– нет. Просто ремень поменял – Кирилл внимательно смотрел на Василия Николаевича.

– ты еще масло поменяй и колодки тормозные проверь, – как ни в чем не бывало предложил прежний водитель – я перед тем как увольняться, слышал скрип в колодках. Поменяй на всякий случай.

– хорошо. – успокоившись, согласился Кирилл и по-свойски спросил – а вы чего уволились? Платили мало?

Василий Николаевич пожал плечами

– да что там. Нормально. Платили нормально. Все бы ничего. Я бы и не уволился сам.

– вас уволили?

– нет. Вернее там такая ситуация вышла, что мне пришлось уйти.

Жена Василия Николаевича перестала нарезать морковь и отодвинула от себя нож и тарелку, и недовольно поправила своего мужа.

– сам виноват – говорила она – послушался эту фурию, племянницу свою, пошел на поводу. А теперь что?

– ну не начинай – попросил он супругу.

– что не начинай. – она уже не на шутку разошлась – только жить начали. Пенсию перестали за доходы считать. Что забыл? Ты когда у Анастасии Андреевны работал, мы пенсию вообще с карточек не снимали. Хорошо она платила. И нам с тобой хватало и внукам подарки делали и я весь гардероб себе успела поменять.

– не в гардеробе счастье – опрометчиво поправил Василий Николаевич.

– конечно – зло фыркнула на него супруга – не в гардеробе, а в тех деньгах, что ты прошлый год получал. Нет же эта прохвостка ему говорит – иди потребуй повышения зарплаты – он и пошел, даже меня не спросил. И что в итоге? Ее там не жалуют – она же разлучница. Так и этот еще капризы свои начал показывать. А Анастасия Андреевна ему правильно сказала, «если вас это не устраивает – то вам не надо у меня работать». И правильно сделала. И он ушел. Пришлось уйти.

– ну если правильно, что ж ты ругаешься.

– а ты больше Ирку слушай.

– а Ирина это няня? Она ваша племянница? – спросил Кирилл.

– племянница – ответила женщина за своего супруга – она ему, дядечке своему, год назад помогла – устроила к своей однокласснице на работу водителем. Все хорошо. Анастасия Андреевна его даже не уволила, когда Ирка мужа ее увела. Так нет, месяц назад пришла и давай на него давить, чтоб повышения зарплаты требовал.

– ни чего она на меня не давила.

– защищай, защищай ее. Больше некого защищать? Про внуков бы подумал. Не давила она на него – она махнула рукой на мужа и повернулась к Кириллу – это меня дома не было. Я бы его не пустила требовать. Старый балбес. Иринка там нашкодничала, так еще и нам свинью подложила.

– ну чего ты? – вяло сопротивлялся Василий Николаевич. – она же не знала. Она как лучше хотела.

– ой- устало махнула она на мужа она всегда как лучше хочет. И только свои цели преследует.

Всю дорогу обратно он задавал себе вопросы, на которые не мог сам ответить. Но поразмышлять стоило. Что-то тут не так с этим ремнем. Стоит ли говорить об этом ремне Анастасии Андреевне? Не понятно мог ли кто надрезать ремень? Для чего? Чтоб она убилась во время поездки? Когда он говорил Василию Николаевичу о том, что заменил ремень, то внимательно наблюдал за реакцией бывшего водителя. И по его ответу, Кирилл понял, что тот не желал зла своей хозяйке и не держал на нее зла за увольнение. Он наоборот предложил новому водителю еще и тормоза проверить. Если ремень на самом деле надрезан, то напрашивается следующий вопрос – А кому это надо? Да кому угодно.

Он ничего о ней не знает. Не знает, какая она на самом деле. То, что она совсем не такая, как хочет казаться на людях – это ясно и без сомнений. Он не знает о ее семье. Где ее муж? Бросил? Разошлись? Или развелись? Где он сейчас? Она такая общественная личность, о которой постоянно пишут газеты и журналы, но пишут все что угодно, но ничего личного, только поверхностная информация. Что он о ней и ее семье знает из средств массовой информации?

Он стал вспоминать, что читал о ней. Писать стала в свободное от работы время. Писать стала сразу хорошо. Тра тата, ля, ля, ля, и тд и тп. Одно и тоже. Одинаковыми словами и фразами. Ее сразу опубликовали в издательстве и полюбили в народе. В издательстве ее тоже полюбили – это он и сам уже мог сказать, без СМИ. Писали про семью, есть муж и дети. Значит информация о том, что она уже не живет с мужем, еще не просочилась к журналистам. Интересно, как давно она с ним не живет? Писали, что она была замешана в каком – то уголовном деле, но информация не подтвердилась и ее посчитали слухом. А на самом деле просто кому – то очень выгодно было спрятать это уголовное дело и «посчитать его слухом». А какое уголовное дело? И с чем это связано? Так все и замяли. Живет за городом – не любит суету и социально застенчива – но это правда, он уже заметил. Не любит светиться на людях и телевизионных передачах. А кем она раньше работала? Этого он точно нигде не читал. Не писали об этом. Как она раньше жила? До того как стать знаменитой писательницей? Была обеспеченная наследница какого- то американского миллиардера или бедствовала со своим мужем и детьми?

Кирилл медленно въехал в ворота загородного поселка и не спеша поехал по улице. Воскресенье – суетливый день недели – все уже потихоньку начинают разъезжаться из поселка в город, остаются только местные и отпускники.

Американского миллиардера скорей всего нет, а вот детки ее родились когда она уже писать начала.

И что ему теперь делать? Говорить про ремень?

Он въехал во двор, пожалел, что не заехал на мойку, но не расстроился – можно ведь и самому помыть машину, тем более в его обязанности входит полностью смотреть и ухаживать за машиной. Он остановил машину возле колонки и пошел в гараж за моющими средствами и тряпками, все никак не понимая, стоит ли раньше времени пугать Настю и говорить про этот поврежденный ремень. Хотя ремень мог и просто порваться. И тогда нет смысла мутить чистую воду – решил он.

***

Она в окошко своей комнаты с интересом наблюдала, как он моет и натирает ее машину.

Если бы не было все так грустно, то было бы эротично.

Она хмыкнула сама себе, задернула штору, чтоб отгородиться от Кирилла и от мыслей о нем, хоть даже такой нежной и тонкой материей. Но тонкая штора ее отгородила только от солнечного света, но не от мыслей о Кирилле.

– Ну вот. Пропала. – сама себе говорила она – и чего тебя к нему потянуло? Одним днем живешь? Теперь что делать будешь? Избегать? А как? Сильно не спрячешься. Особенно в машине. Может заболеть? Это проявление слабости. Нужно с ним как-то поговорить и поставить все точки над ё. Нужно ему как-то сказать, что это было минутное влечение и что оно уже прошло.

Она опять подошла к окну и немного приоткрыла тюль. Кирилл натирал воском капот, металл заблестел и заиграл. Кирилл не был спортивным качком, не было в нем косой сажени в торсе, но в его руках чувствовалась сила, это она заметила вчера вечером на диване.

Она поморщилась от стыда содеянного.

– ну я же взрослая женщина – стала оправдывать она себя – почти не замужем. Почему мне должно быть стыдно от влечения к мужчине? Тем более к такому красивому и мужественному. Почему бы и нет.

Она отошла от окна, чтоб он ее не заметил и села за стол, и даже включила компьютер.

– нет. Точно нет. Это не может так продолжаться. Семьи и детей у него нет, но это же не оправдывает меня. А я веду себя как похотливая разведенка. Нет. Так нельзя.

Она категорически запретила себе даже думать о Кирилле как о мужчине нежном, и в тоже время властном, о таком, как он себя показал вчера вечером на диване. С этой секунды он для нее водитель и только. Как и был до вчерашнего дня.

– а не то будет горе – пессимистично заверила она себя.

Говорить она ему точно ничего не будет и объяснять не будет. Не сможет. Тогда он должен как-то сам все понять. А может он уже все понял?

А может, у него было такое же минутное влечение, как говорится, не обязывающее к продолжению.

Она открыла программу и решила не затягивать до понедельника, а начать сегодня написание нового романа. А чего бы и не начать, тем более он давно сидит у нее в голове. Она стала печатать и это ее отвлекло от мыслей о Кирилле. Ее всегда герои и сюжеты отвлекали от повседневной жизни и навязчивых вопросов.