Провинциальный драмтеатр, съехавший в угоду почтеннейшей публике к фарсу на грани приличий - не бог весть что, но в перерыве для посетителей ложи подавали шампанское, и потому действие второго акта было явно более живым, а местами даже захватывающим. Актёры играли, шампанское кружило голову. Ах, хорошо!
Так начались их отношения. Поначалу совершенно приятельские, ни к чему не обязывающие. Обоих это устраивало. Илья красиво ухаживал. Приходя на встречу усталым от дневных дел, он всегда выглядел и вёл себя безупречно, обволакивая вниманием, но нигде не переступая черты, за которой опека оборачивается навязчивостью. И всегда эта его фирменная нордическая отстранённость.
С некоторых пор он стал дарить розы. Приносил на свидание только одну, но обязательно совершенную, с длинным стеблем, живыми листочками, и полураскрывшимся нежным цветком розового или алого цвета. Розой можно было любоваться долго, что Алёна и делала, а потом, не в силах кинуть увядающую красоту в мусорное ведро, засушивала и помещала в широкогорлую керамическую вазу, собирая своеобразный букет развивающегося знакомства.
Когда Илья пригласил её зайти в гости на кофе, Алёна уже примерно знала, что может увидеть. Квартира ещё хранила исчезающие следы заботливой женской руки, но холостяцкий стиль жизни уже доминировал. Фигурки на полках покрылись пылью, гардины просили стирки, а посреди зала, на двухцветном, в тон стенам, ковре, громоздилась наклонная скамья и валялись гантели. Алёна поняла о хозяине квартиры всё -- его недалёкое прошлое, и настоящее. А также возможное своё близкое будущее. Кофе оказался в самом деле хорош. Мелкого помола, с едва уловимым запахом миндаля. Илья варил его в медной турке, и аккуратно разливал по тонкостенным маленьким чашечкам. Был ещё купленный в кафе на вынос тирамису, и французский коньяк, от которого Алёна вежливо отказалась, и привезённый Ильёй из турпоездки "Бэйлис", и возможность уйти... И приглушённый свет спальни, и графитово блестящие простыни, холодившие тело.
После новогодних праздников отправились на Красное море. Илья увлёкся дайвингом, неожиданно почувствовав -- это его. Спокойное плавание в молчаливой голубой толще, причудливые обитатели которой заняты своей, понятной им одним жизнью. А у Алёны никак не получалось правильно задержать дыхание. Ей становилось не по себе от одной только мысли оказаться отрезанной от живого воздуха атмосферы. Для обычного купания вода была чересчур холодна, и пока Илья плавал, Алёна гуляла, наслаждаясь совершенно апрельскими ощущениями ветра, солнца, цветов.
Их совместная жизнь протекала размеренно. Илья сменил почти новую "Шкоду" на совсем новый "Фольксваген". Алёна уволилась, взяв на себя заботы по дому, стала ходить в фитнес-клуб -- йога, пилатес. Ей, привыкшей быть днями среди людей, не хватало общения. Хотела взять у знакомых породистого котёнка, "перса", но Илья запростестовал: "Обдерёт мебель!" И предложил взамен: "Может, аквариум? У меня в детстве был, круглый."
Так прошёл год, и два, и три, и пять свободного союза двух свободных людей, который называют гражданским браком. Они укротили время, замкнув прямую событий в кольцо вечного возвращения. Даже своенравное отражение в зеркале смирилось, повинуясь разумной организованности бытия.
Только встречая на улице подросших соседских детей, Алёна вспоминала -- время обязательно отомстит. И тело, которое вот лишь недавно могло, вдруг уже окончательно и бесповоротно не сможет. Высохнет как безупречная роза в керамической вазе с широким горлом.
Тема эта была между ними табу. Детей Илья не любил, раз и навсегда прервав разговор так, что Алёна оторопела:
-- Я эмоциональный урод. Калека. Не хочу уродов плодить.
Но из глубины холодных голубых глаз вдруг выглянул маленький мальчик, сидящий на полу возле аквариума с золотыми рыбками. И нестерпимо, до боли, до слёз захотелось обнять его, прижать к себе, погладить по головке, утешить, и сказать что всё обязательно будет хорошо. Сделать это сейчас было никак невозможно, поэтому Алёна просто ткнулась лицом в грудь Ильи, а он деревянным движением сомкнул вокруг неё руки, будто бы согревая. Только это не он согревал её.
А потом кольцо дало трещину. На рынок, где работал Илья, пришли крупные игроки. Вездесущие сети, со своими каналами, отлаженной логистикой, и совершенно убойными для мелких оптовиков ценами. Отдельчики, куда Илья поставлял товар, закрывались один за другим. Доход падал. Нужно было перестраивать бизнес. Илья держал маленькую торговую точку, на бойком вроде бы месте, но она совершенно не приносила дохода. Всё уходило на оплату аренды, да на заработок продавца, которым был школьный приятель, когда-то моливший о помощи: "Выручай - денег нет, работы тоже, семью кормить нечем". Вот Илья и поставил его на точку, а теперь чуть ли не предателем себя чувствовал. Бизнес есть бизнес, конечно, а как-то не по-человечески выходит. Всё мучился, думал -- как сказать? Как подсластить горькую пилюлю? Хотел даже домой на чай пригласить, как-бы по старой памяти. Но продавец неприятную новость воспринял спокойно. И даже будто обрадовался. Илья подумал: "Вот молодец мужик, видимо сам понимает, что не по силам мне его содержать больше". С облегчением закрыл аренду, вывез остатки товара, удивившись в очередной раз низким спросом, и лишь через две недели, приводя документы в порядок, заподозрил неладное.
Нанятый аудитор тут же раскрыл нехитрую схему -- продавец не торговал товаром патрона. С немалой прибылью он продавал свой, заключив в обход благодетеля договора с теми же поставщиками. А теперь уже и аренда была на него оформлена.
В тот вечер Илья не пришёл домой вовремя. Поначалу Алёна не сильно встревожилась, но оборвав телефон, монотонно бубнивший об отсутствии абонента в сети, уже не могла найти себе места. Несчастный случай? Авария? Батарейка в мобильнике села? Несколько раз был согрет, и несколько раз остыл приготовленный ужин. Кусок в горло не лез. Выходит, любит она его? Нет? Но почему же тогда так тревожно и страшно за этого холодного... и родного ей человека? Всплывшая в сознании фраза "обзванивать больницы и морги" пугала невообразимой дикостью. Вконец измученная, заснула в кресле под не выключенным торшером.
Илья вернулся под утро. Трезв, как обычно спокоен, и лишь до чрезвычайности бледен. "Был на работе. Думал." - исчерпывающий ответ, который переварить умом невозможно. Только "понять и простить", как советуют глумливые автомобильные надписи. Алёна простила, но не поняла.
Через месяц итогом ночных раздумий прозвучал марш Мендельсона в пустом зале ЗАГСа. "Не предам" - сказало тоненькое золотое колечко с бриллиантовыми искорками, плотно севшее на безымянный палец правой руки. Знакомые, ошеломлённые новостью, шутили про "подпольный брак", и усмехались: "Алёнка Илюху измором взяла".
