Кристофер снова поднял глаза к зеркалу, чтобы изучить лицо. Вынырнув из-под непослушных прядей волнистых каштановых волос, его взгляд скользнул по благородному гладкому лбу, на миг зацепился за острые, словно высеченные из мрамора, скулы и скатился по прямому носу со слегка вздёрнутым кончиком и мягко вылепленными ноздрями, к высоко прочерченным полным губам.

Самым интересным в его лице были глаза – глубоко посаженные, под густыми резкими бровями. Продолговатые и вытянутые к вискам, очень светлые, почти прозрачные, с черными точками зрачков, они показались ему не вполне человеческими. Пронзительные, следящие, настороженные. Глаза змеи. При этом в целом его лицо имело какое-то неуловимо ребяческое выражение, так что, если не заглядывать в глаза, можно было навскидку дать ему на десяток лет меньше.

Вчерашний ангел ещё ничего не знал о человеческой красоте, но то, что он видел в отражении зеркала, ему несомненно нравилось.

Тёплая кожа, бьющееся сердце. Он провёл рукой по волосам – мягкие завитки защекотали пальцы. Сердце Кристофера наполнилось ликованием: он стал человеком! Настоящим человеком, из плоти и крови.

Повинуясь внутреннему зову, Кристофер зашёл в душевую кабину и отвернул краны. На него хлынула тёплая вода, вызывая в нем блаженное чувство неги. Привычными жестами он брал с полочек гель для душа, шампунь, мыло. Купаться было бесконечно приятно. Вымывшись, Кристофер вытерся полотенцем и снова надолго замер у зеркала. Человеческое тело. Как восхитительно было привыкать к нему.

Когда он пользовался кремом после бритья, входная дверь хлопнула, и раздался женский голос:

– Мистер Дойл, это Джулия. Я пришла!

– Да, Джулия, проходи! – выкрикнул в ответ Кристофер и вздрогнул от тембра собственного голоса. Хотя он представления не имел, кто такая Джулия, но будто внутренний информатор сообщил ему, что она – горничная, которая прибирается в доме и готовит еду.

«Первым настоящим человеком, которого мне суждено увидеть, будет дочерь Евы. Женщина!» – вдруг вспыхнуло в его мозгу. Едва справляясь с любопытством, Дойл накинул на себя халат и выскочил из ванной.

Джулия выкладывала из бумажных пакетов купленные продукты, когда, скользя на начищенном паркете, он вихрем влетел в кухню и резко остановился в дверном проёме.

Хотя Кристофер представления не имел, как выглядят женщины, он все же ощутил весьма жгучее разочарование. Джулия была низенькой, почти квадратной женщиной лет пятидесяти, с крашенными в цвет красного дерева, высоко взбитыми волосами и в узеньких очках, по бокам которых свисали цветные шнурки. Она улыбнулась и спросила с сильным испанским акцентом:

– Мистер Дойл, сегодня вы хотите что-то особенное на ужин?

Он растерянно пожал плечами:

– Нет, ничего такого…

Он замолчал, только пристально наблюдал за вознёй Джулии на кухне. Каждое её движение завораживало его.

Она время от времени кидала на него недоуменные взгляды, ведь он так и продолжал стоять в дверном проёме в полураспахнутом халате. Наконец, Джулия не вытерпела, захлопнула дверь холодильника и взглянула на него в упор:

– С вами все в порядке, Кристофер? Вы какой-то странный…

– Нет, все отлично! – опомнился он. – Чудесно. Просто прекрасно. А вы… – он замешкался, не зная, что сказать, – были здесь вчера?

Джулия в изумлении вскинула брови:

– Конечно! Целый день. Я готовила вам мой фирменный гуакамоле и пончики в шоколаде. Потом выяснилось, что вы не едите пончиков. Вы еще сделали мне комплимент, сказали, что мне идет синий цвет. Потом я помогала вам раскладывать вещи, и вы накричали на меня, когда я уронила ваш ноутбук. Мне даже с сердцем плохо стало. Вы что, позабыли? Вы приболели? Может, вызвать вам врача? – Джулия испытующе взглянула на него поверх очков.

– Нет-нет, я все прекрасно помню… – Кристофер нервно сглотнул и почувствовал, как стиснулись его губы.

– Вы уверены? Вы точно здоровы?

– Уверяю вас, Джулия, все в полном порядке.

– Тогда простите, сэр, я начну работать. Я приготовлю вам перцы риенно, кесадию с цыплёнком и каре ягнёнка со специями, вы не возражаете?

– Нет-нет, не возражаю. Делайте, что хотите. Пожалуйста, – отрывисто отозвался он и выбежал из кухни. Он услышал, как вслед Джулия недовольно пробурчала: «Англичане…»

Значит, его история началась не сегодня. У него есть прошлое… А как его узнать? И надо ли?

Кристофер задержался у зеркала в прихожей, где с интересом разглядывал своё новое лицо. Затем – у зеркала в обширной гардеробной. Он надел голубые джинсы, приятно хрустящую белую сорочку и парусиновые кеды. На руку ему словно сами прыгнули громко тикающие тяжёлые часы с ремешком из крокодиловой кожи.

В прихожей ждал ключ с металлической кругляшкой на брелоке и черные очки в титановой оправе. Он кинул ключ в карман, надел очки, открыл входную дверь и оказался в коридоре, устланном ковровой дорожкой и заставленном кадками с цветами. Обратил внимание на массивную дверь квартиры напротив: она была сделана из лакированного тёмного дерева, с большой медной ручкой в виде львиной головы.

Кристофер спустился вниз и, выходя из лифта, столкнулся с хорошо одетым блондином лет сорока, чьи яркие синие глаза на загорелом лице привлекали невольное внимание. Мужчина улыбнулся, извиняясь, с любопытством взглянул на Дойла и зашёл в лифт.

Вскоре Кристофер сел в серый «Порше» с открытой крышей и не без волнения выехал на парящие раскалённым асфальтом улицы Лос-Анджелеса.

Горячий воздух бульвара Уилшир был насыщен запахами близкого океана, гретой резины автомобильных шин, и кофе. Ряды автомобилей стремительно неслись вдоль прямых улиц с узкими тротуарами, на которых не было видно ни одного пешехода. Кристофер чувствовал себя на удивление уверенно за рулем. Система навигации исправно подсказывала ему правильный путь, но он и без этого устройства прекрасно ориентировался. Должно быть, в неизвестном ему прошлом Кристофер не раз наведывался в Лос-Анджелес из Лондона. Не к Джону Плейфорду ли?

Высокое солнце отражалось в стеклянных облицовках зданий, которые, пока бульвар Уилшир сползал к океану, теряли высоту и всё теснее жались к земле; вскоре место высоток заняли одноэтажные коробки кафе, офисов, маникюрных салонов и магазинов. Дойл съехал на Сан-Висенте, затем повернул налево на Банди и продолжил свой путь в Санта-Монику по Монтане – улице уютной и даже немного богемной. Здесь было куда меньше автомобилей и много людей. Ему приходилось то и дело останавливаться, чтобы пропустить старушек с надменными собачками, длинноволосых девушек, на ходу прихлебывающих кофе, с разным цветом кожи, но почти всегда в овчинных сапожках на босых стройных ногах; и загорелых молодых бегунов в трусах, темных очках и с непременными проигрывателями, приклеенными чехлами к тренированным бицепсам. И пока они проходили, пробегали, ковыляли мимо, Кристофер жадно разглядывал их. Он не мог насытить свой взор видом людей во всем их многообразии. Время от времени какие-нибудь девушки, проходящие или проезжающие мимо на своих кабриолетах, махали ему рукой и озаряли его ослепительными улыбками. И тогда сердце замирало, он улыбался в ответ, но до смерти боялся, что они попытаются завязать разговор.

Наконец он свернул на Вторую улицу, достиг «Санта-Моника-Плейс», где на бесплатной трехчасовой стоянке оставил свой «Порше». Он не спеша прошел через пассажи торгового центра, глядя на людей, которые сновали взад и вперед с цветными пакетами; насыпал себе конфет на полдоллара из автомата; взял сэндвич в кафе. Некоторое время он неподвижно сидел за столиком. Сэндвич лежал нетронутым на пластиковой тарелке, а люди быстро шли мимо, уткнувшись в экранчики мобильных телефонов; они едва замечали друг друга. В целом, люди были красивы, особенно женщины; иногда даже слишком, что заставляло его сердце биться чаще. На него никто не обращал особого внимания, и сейчас ему самому все труднее верилось, что буквально миг назад он был совершенно иной сущностью.