, поблагодарил за чай и направился к выходу. Все та же служанка появилась, чтобы проводить его. В дверях он неожиданно обернулся.
– Ты не так умен, как думаешь, Доэйн, – мрачно заявил он. – Прощай.
Маурон покинул кабинет, прошел через дом, бормоча про себя какие-то ругательства, после чего сразу же покинул замок Лир, отправившись назад на север. А Доэйн остался в своем кабинете, пребывая в задумчивости. Конечно, любопытно было бы взглянуть на источник этого богатства. Но владение им означало бы предательство по отношению к королевскому дому, а Доэйн никогда не пожелал бы стать предателем, да и мауроны не были ему симпатичны. Интересно, как на его месте поступил бы сын? Хольдор в последнее время работает с рвением, он почти все время проводит с книгами и никуда не выходит, что ж, возможно, из него еще и выйдет толк. Банкир чувствовал, что единственный сын побаивается и уважает его, но вряд ли любит. Они никогда не говорили друг другу о любви. Иногда он ощущал грусть, что отношения с Хольдором не сложились, но слишком уж разными они были! Банкир вздохнул. Еще столько работы, нужно обязательно провести несколько встреч… Почему-то он вдруг почувствовал усталость, а ведь еще только середина дня! Наверное, это подкрадывается старость…
Он опустился в кресло, закрыл глаза, намереваясь несколько минут отдохнуть, но усталость не проходила, напротив, она становилась все сильнее и сильнее, веки тяжелели, глаза закрывались сами собой. Он погрузился в сон, но спустя несколько минут проснулся, банкир был человеком долга, он не мог забыть про запланированные встречи. Поэтому он попытался встать, но вдруг обнаружил, что ноги не слушаются его, а сердце бешено колотится, он попробовал руками опереться на ручки кресла, но и они не повиновались. Тогда Доэйн решил позвать на помощь, но лишь беззвучно пошевелил губами. И он понял, что не расслышал в словах маурона угрозы. Жрец что-то сделал со мной, подумал он, а в следующую секунду сознание покинуло его. Так и нашли его слуги. Они немедленно перенесли тело на кровать и послали за Хольдором и Шильдой. Молодого человека не было дома, а Шильда прибежала сразу же. Она вскрикнула от ужаса, подбежала к хозяину, взяла его влажную холодную руку в свою, коснулась лба, понимая, что тот уже не может пошевелиться, но все еще остается живым. Как долго это продлится? Шильде было очевидно, что старый банкир умирает. Это странно, ведь еще утром он был совершенно здоров! Шильда провела руками по грудной клетке – нет, сердце в порядке, потом ее руки опустились к животу Доэйна – все органы работают нормально, медленно, но нормально. С замиранием она провела ладонью вдоль позвоночника, в ее голове словно молотком стучала мысль: Хольдор скажет, что я не уберегла отца, скажет, что не уберегла! Она коснулась рукой его лба, прислушалась. Но и мозг в полном порядке. Как и сосуды, как и кровь.
– Ничего не понимаю, – пробормотала она, – Он совершенно здоров…
– Он умирает, – возразила служанка. – Разве ты не видишь, какой же ты лекарь!
Девушка задумалась, сжала виски банкира руками и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Внезапно она ощутила сильный глухой удар, как будто бы вихрь черной энергии ворвался в нее, и на миг ей вспомнились рассказы о Килломаре, что она слышала от матери в далеком детстве.
– Может, это яд? – спросила, между тем, служанка. – Он пил чай со своим гостем, тот мог что-то подсыпать…
– Это проклятье, – тихо сказала Шильда.
– Я слышала, как тот человек что-то бормотал, когда выходил, и он был из мауронов! – служанка испуганно прижала руку ко рту, – Ой, как страшно! Он умрет?
– Да, – коротко ответила Шильда, и в это время вошел бледный, как полотно, Хольдор.
С криком «Отец, отец!» он бросился к банкиру, опустился на колени у кровати, сжав его руку, в то время как слуги оставили молодого Доэйна наедине с отцом и знахаркой.
– Что с ним? – он взволнованно поднял глаза на Шильду, – Ты ведь вылечишь его?
– Это проклятье маурона, – Шильда печально покачала головой. – Его нельзя убрать, оно смертельно.
– Ты же лучшая знахарка! – с возмущением воскликнул мужчина, – Ты клялась, что будешь защищать меня и отца, но не прошло и нескольких недель, как ты пришла в этот дом, и уже отказываешься от своих слов!
– Простите меня, – тихо ответила Шильда, – Я бы сделала все. Но это не в моих силах…
Доэйн снова взглянул на отца, и Шильду поразила боль, мелькнувшая в его взгляде, она и не подозревала, что сын так привязан к банкиру!
Доэйн поднялся, отошел к окну, в то время как девушка дотронулась до руки умирающего и поняла, что она стала холоднее, пульс различался еле-еле. Еще час, не больше.
– Мой отец был строг и суров со мной, – произнес вдруг глухим голосом Хольдор. Он говорил, не оборачиваясь, – Он считал меня разочарованием и не мог гордиться мной. Мы были слишком разными, он многое запрещал мне, и, видит бог, нередко я мечтал вырваться на свободу, покончить с семейными узами! Потому и ушел к эльфам. Но, несмотря на все, он мне очень дорог, Шильда. Дороже, чем ты можешь себе представить. Дороже, чем мог представить я. На самом деле я всегда мечтал быть таким, как он. Я страдал от того, что не похож на него. Многие считали моего отца жадным любителем выгоды. На самом деле он был человеком долга. Он столько сделал для меня, я для него – ничего. И вот сегодня, ты опять говоришь, что мы не можем спасти его жизнь, что он умирает…
– Не можем, – тихо подтвердила Шильда. – Он умирает.
Хольдор повернулся и посмотрел в глаза девушки. В красивые глаза на уродливом лице.
– Если вернешь отца к жизни, если он снова станет здоровым, я женюсь на тебе, – сказал вдруг он.
– Что? – Шильда не поверила своим ушам. Что он говорит, не ослышалась ли она? На ее щеках вспыхнул румянец.
– Я сказал, что возьму тебя в жены, если ты спасешь отца, – повторил он.
– Но я не могу… Я не умею возвращать проклятья.
– А ты попробуй, – с этими словами молодой Доэйн вышел из комнаты.
Несколько секунд Шильда стояла, словно пораженная громом, а потом вдруг поняла, что сейчас в эту самую минуту рука судьбы протягивает ей шанс, который она не может, не должна упустить! Больше он никогда уже не предложит подобного!
В ее памяти внезапно возникли все знания, которые передали фэйри, словно страницу за страницей кто-то листал перед ней невидимую книгу, и девушка бросилась к старику и принялась шептать заклинания. Потом она взяла длинный серебряный нож, сделала надрез на его руке, а потом на своей, и соединила их. Это был сложный обряд и очень опасный, она рисковала своей жизнью, но ради любви Хольдора она должна рискнуть!
