- А вечером мы с вами немного похулиганим, - заговорщицки, пониженным тоном произнес Невский, - вечером мы пойдем в казино. А пока давайте доедать осьминога.

- Тебе здесь нравится? - повторил Поплавский вопрос шефа, когда они остались с женой вдвоем в номере. Поплавский, как опытный разведчик, ищущий в щелях жучков, тараканов и прочие подслушивающие устройства, исследовал номер, постучал ладонью по стенам, одобрительно похмыкал, осмотрев ванную, похлопал дверцами шкафа в прихожей, восхитился: - Блеск!

- Блеск с треском, - не согласилась с ним Ирина, ожесточенно сдиравшая с себя платье через голову - где-то заела молния, где-то ткань липла к горячей коже и мешала. Ирина, сердясь, крутила головой, взметывала руки, боролась с одеждой.

Обнажились её ноги, молодые, с гладкой кожей - недаром классики литературы сравнивали хорошую чистую кожу с шелком и атласом, - у Поплавского внутри зажегся жадный огонек, он хотел было шагнуть к Ирине, взять её за плечи, прижаться лицом к её голове, ощутить вкусный запах её волос, затянуться им, будто дорогой и вкусной сигаретой, но что-то парализовало, сдавило ему руки, он почувствовал в собственном, очень естественном желании нечто воровское, браконьерское, чужое и замер в неловком, обрезанном на половине движении.

- Помоги мне, - сдавленным голосом попросила Ирина. - Чертово платье! Не люблю старые вещи.

- Да оно у тебя почти новое.

- Зато покрой у него времен кайзера Вильгельма.

Он помог ей освободиться от платья, Ирина выдернула голову из тесного разреза и шумно выдохнула:

- У-уф!

- Ничего. Скоро у тебя будут новые платья. Много, - пообещал Поплавский, аккуратно, едва уловимым движением поправил растрепавшиеся локоны на Ирининой голове, затем скупо, словно бы не веря, что он женат на этой яркой красивой женщине, улыбнулся. Произнес задумчиво: - Только ты меня не подведи.

- В чем не подведи? И вообще, при чем тут я?

Поплавский не ответил на этот вопрос, ещё раз улыбнулся, вздохнул, губы у него, несмотря на улыбку, горько сморщились, он помял себе пальцами горло, откашлялся. Пожаловался:

- Что-то я не в своей тарелке...

- Осьминог был очень острый. Это плохо для желудка.

- Желудком, ты знаешь, я никогда не страдал. Желудок у меня, как у утки, может переваривать стальные шарики и ржавые гвозди. Брюхо здесь ни при чем. При чем что-то другое.

- Может, печень? Почки?

- Нет. - Поплавский набрал в грудь воздуха, стукнул кулаком туда, где находилось сердце: - Дыхание что-то зажало, кислорода не хватает... А отель тебе что, действительно не нравится? Пять звезд - высокий полет.

- Звезд... Звездей, как ты иногда говорил в своей военной молодости. Разве в этом дело? Это все наносное, пыль. А здесь много пыли. И этот шеф твой с крепкой хваткой собственника, готовый родную мать обменять на участок земли - это тоже пыль, это все второсортное, неважное. Важны мы с тобою, ты и я.

- Это верно, - растроганно, поддаваясь жене, её настроению, пробормотал Поплавский, - ты и я. Мы всегда будем вместе, никогда не расстанемся. Ты и я... - Жена прижалась к нему.

Вечером они пошли в казино. "Имбат", как всякий пятизвездный отель, имел свое казино - тесноватый дымный зал, наполненный шумом, треском автоматов, гомоном людей, мягким звоном вращающегося колеса рулетки, игроков в казино было много, как много и зевак, праздного воскресного люда, сбегающегося на всякий огонек. Невский внимательно оглядел зал, поморщился:

- Я-то полагал, что в таком отеле казино должно быть пошикарнее...

- Может, уйдем, Александр Александрович? - предложил Поплавский.

- Зачем? Уйти мы всегда успеем. Лучше попробуем выиграть что-нибудь у этих одноруких бандитов, как их величает прогрессивная печать человечества, - Невский едва заметно усмехнулся, - потом выпьем пару коктейлей в баре либо бутылку шампанского и снова попробуем выиграть денежку. Все, что выиграем, потратим на коктейли с шампанским. Как вы считаете, Ириночка? - Невский мягко коснулся руки Ирины, склонил крутолобую, с редкими бровями голову, оглядел её оценивающе.

- Я согласна, - весело отозвалась Ирина.

- Как прекрасно сочетаются эти два слова: "я" и "согласна", - отметил Невский, глаза у него оживились, блеснули жадно, он взял Ирину под руку: Те деньги, что потратим на жетоны для автоматов, считать не будем, а те, что выиграем, - по старой русской традиции пропьем... Прогудим. - Он хрипловато рассмеялся.

Пальцы у Невского были жесткими, сильными, Невский причинил Ирине боль, заставил нехорошо замереть и на несколько мгновений остановиться сердце, ей сделалось неприятно. Легкое хмельное состояние, в котором она находилась, быстро улетучилось, казино на неё не произвело впечатления: ни игорных страстей, ни азарта, ни тайн, которыми должен быть пропитан воздух в таких заведениях... Лица у игроков бледные, прокуренные, с нездоровыми припухлостями под глазами. Пахнет потом и чем-то еще, сладковатым, несвежим.

Невский мигом уловил перемену в её настроении, сжал железными пальцами локоть:

- Вам здесь не нравится?

Ирина замялась, неопределенно приподняла одно плечо:

- Не пойму что-то.

- Значит, не нравится. - Невский внимательно, очень серьезно, как гипнотизер, сосредоточенно поглядел на нее, с огорчением развел руки в стороны. - А мне так хотелось вам угодить. И вот теперь... теперь мне горько от того, что вам здесь не нравится.

- Ну почему же... - Ирина посмотрела жалобно на мужа, словно бы искала у него поддержки, но тот молчал. Ирина повторила: - Ну почему же...

- Вижу, вижу - не нравится. Пойдемте в бар, выпьем по коктейлю или по бокалу шампанского... чего там есть еще? Потом я просажу быстренько энную сумму, и мы покинем этот дымный зал...

- "И дым отечества нам сладок и приятен", - невпопад процитировал классика Поплавский, голос у него был сухим, бесстрастным, как у учителя литературы, приготовившегося поставить двойку одному из своих подопечных, левый глаз нервно подергивался.

- Особенно если его сдобрить запахом французских духов, как справедливо заметил один остроумный человек, - Невский хрипло рассмеялся, достал из кармана синий стеклянный глазок, украшенный ярким белым бельмом, показал Ирине, - это и есть знаменитый турецкий машаллах. Помогает во всем. Предохраняет от сглаза, от пропажи денег, от измены мужа, от ссор с соседями, от препирательств с почтальоном, от неприятностей на работе, от невыгодных контрактов, от утечки информации - от всего. - Он вновь хрипло и незнакомо рассмеялся, помахал перед собой ладонью, разгоняя застойный дымный воздух. - Однажды, когда я работал ещё в министерстве, поехал в командировку в Киев. Там один знакомый скульптор подарил мне плошечку, так же, как и машаллах, оберегающую от сглаза. Только та плошечка не от всего сразу оберегает, а от чего-то одного... На Украине машаллахи те называют отоглядками. Я спросил: от чего же мне досталась отоглядка? Ответ был достойный, оцените: "От партийного выговора".

- Ну и как, помогла отоглядка?

- Нет, через два месяца я получил выговор. Как раз по партийной линии. За подписание контракта с недружественной страной.

- Александр Александрович, пусть это будет у вас самым большим огорчением в жизни. У всех - и у меня тоже, например, - были такие выговоры, - сказал Поплавский и Ирина неожиданно для себя покраснела она-то знала, что у Поплавского никогда не было никаких выговоров - ни партийных, ни служебных, ни профсоюзных, и вообще такой выговор в армии просто-напросто означал бы конец карьеры... Невский остро глянул на Поплавского и не сдержавшись, засмеялся - он это тоже знал, приподнял обе крепкие, с короткими пальцами руки, придавил ими воздух.

- Все, все, все, - сказал он, легонько чмокнул губами в синий стеклянный глазок и спрятал в карман. - Выпиваем по вкусному коктейлю - и за игру!

Играл он на автоматах с покерной "начинкой", составлял хитрые комбинации, пробовал блефовать, но с железом, как известно, не очень-то поблефуешь, железо обязательно обыграет человека, и выиграл, а если быть точнее, отыграл, в конце концов, лишь четвертую часть того, что заплатил за жетоны. Невский поднялся из-за автомата, крутанул кожаный, привинченный к полу стул, весело сощурил глаза: