- Какую ещё такую дарственную? - чувствуя, что льда внутри становится все больше, спросил Бессонов.
- На квартиру, - легко и весело, как ни в чем не бывало, словно речь шла о пустяке, ответил Антон. - На все это, - он снова пальцем обвел воздух рядом с собою.
- Да вы что? - чувствуя, что ему не хватает дыхания, в груди все скрипит, воскликнул Бессонов. - Вы в своем уме?
Антон легко оторвался от кресла, сделал два стремительных ловких шага - он будто бы одолел эти метры по воздуху, - и с ходу рубанул Бессонова ногою в живот. У того в глазах почернел белый свет. Бессонов сложился пополам, прижал руки к животу, из открывшегося от боли рта на пол потекла розовая слюна.
- Э-э-э, - безголосо засипел он.
Антон опустился в кресло.
От двери устремилась в комнату на помощь согнувшемуся, сипящему от боли Бессонову жена, молча замахала руками, когда Егор перехватил её за туловище.
- Э-э-э, - продолжал, корчась, сипеть Бессонов.
- Ну как? - насмешливо поинтересовался Антон. - Убедительный аргумент я привел, а? Предупреждаю, так будет и впредь, если начнешь кочевряжиться.
- Э-э-э, - никак не мог разогнуться Бессонов. Боль стягивала его тело в один узел, словно Бессонова накрыли стальной авоськой, которая вгрызалась в кожу, в мышцы, и он никак не мог выпутаться из нее, не мог захватить побольше воздуха ртом, чтобы оживить опустевшие легкие.
- И ещё имей в виду, дядя, если будешь сопротивляться, молчать по-ослиному, я включу счетчик, - пообещал Антон.
Что такое счетчик, Бессонов не знал, хотя догадаться было несложно, и он отрицательно покрутил головой.
- Значит, ты все понял так, как надо, - произнес остывающим голосом Антон. Улыбнулся широко, зубасто. - А шести с половиной тыщ у тебя тоже нет?
- Нет, - просипел сквозь зубы Бессонов. Пространство перед ним немного разредилось, он всосал в себя воздух, выдохнул.
Услышал, как где-то далеко-далеко взвизгнула жена - она прорывалась к мужу, а Егор её не пускал. В конце концов он пропустил её к окну, прижал там.
- И денег этих у тебя никогда не будет?
- Никогда, - просипел Бессонов, цепко хватая все, что слышал, реагируя на слова, но не понимая еще, куда клонит Антон.
- Ну что ж, тогда тебе придется все-таки отписать свою квартиру...
- К-как отписать? - Бессонов все ещё не мог справиться с сипением, держался в скрюченном положении.
- Очень просто. Оформить дарственную. На меня, например. Или на Егора.
- А я где буду жить?
- Это твои проблемы, дядя. Не надо было бить нашу машину.
- Так не пойдет. - Бессонов отрицательно помотал головой.
Антон непонимающе, с людоедской жалостью глянул на него, легко воспарил над креслом и в знакомом движении выбросил вперед ногу.
Бессонов опять не успел уклониться - у него от первого удара все ещё плыло перед глазами, только-только начало успокаиваться дыхание, а боль сжиматься в комок. Он вскрикнул, спиной повалился на пол и по скользкому, хорошо обработанному лаком паркету, подъехал на спине к самым ногам жены, притиснув руки к животу.
Антон тем временем запустил руку себе под куртку, в нагрудный карман, вытащил оттуда черный кожаный бумажник с золоченым значком - монограммой какой-то западной фирмы, достал оттуда два листа бумаги. Придвинул к себе журнальный столик, ободрав ножками лак на паркете.
- Аккуратнее, Антон! - заметив обдиры, крикнул от двери Егор, имущество не государственное.
- Вот именно - не государственное. - Антон не сдержал ухмылку - она нарисовалась у него на губах сама по себе, помимо его воли, победная и ироничная, обидная для Бессонова, но Бессонов не видел её, он, корчась, боролся с обжигающим жаром, с болью, с красным душным пологом, опустившимся на него. - Было ваше, стало наше, - Антон продолжал ухмыляться. Провел рукою по бумаге, расправляя её, достал ручку - тоненький золоченый "кросс", такой же дорогой и популярный, как знаменитый "монблан".
- Егор, подкинь-ка мне паспорт этого вяхиря. Будем составлять протокол.
Милицейское слово "протокол" вызвало у него невольную улыбку - вот, дожил, дескать, с таким народом, как Бессонов, до чего только не докатишься, приходится протоколы составлять, как рядовому менту, дружки по кодле узнают - засмеют. Антон посерьезнел, прикрыл губами порченые зубы не засмеют, сами тем же занимаются, так велит подловое начальство, того требует закон общака: отыскивать недотеп вроде Бессонова и отнимать у них все, что они имеют. Если есть справная машина - отнять машину, если есть справная хата - отобрать хату, если нарисовалась у "клиента" дача отобрать дачу... И так далее.
- Держи! - Егор кинул напарнику паспорт Бессонова - краснобокая книжица распластавшейся птицей перелетела через комнату и ловко приземлилась в руки Антона.
- Так-ак... Бессонов Николай Николаевич, - протянул Антон. Прочитав первые строки паспорта, начал аккуратно вырисовывать их в свой "протокол". - Прописка... С прописочкой все в порядке, поскольку Николай Николаевич - образцовый гражданин, никогда не осложнял отношения с паспортным столом и не нарушал режим проживания в столице нашей Родины.
Бессонов приподнялся над полом, встал на четвереньки, покрутил головой, стряхивая с себя красную обжигающую пелену.
- Правильно делаешь, что подымаешься, - одобрительно кивнул Антон, он вновь пришел в ровное расположение духа. - Тебе сейчас расписываться придется... - И добавил, похмыкав: - Николай Николаевич!
Снова склонился над листами бумаги, заполняя их.
Бессонов окончательно понял, что это за люди, Антон и Егор, - и от того, что он ошибся, сам, добровольно впустил их в свой дом, своими руками открыл им дверь, ему было сейчас погано, во рту сбилась в кисель горечь, перед глазами продолжали плавать красные лохмотья - вроде бы и освободился от них, а оказывается - нет.
- Антон, надо бы нотариуса вызвать, - подал голос от двери Егор.
- Сейчас, закончу писать. Да и клиент пусть дозреет до этого серьезного момента.
Когда "клиент дозрел", Антон позвонил нотариусу и за шиворот подтащил Бессонова к столику, сунул в пальцы ручку. Егор, стянув жене Бессонова рот косынкой - "Чтобы, бля, не блажила", - пояснил он и, привязав за запястье к батарее, стал наготове сзади Бессонова.
- Подписывай, дядя, и мы квиты, - сказал Антон Бессонову, - твоя квартира как раз тянет на стоимость ремонта нашей иномарки.
Бессонов, впустую пожевав губами, потянул к себе листы бумаги, тупо вгляделся в них.
- Что это? - пробормотал он, сплюнул на пол кровь.
- Отпущение грехов, - хихикнув, доброжелательно пояснил Антон, он находился в прекрасном расположении духа. - Подписывай, дядя! Если не хочешь, чтобы я тебя снова ногой по брюху оприходовал.
- Не хочу. - Бессонов беспомощно оглянулся, увидел прикрученную к батарее жену с перевязанным ртом, в глазах у него возникло затравленное выражение, губы сжались.
- Раз не хочешь, тогда... - Антон пальцем показал Бессонову, что надо делать - лихо расписался в воздухе и повел глазами на бумагу. - Подписывай маляву, и дело с концом. А через десять минут сюда явится нотариус с печатью и все быстро узаконит.
- Но мне негде будет жить. - Бессонов вновь оглянулся на жену, поправился: - Нам негде будет жить.
- А это, дядя, повторяю, твои проблемы. Не надо было бить своим старым драндулетом дорогую иномарку. Егор! - тихо скомандовал Антон, и Егор не заставил себя ждать - ногой врезал Бессонову по заду, целя между ног, в самое больное у мужчин место.
Бессонов вскинулся, со стоном отвалился от столика, стараясь захватить ртом воздух, схватился пальцами за низ живота. Потом судорожно, неровными рывками перебросил руку на сердце.
- Сердце... - простонал он, - сердце.
Антон тревожно переглянулся с напарником. Егор недоумевающе приподнял плечи:
- Бил-то я его не по сердцу, а по лошадиным гениталиям. Видишь, как они выпирают из штанов? Как у мерина.