Не думал, не гадал Терентьев, что эта простая фраза вызовет у жены бурную реакцию. На Леночкино лицо наползла тень. (Наверное, именно с этого момента и начались ссоры в семье Терентьева, которая окружающим казалась идеальной, именно этот разговор и стал отправной точкой дальнейших событий.)

- Гробить остатки здоровья из-за каких-то твоих нововведений я не желаю, - резким тоном заявила Лена. - На подхвате у тебя есть старая грымза, - Лена имела в виду бухгалтершу-пенсионерку, - вот пусть она и попляшет малость под твою дудку, а мне ещё надо детей воспитывать... Ты это понял?

Тут Терентьев впервые увидел, какими злыми и холодными могут быть глаза у жены. Он передернул плечами, будто его насквозь пробил мороз, и поспешил согласиться с Леночкой.

- Ладно, пусть бабушка русского бухучета попляшет под мою дудку поусерднее, ничего с ней не сделается.

Он постарался максимально снять напряжение, возникшее, как ему показалось, на ровном месте, но не получилось. Лена уехала домой недовольная мужем, со злым выражением, прочно поселившимся в её глазах. Терентьев метнулся было за ней, но остановил себя: не надо этого делать. Вдруг она со зла что-нибудь наговорит? А он ей ответит? Потом снова она ему, а он ей... Так и покатится с горы тяжелый снежный ком. Остановить его потом будет трудно.

Он остался на работе, открыл секретер, извлек оттуда бутылку коньяка, налил себе целый стакан. Выпил залпом, но ни вкуса, ни крепости напитка не почувствовал. Будто это была обыкновенная вода. Он был расстроен.

Вечером, когда Терентьев приехал домой, Лена отказалась разговаривать с ним, и Терентьев впервые в жизни почувствовал, как у него нехорошо сжалось сердце.

Лену словно бы подменили, в ней исчезла прежняя мягкость, она стала резкой, беспокойной, Терентьеву не хотелось верить, что во всем виноват только он, а точнее - его резкая фраза, произнесенная невпопад... Он не узнавал Лену. Кто-то из знатоков человеческих душ, кажется Паустовский, заметил, что когда однажды утром муж встает с постели и замечает, что у жены дряблые груди и сильно отвис живот, а она недовольно морщится по поводу гусиных пупырышков, выступивших у него на ногах, разрыв между этими людьми неминуем. Видимо, нечто подобное произошло и у Терентьева с женой, а уж неосторожная фраза была только толчком, который ускорил разрыв.

Терентьеву сделалось больно: неужели все так просто, так легко кончается? Будто не было прошлого, тепла их дома, цветов, снимков, на которых Лена смотрит на мужа с нескрываемой нежностью, поездок на Кипр и в Эмираты, теплого моря и увлекательной охоты на крабов? Неужели ничего этого не было?

Терентьев несколько раз пробовал объясниться с женой, но все попытки оказались тщетными: Лена поджимала губы, делалась высокомерной, глаза источали злой свет, и Терентьеву становилось не по себе.

Неожиданно ему в голову пришла мысль: а что, если у Лены появился... как это раньше называли? Посторонний мужчина. Терентьев немедленно выбросил эту мысль из головы: такого не может быть! Почему? Да по определению. Не может быть, и все.

Он гнал эту мысль прочь от себя, а она все лезла и лезла в голову. В конце концов он решил: а ведь проверить это очень просто - стоит только заплатить энную сумму в частное сыскное агентство. Терентьев так и поступил.

Результаты наблюдения ошеломили его: у Лены действительно завелся молодой человек - высокий, коротко остриженный блондин с толстой золотой цепью на шее. Встречаются они у него на квартире недалеко от метро "Смоленская". У молодого человека было две машины - джип и БМВ. Видно, парень средней крутизны. Частный сыщик, выложив материалы перед Терентьевым, так и сказал:

- Парень средней крутизны.

Терентьев не знал, как быть, - внутри что-то мокро хлюпало, словно бы там скопились слезы. Он проводил сыщика и попросил секретаршу в кабинет к нему никого не пускать. Открыл секретер, достал оттуда початую бутылку коньяка и, как и три недели назад, налил себе полный стакан.

И опять, как тогда, не почувствовал ни вкуса, ни крепости.

Вечером он, придя домой, долго глядел на жену, возившуюся с детьми та под его взглядом невольно ежилась, передергивала плечами, а он в упор, неотрывно, не мигая, глядел на нее, ждал, когда она отпустит сыновей.

Лена словно бы что-то почувствовала, долго не отпускала их от себя те рвались к компьютеру, к новой игровой приставке, а Лена держала их. Наконец Андрюшке с Антоном удалось освободиться, и они унеслись в свою комнату. Терентьев, продолжая глядеть на жену в упор, произнес очень тихо и зло:

- Сука!

Он понимал, что этим оскорбительным словом окончательно обрубает все пути к отступлению, но ничего поделать с собою не мог: ему надо было обязательно сказать то, что он сказал...

Ленино лицо напряглось, по нему скользнула тень, губы плаксиво поползли вниз, застыли, Лена рывком поднялась со стула, пыталась разлепить сведенный в судороге рот, но безуспешно.

- Сука, - повторил Терентьев, - сучка!

Лена всхлипнула, в глазах её вспыхнула такая ненависть, что у Терентьева даже перехватило дыхание: если бы у Лены сейчас в руках был нож, она, не задумываясь, всадила бы этот нож в него. Терентьев перевел дыхание, потом четким, слегка подрагивающим голосом продиктовал адрес, который Лена хорошо знала. Лицо Лены вновь дрогнуло.

- Ездит твой хахаль на джипе японской фирмы "Ниссан" номер двести шестьдесят шесть УУ и БМВ номер четыреста тридцать один УЮ. Знакомы тебе эти номера?

Лена так глянула на мужа, что лучше бы ему этого взгляда не видеть. Но ему уже было все равно.

- Может быть, тебе ещё что-нибудь рассказать? - хриплым чужим голосом предложил он. - А?

- Ты за мной следил, - произнесла она опустошенно, окончательно поняв, что скрывать больше нечего: тайное стало явным. Теперь остается только одно - воевать с Терентьевым. - Сволочь!

- У интеллигентных людей это называется по-другому, - сказал он, - но не в определениях суть. Как будем жить дальше?

- Увидишь.

И здесь Терентьев совершил ошибку. Ему надо было рвать с Леной незамедлительно - пусть будет больно, муторно, зато потом все наладится, встанет на свои места, но Терентьеву сделалось жаль детей: они-то тут при чем? Им мать нужна. Пусть некудышная, неверная, но все-таки мать. И Терентьев не сделал того, что должен был сделать. А Лена оправилась и разработала план действий. Грамотный план.

Вообще-то он не рассчитывал на счастливый исход, что все, мол, наладится. Этого просто не могло быть. Он жалел детей и полагал, что Лена займет такую же позицию, как и он, и не будет демонстрировать их разрыв перед Андрюшкой и Антоном, но ошибся: именно перед детьми Лена старалась теперь лишний раз подчеркнуть, что отец у них - никчемный, ничтожный человек.

Терентьев молчал. Но однажды не выдержал и сказал:

- Все, я больше не могу! Давай разводиться!

- Я готова! - незамедлительно последовал ответ. - Только, - Лена сделала кудрявый жест, словно бы расписалась в воздухе, - с условием: ты переоформляешь на меня свою фирму. Тогда я к тебе не буду иметь никаких претензий.

- Какие претензии? - голос у Терентьева задрожал. Он даже представить себе не мог, что у неверной его жены могут быть к нему какие-то претензии.

- Фирму на стол и - до свидания!

Терентьев понял, что Лена не шутит.

- Да ты что-о? - сипло, едва контролируя себя, вскричал он. - Я по двадцать часов вкалываю, я дело поставил на ноги, фирма дает доход... Слова, слипшись в комок, застряли у Терентьева в горле, он закашлялся.

- Ну, как знаешь! - Лена пренебрежительно дернула плечиком. - Тебе же хуже будет! - И ломающейся соблазнительной походкой вышла из комнаты.

Терентьев с нехорошим изумлением посмотрел ей вслед. "Выглядит кроткой овечкой, а аппетит, как у серого волка".

На следующий день он позвонил своему приятелю-юристу и без утайки рассказал ему обо всем. Тот посмурнел - по голосу можно было понять, как сильно испортилось у него настроение.