"Вонючка" в сирен не верил и в Тулу поехал со своим "самоваром" красивой девятнадцатилетней "телкой". Ноги у "телки" были такой длины и красоты, что видавшие виды телохранители даже удивились.

"Вонючка" с красоткой расположился на заднем сиденье, там же устроился один охранник, второй сел рядом с водителем, следом за головным "мерседесом" двинулся второй, поменьше - с охраной.

Головной "мерседес" проехал всего ничего, метров сорок, когда под днищем его вдруг распласталось яркое желтое пламя, легло на асфальт по всей ширине улицы, затем края простыни приподнялись и словно бы обернули машину в плотный огненный кокон. В следующую секунду пламя полыхнуло так высоко, что достало до макушки дерева, растущего на тротуаре.

Из пламени вывалился огненный комок, покатился по тротуару и, уткнувшись в колесо большой задастой машины, вытеснившей с тротуара пешеходов, замер.

Взрыв вынес во второй машине стекла, ослепший от осколков водитель резко рванул руль влево, и "мерседес" с охранниками врезался в бетонный надолб. Из задней двери вывалился охранник и, сильно хромая, выдергивая на ходу из подмышечной кобуры пистолет, побежал к машине шефа, но приблизиться больше чем на десять метров не сумел - слишком люто полыхало пламя; схватившись рукою за брючину, пропитавшуюся кровью, охранник откатился к огненному колобку на тротуаре, но и к колобку тоже нельзя было подойти. То, что охранник увидел, исказило его лицо, глаза едва не выскочили из орбит: в горевшем колобке угадывалась длинноногая "телка", обрубленная по колени. Туловище, словно масло, догорало на тротуаре. К полыхающему колобку тянулись два красных осклизлых следа.

Охранник оторопело слезившимися от боли глазами глядел на горящий комок, потом перевел взгляд на полыхающую машину шефа и отер рукою лицо. Там что-то начало рваться - скорее всего, патроны, что находились в пистолетах шефа. Некоторое время охранник стоял неподвижно, глотая воздух широко распахнутым ртом, потом опустился на заплеванный тротуар и заплакал.

Он не мог прийти в себя до тех пор, пока не прикатили одна за другой три машины: одна с синей мигалкой, милицейская, вторая - пожарная, длинный красный вагон с выдвижной лестницей и звучной сиреной, и третья новенькая карета "скорой помощи", больше похожая на броневик. Когда машины подъехали к месту трагедии, спасать было некого, тушить было нечего. Охранник, продолжая сидеть на тротуаре, неожиданно начал дергаться, словно внутри у него заработал мотор, потом со звериным повизгиваньем потыкал пальцем в сгоревшую машину шефа с обугленными мертвяками и завыл:

- И-и-и! И-и-и!

Но Жига ничего этого не видел, он уже подъезжал к своему дому. Дома Жига сел за уроки: после того, как он занялся новым делом, его потянуло на учебу. Что-то сделалось с этим двоечником. Нина Порфирьевна останавливалась около него и глядела с испугом и сочувствием, как на безнадежно больного. Она даже несколько раз протягивала руку к его голове, чтобы потрогать лоб и проверить, нет ли у него температуры, но останавливала себя, не зная, как Жигунов на это отреагирует.

А может, она думала о другом, о том, что в каждом классе должен быть свой отпетый двоечник, свой Мишка Квакин, в её классе Квакиным был этот горластый паренек, и все уже к этому привыкли, а сейчас он получил две четверки подряд и, судя по всему, останавливаться на этом не собирался. Что с ним приключилось, Нина Порфирьевна ума приложить не могла. Она настолько была озадачена этим невероятным фактом, что даже перестала придираться к своим подопечным, она думала лишь о Жигунове и иногда шептала, обращаясь сама к себе:

- Ну, Жигунов! Ну, Жигунов!

Веревка на следующий день принес гонорар - очередные двести баксов, торжественно вручил их Жиге и неожиданно произнес голосом, похожим на недоумевающий голос Нины Порфирьевны:

- Ну, Пенек! Ну, Пенек!

- Еще задания будут? - деловито спросил Жига, пряча деньги в карман.

- Будут задания, будут! - неожиданно раздражаясь, ответил Веревка и бросил резким, тонким по-птичьи голосом: - Жди!

Следом Жигунов снял "индюка" - толстого вице-президента одного из коммерческих банков, обитавшего рядом с большой строительной площадкой. Из-за этой площадки его машина не могла подъезжать к самому дому, и банкиру приходилось вылезать из машины и, минуя кучи строительного материала, пешком добираться до подъезда.

Тропка, которой он шел, оказалась для добродушного, с расплывшимся ликом толстяка последней в его жизни. Сверху на "индюка" свалилась огромная бадья с раствором, невесть кем и для чего поднятая наверх.

Бадья расплющила толстяка как лепешку. Опознавали банкира по щегольским лаковым штиблетам с широким модным рантом, по костюму, сшитому из тяжелого, модного в этом сезоне "мужского" шелка и золотым коронкам, вылезшим из месива, в которое была превращена его голова.

Стройку окружил милицейский кордон, следователи начали трясти рабочих, двух прорабов-молдаван, приехавших в Москву на заработки, несчастные люди, им теперь не выбраться из Белокаменной, затаскают, засудят за то, что не присмотрели за бадьей. Арестовали специалиста по технике безопасности, жалкого старичка с лиловым носом, остальных взяли на карандаш...

Единственный человек, которого милиционеры беспрепятственно выпустили из кольца, был пацаненок со школьным профилем, случайно оказавшийся на стройке.

- А ну вон отсюда, пока я твою мать не пригласил в детскую комнату! рявкнул на него майор, командовавший облавой.

Жига исчез стремительно, словно дух бестелесный, даже тень его нигде не промелькнула, а милицейские мужи продолжали изучать бадью, труп да следы, оставшиеся на лесах.

Черный похвалил Жигу - впрочем, самого Жигу он так ни разу и не видел, и видеть не собирался, - киллер должен знать только одного человека, того, который дает ему задания, в данном случае - Веревку, так что слова похвалы он передал Веревке. Добавил:

- Если дело так пойдет и дальше, то очень скоро ты, парень, пойдешь на повышение, из "шестерки" превратишься в "семерку".

- Рад стараться! - по-солдатски ответил Веревка и на следующий день передал Жиге новое задание - убрать одного продажного деятеля в милицейских погонах, "крысака", который работал и на наших, и на ваших, и на "паханов" со стороны. Короче, надоел продажный мент кое-кому хуже горькой редьки.

Узнав о новом задании, Жига поморщился:

- Убрать мента - штука сложная! - Будто у него был опыт по этой части. - Мент - это мент. Отказаться никак нельзя?

- Никак.

Жига снова поморщился.

- А если я все-таки откажусь?

- Тогда я тебе не позавидую. - Веревка произнес эти слова таким тоном, что у Жиги под мышками, как у толстой бабы, стало мокро.

- Ладно, - произнес он нехотя, передернувшись нервно лицом.

Поразмышляв немного, Веревка постарался успокоить подопечного.

- Ты это... - сказал он, - ты не дрейфь, Пенек! Понял? Менты - такие же люди, как и все остальные. Такие же мясные, костяные, с соплями и жилами, так же харкают кровью, когда их угощают свинцовым "диролом".

Жига ушел домой, не сказав Веревке ни слова, - просто развернулся и медленно, будто очень усталый, сгорбленный старичок, побрел домой, загребая носками ботинок пыль по дороге и думая о том, что завтра Нина Порфирьевна обязательно устроит какой-нибудь новый опрос насчет "кем быть?" - такое у него было предчувствие. И сдвинув в ехидной улыбке свой жабий рот, обязательно поинтересуется, кем же хочет стать в будущем её ученик Жигунов.

Прошлый раз он лихо обрезал её. От возмущения у старой квашни едва не потрескались стекла в очках... А что он ответит сейчас?

Наверное, то же самое, только оснований для такого ответа у него будет гораздо больше, чем месяц назад.

Дома он спрятал деньги. Потом, словно бы вспомнив о чем-то, снова извлек скромную долларовую пачечку, аккуратно уложенную в конверт, пересчитал купюры и вздохнул. Если бы у него сейчас спросили, для чего конкретно он копит деньги, он не ответил бы на такой вопрос. Конкретной цели у него не было.