- Думай! И я думать буду, - сказала Катя, поцеловала мужа в щеку, прижалась к нему. - Пошла, не скучай, если придёт, не досаждай расспросами, а то, боюсь, совсем уйдёт. Если вдвоём Сергей с Юлей придут, накорми, будь ласковее с ними.
- Я всегда нормальный, это ты поругаться любишь.
- Так по делу же! Господи, за что такая беда? Мало Лены! Теперь спасать Серёжу надо! А он без Юли никуда.
- Были бы деньги...
- С деньгами и дурак выход найдёт. Пошла!
Екатерина вышла из подъезда, на лавочке сидели старушки. "Сама такая же, а о них как о старушках думаю", - усмехнулась Катя. - "Мне шестьдесят пять, а им семьдесят! Гоню от себя старость, а она на лице написана".
Поздоровалась. Женщины ответили. Евдокия Петровна с четвёртого этажа поинтересовалась:
- Катюша, не знаешь, чего ребята сегодня замышляют?
- Какие ребята?
- Не из нашего двора, из того дома и что на Гоголя. На углу человек пятнадцать стояло долго, говорили, руками размахивали.
- Наверное, думали, где на дозу найти?
- Нет, они не употребляют, из противников...
- Сергея там не было?
- Не было! Ребята пошли к центру...
Катя ускорила шаг, хотелось посмотреть на ребят. Евдокия Петровна отличалась необыкновенной интуицией, если что говорила, то сбывалось. Она сказала: "Замышляют что-то".
Молодые люди стояли на площади.
Екатерина знала их: "Господи! Что делают, полиция сейчас заберёт". Катя ускорила шаг, увидела, что двое держат в руках лист ватмана, на котором написано: "Нет наркотикам!" А ещё двое такой же лист, где написано: "Власть, поддерживает наркодилеров!". Стояли напротив здания администрации города.
- Уходите! Посадят! Мало горя матерям! - она стала кричать и расталкивать их руками. - Вы, дураки, вам по семнадцать лет. Не понимаете, судьбу свою сломаете. Им, такие как вы, сейчас и нужны. Припишут экстремизм, посадят, галочку в отчёте поставят. Уходите! Иначе лягу на землю, и буду лежать. Вы ничего о жизни не знаете. Все повязаны: власть, полиция, наркодилеры. Идите! Должен народ подняться, не вы, семнадцатилетние, а настоящие мужики.
- Тётя Катя, нельзя молчать...
- Я сказала, уходите, вон уже едут две полицейские машины, уходите, чтобы не видели вас. И отдайте мне свои плакаты, - она стала рвать их на куски. Не очень поддавался ватман, руки тряслись, разорвала, как смогла. Ребята убежали до приезда полиции.
Подъехала полиция, Катя не успела уйти, на земле валялись разорванные, смятые листы.
- Гражданка! Что вы здесь делаете? - спросил толстый майор.
- Я, Егор, ничего не делаю, - ответила Екатерина. - Мусор хочу с площади убрать, плохо убирать стали. Она давно знала Егора. Он учился в одном классе с её младшей дочерью Леной. Все знали, что он прикрывает известного в городе наркодилера.
- Не узнал меня, Егор?
- Узнал, узнал... Просто так стоите?
- А как можно стоять?
- Посмотрим, что за мусор? - майор дал команду, чтобы подобрали листы. Два молоденьких милиционера бросились подбирать обрывки.
- Ну что, удастся прочитать этот мусор? - спросил майор. - Давайте соберите всё до клочка в мешок, в отделении разберёмся.
- Зачем? - поинтересовалась Екатерина.
- Это наше дело. Экстремизм у нас не пройдёт. А вам, тётя Катя, посоветую в следующий раз не рвать важные улики.
- Егор! Какие улики, не преувеличивай!
- Я при исполнении, не Егор я вам. Смотрите, как бы чего не вышло. Дочь уже сидит, очередь за внуком, - он резко повернулся и пошёл к машине, два милиционера пошли за ним.
Екатерина вздохнула с облегчением. За себя не боялась, пожила своё, но в голове застряла фраза майора о внуке. "Чего это он грозится. Сергей общественный порядок не нарушал ни разу. Господи! Обложили, надо немедленно что-то решать".
По инерции она пошла по площади в сторону, куда уехали две полицейские машины, потом спохватилась, вернулась на площадь, где всегда было много голубей. Только достала пакет с пшеном, как голуби стали к ней подлетать. Они совсем не боялись людей, многие горожане подкармливали их. Она сыпала пшено, погружённая в свои невесёлые мысли, не сразу заметила, что один голубь стоит поодаль от других, никак не решится подойти к пище. И хочет, но боится. Тогда Екатерина бросила горсть пшена ему, но тут же налетели другие. "Давай, не бойся, я же тебе сыплю. Будешь так себя вести, умрёшь от голода, надо своё право на жизнь отстаивать", - говорила она голубю. Катя считала всех птиц небесными созданиями. Её удивляло, что они летают, находят путь. Знала, что у них от рождения так устроено, но именно птицы казались ей самыми божественными созданиями. Голубь так и стоял поодаль, перебирая лапками, только начинал приближаться к пище, как какой-нибудь собрат отгонял, и он отлетал на ещё большее расстояние от еды. "Бедолага! Никак тебя не накормить! Всё, как в человеческой жизни, есть изгои, им от барского пирога не перепадает. Прямо про Россию! Элита всё клюёт и клюёт, уже переварить заграбастанного не может, но чужого не подпустит. А чужой - это народ. Какой ты, однако, трусливый! Ни в этой стае, так в другой найдёшь друзей, не бойся оторваться от них, они тебя голодом замучают. Лети, ищи другую жизнь!" - сказала Катя и бросила последнюю горсть пшена боязливому голубю.
По дороге домой надумала, что делать.
